– Что вы имеете в виду, сэр? – озадаченно спросил возница, кривясь от музыкального покушения на свой слух.

Разодрав носовой платок, тощий дутарианин заткнул кусками ткани уши. А, вот так-то лучше.

– Если эти дамы могут вызвать подмогу, то и мы тоже! – сердито прорычал верховный жрец. – Только позволь заверить, что наши новые помощники будут намного более... инфернальными, чем любые из тех, что могут нанять они.

Сойдя с трапа, проф. Эйнштейн и лорд Карстерс пролезли через люк в планшире и оказались на деревянной палубе странного судна. Когда они ступили на нее, окружавший исследователей неестественный туман сделал последнее завихрение и растаял без следа. Когда в воздухе прояснилось, друзьям на мгновение показалось, будто они уменьшились в размерах. Однако тут же ошеломленные исследователи поняли, в чем дело: этот парусник был огромным. Чудовищно огромным. Громадней всего когда-либо виденного ими.

Судно походило на клипер Старого света, с уходящей вдаль, словно огромная пустынная равнина, главной палубой. К небу тянулись девять громадных мачт, все, как одна, толще Белой башни Тауэра. Десять тысяч акров парусов были опутаны милями канатов. На палубе имелась дюжина кабестанов с намотанными на барабаны цепями, отдельные звенья которых были настолько толстыми, что сами по себе могли служить якорями. Форкастль был больше, чем Альберт-Холл; на шканцах мог проводить маневры армейский батальон, в то время как ахтеркастль равнялся по величине замку Букингемского дворца.

Наблюдались и еще большие странности. Темная древесина корабля была рыхлой, и хотя, если не приглядываться, казалась прочной, было заметно, что материал весьма опасно деформирован. Вдобавок ко всему, там было четыре гигантских штурвала, каждый из которых был развернут в свою сторону, чего по определению быть просто не может. Медленно покачиваясь, как в кошмарном сне, корабль странным образом двигался независимо от волн и ветра, и над всем царил тихий вой, как по покойнику. Этот потусторонний стон издавала сама древесина плавучего монстра.

А еще там был экипаж. Вокруг Эйнштейна с Карстерсом по палубе рассыпались сотни моряков, и еще невесть сколько свисало со снастей, словно обезьяны в джунглях. Британские матросы соседствовали с викингами, глядевшими поверх голов хозяев китайских джонок. Испанские щеголи соперничали за место с американскими работорговцами, в то время как держащиеся подчеркнуто официально немецкие офицеры избегали всяческих контактов с австралийскими контрабандистами и эскимосскими китобоями. Темной ночью, когда с моря накатывает туман, принося с собой запах соли и гниющей рыбы, эти люди могли бы сойти за обычных моряков. Но только в том случае, если увидевший их находился бы под одуряющим воздействием запрещенного наркотика лауданум[25]. Их одежда висела лохмотьями; угрюмые, грязные, вонючие, частично разложившиеся, с печатью ужасных преступлений на каждом небритом лице – вот что представляла собой эта компания. У некоторых были перерезаны глотки, другие имели вытянутые шеи висельников; попадались и такие, кто расхаживал с ножом в спине и с выглядывающим спереди из-под рубахи острием.

Только один моряк не имел видимых увечий – рослый бугай, стоявший чуть в стороне от плотоядной толпы убийц. На нем были сапоги с отворотами, кожаные штаны, желтая шелковая рубашка и грязная красная косынка на голове. Шрам превратил его левый глаз в мертвый белый шар, а в правом ухе сверкало толстое золотое кольцо. И профессор, и лорд в этом босяцком шике сразу узнали пирата из прошлого века.

– Гляди-ка, да вы отличная парочка! – прорычал здоровяк, уперев кулачища в бока. – Никак не думал дожить до того дня, когда какой-нибудь чертов дурак попросит принять его на борт этого плавучего осколка ада, но вот же – вас целых двое! Хотя, полагаю, один человек на такую глупость в жизни бы не пошел.

– Эй, послушайте... – начал было угрожающим тоном лорд Карстерс.

– Извините, но вы, случайно, не капитан Пауль ван дер Деккен с «Летучего Голландца»? – перебил его, подходя поближе, профессор Эйнштейн.

– Нет! – нахмурился пират, размахивая узловатым кулаком. – Меня звать Джон Бонатер – Рыжий Джон для таких, как ты. И даже будь я капитаном, тебе бы все равно не обломилось с этого ничего хорошего! Твоя душа уже наша! – и он с дьявольским смешком показал наверх.

Эйнштейн и Карстерс дружно подняли головы и ахнули. Высоко среди снастей на узловатой веревке висел Феликс Эйнштейн. Но в петле болталась более молодая версия профессора, и на лице у него было такое же выражение безграничного горя, каким отличались физиономии остального экипажа.

– Постарайтесь ускорить дело, ладно? – крикнула профессору душа. – Тут необыкновенно неудобно.

– Лады, – ответил телесный профессор, отчаянно махнув рукой.

Вновь обретя прежний апломб, проф. Эйнштейн обратился к пирату:

– На данный момент я не сильно заинтересован в этом. Дело, которое я хочу обсудить с капитаном, касается совсем иного. Можно нам увидеться с ним?

Ткнув себя пальцем в грудь, Рыжий Джон рявкнул:

– С капитаном никто не встречается! Даже такие фрукты, как вы двое!

– А почему нет? – просто спросил Эйнштейн.

– Потому что я так сказал! – вызывающе крикнул Рыжий Джон. – Вот почему!

Зловеще посмеиваясь, экипаж выразил согласие враждебным ропотом.

Лорд Карстерс откашлялся в кулак, привлекая к себе внимание.

– Да, но понимаете, – громко и отчетливо произнес он, – мы желаем говорить с капитаном этого корабля, а не с каким-то сифилитичным, липкопалым, красноносым молокососом-пьянчугой.

При этих словах все члены экипажа разом побледнели. Мертвенно-белая кожа пирата, наоборот, чуть порозовела от ярости, и он с воплем выхватил заткнутую за пояс абордажную саблю.

– Черт побери! – крикнул Рыжий Джон, и на его трупных губах появились клочья пены. – Дайте ему шпагу! Я изрублю тебя на такие мелкие кусочки, что даже крысы тобой побрезгуют! Шпагу ему, я сказал!

Из толпы к лорду Карстерсу полетел, вращаясь в воздухе, шамшер[26]. Исследователь с невозмутимым видом ловко поймал оружие за рукоять и сделал несколько пробных взмахов.

– Хм, дешевая сингапурская сталь, 1820-е годы, – поморщившись, пробормотал лорд. – С неважным балансом и плохим лезвием.

Из толпы моряков раздался неохотный ропот одобрения.

– И если победа будет за мной, я увижу капитана? – спросил Карстерс, скидывая с плеча ремень и опуская тяжелую парусиновую сумку на палубу.

Стаскивая с себя шелковую рубашку, Рыжий Джон рассмеялся лающим смехом; когда он бросил одежду на палубу, открылась зияющая в груди дыра.

– Если победа будет за тобой? О, да, если победа будет за тобой. Но это будет бой насмерть, ты, целующийся с испанцами ублюдок, а мое мимолетное знакомство с полуфунтовым французским ядром дает мне небольшое преимущество, тебе не кажется?

Показывая, как ему скучно, лорд Карстерс подавил зевок.

Без предупреждения пират прыгнул вперед, бешено размахивая абордажной саблей в очевидной попытке расправиться с противником по-быстрому. Но Карстерс легко отбил атаку гибким движением запястья и воткнул острие шамшера глубоко в левое плечо пирата. Не ожидавший такого Рыжий Джон отскочил назад.

– Неплохой ход для прихлебателя короны, – признал пират, рассматривая рану. Ни капли крови не вытекло из нее, только струйка прозрачной сукровицы, пахнущая грязными ногами и озоном.

– Верблюд твою мать, – шепнул другу Эйнштейн.

– Верблюд твою мать! – прогремел Карстерс.

Рыжий Джон, яростно размахивая саблей, снова бросился в атаку, которую лорд легко отразил верхним блоком и отвел вбок. Но теперь пират начал двигаться осторожно, отскакивая назад и рубя, и начиная пускать в ход острие абордажной сабли. Это была неприятная смена тактики. Лорд Карстерс едва сумел остановить следующую атаку молниеносной серией блоков. Вскоре лорд уже медленно отступал под натиском стали живого мертвеца. Снова и снова ржавая сабля Рыжего Джона устремлялась проткнуть лорда Карстерса, и однажды достала до его шеи, оставив болезненный порез. Рану жег пот, кровь потекла тонкой струйкой за воротник рубашки, но Карстерс не обращал внимания на подобные мелочи.