— Финли, вы боитесь?

— Еще как! Почему нет? Он просто не бережет себя! Рискует так, как я не стал бы рисковать в моем возрасте!

— Я имел в виду другое. Я думал, вы знаете нечто такое, что не известно мне.

— Я видел то же, что и вы! Поэтому я встревожен! И считаю, что у меня есть для этого основания. Давайте работать вместе. Доведем Карра до конца живым и невредимым. Хорошо?

— Хорошо, — тихо, сдержанно произнес Джо.

Следующий день ушел на съемки третьего ракурса. Карр несколько раз отрепетировал сцену. Первый дубль не закончили по техническим причинам. Произошел обрыв в силовом кабеле, питающем камеру. Они сделали второй, третий дубли. Четвертый оказался хорошим. Во всяком случае приемлемым. Затем устроили перерыв на ленч.

Во время ленча Джок и Джо обсуждали, есть ли смысл сделать еще один дубль. Джок решил, что это нужно. После ленча съемки возобновились. Не ограничившись одним дублем, они работали столько, сколько позволило освещение. Карр сам прервал первые два дубля. С его памятью, похоже, что-то произошло. Порой случается так, что актер не может вспомнить свои слова и говорит: «Извините. Сделаем это еще раз».

Карру это было несвойственно; Джок встревожился. Престон забыл, как развивается действие, или испытывал внутреннее сопротивление. Или ему мешали воспоминания о том моменте, когда копыта оказались совсем рядом с ним.

Когда освещение уже начало «уходить», они наконец сделали дубль, показавшийся всем удачным. Что бы ни беспокоило Карра, Джок знал, что это привело к лучшему дублю дня. Когда Престон возвращался к своему трейлеру, его догнал Финли и сказал:

— Последний дубль просто великолепен!

— Спасибо, — ответил Карр.

В этот момент конюх вел мимо них животное. Карр не упустил возможности шлепнуть коня по блестящему боку. Конюх увел мустанга, затрачивая на это много сил.

— Вы можете завтра отдохнуть, Прес, — сказал Джок. — Джо считает, что нам следует поскорее отснять реакции, тогда у нас будет меньше проблем при монтаже.

— Да?

Тон Карра свидетельствовал о том, что актер собирался доиграть весь эпизод до конца без перерывов, сколько бы времени это ни заняло. Но он лишь кивнул, продолжая идти к своему трейлеру.

Джок проводил Карра взглядом, оценивая его. Изменилось ли что-то в походке, внешности актера? Конечно, проработав весь день на жаре, человек выглядит усталым, немного сутулится. Или после слов доктора актер уже никогда не будет казаться Джоку прежним Карром?

Следующие два дня ушли на съемку реакций. В первый день снимали Дейзи. Она играла лучше, чем ожидал Джок. Актриса испытывала и демонстрировала страх, который позже передастся зрителям. Он казался искренним, реальным, потому что был таким. Дейзи не знала, что сказал доктор. Интуиция любящей женщины говорила ей то же самое.

Реакции Бойда, которые снимались во второй день, были простыми, прямолинейными, профессиональными. Он с презрением относился к съемке реакции. Считал их самой фальшивой частью работы киноактера. Демонстрировать любовь, страх, ненависть, тревогу, отделенные днями или даже неделями от событий, их вызвавших, на его взгляд, было наихудшим обманом. Кукольным театром. Но он делал это тщательно, экономно, сдержано. В реакциях нельзя переигрывать.

Бойд всегда помнил о своих друзьях с Востока, которые без стеснения писали ему о том, как ужасно выглядит он на экране. Ему платили шесть тысяч долларов в неделю, а они сидели на профсоюзной смете, составлявшей сто шестьдесят семь долларов и пятьдесят центов.

Джок уже давно не ждал от Бойда потрясающей игры. Если молодой человек справится с ролью, этого будет довольно. Все внимание критиков достанется Престону Карру и Дейзи Доннелл, как и должно быть.

Конечно, несколько молодых критиков-гомосексуалистов назовут приличную игру Бойда «великой»; они увидят в ней «самоотречение и скромность, подчинение картине». Словно он сознательно проявил лишь часть своего таланта. Эти критики вспомнят покойного Джимми Дина и даже первые картины Брандо.

Но Джок знал правду. Конечно, он будет рекомендовать Бойда другим режиссерам, но для себя он уже сделал вывод: не подпускай к художественным фильмам посредственных телевизионных актеров!

Утром первого дня, когда предстояло снимать единоборство Карра с мустангом, небо оказалось затянутым облаками, что сулило непреодолимые проблемы при монтаже. Прежде небо было ясным, голубым. Новые погодные условия помешают соединить сегодняшние удачные кадры с уже отснятым материалом.

Надо направить объектив так, чтобы в него не попало небо, подумал Джок. Такой ракурс может оказаться интересным. Хотя и отличным от того, что он планировал. Режиссер решил, что поступит именно так. В любом случае это станет репетицией. Он увидит скрытые возможности эпизода. Изучит материал, подправит освещение, придумает новые детали действия и конфликта в дополнение к тем, что уже породил в его воображении сценарий.

Во время завтрака, потягивая кофе, Джок раскрыл свои намерения Джо.

— Я думал, вы не захотите снимать при таком небе, — сказал оператор.

— Допустим, ничего не получится. Что мы потеряем, кроме нескольких тысяч футов пленки? Но если на нас снизойдет озарение…

Джок не закончил фразу.

— В таком случае вы потратите дни, возможно, недели, пытаясь снова поймать этот кадр. Потому что небо изменится, — произнес Джо.

— Все равно мы узнаем нечто новое. Прес что-то откроет для себя. Это станет прогоном.

— Таких звезд, как Карр, не используют для репетиций, — сказал Джо, собирая свои записи и страницы сценария, успевшими стать грязными от частых прикосновений.

Он отошел от стола.

— Джо!

Джок позвал оператора тихо, чтобы не привлечь внимания остальных.

— Он сказал что-нибудь? О том, как он себя чувствует? Боль прошла?

— Гордый человек не любит говорить о боли.

— Вы что-то заметили? Уловили?

Джо покачал головой.

— Тогда почему?

Оператор, снова качнув головой, направился к выходу. Джок последовал за ним.

Они покинули столовую. Джо сказал:

— Когда со мной случилось такое доктор предупредил, что через восемь недель я смогу делать все что захочу. Не перетруждая себя. Кроме вождения машины без гидроусилителя руля. Он запретил мне долго использовать мышцы рук, плеч, груди и спины.

— Как может Прес сыграть сцену единоборства, не используя всерьез эти мышцы? — спросил Джок.

— На вашем месте я бы подумал о Риане. Сейчас.

— Карр говорил с вами?

— Он не сказал ни слова! — запротестовал Джо.

— Разве Прес не говорит об этом в конце каждого дня, когда вы приходите к нему в трейлер?

— Нет.

— О чем он говорит?

— Он лишь спрашивает, как идет съемка. Удовлетворен ли я отснятым материалом.

— Понравилась ли вам его игра… — произнес Джок, уязвленный тем, что актер интересуется мнением оператора, а не режиссера Финли.

— Мы оба — ветераны, — пояснил Джо. — Думаю, это ему помогает.

— Неудивительно, что он не может полностью проявить свой талант. Он не отдает себя целиком в руки режиссера! Не доверяет ему.

— Он никогда таким не был, — сказал Джо.

Голденберг слишком поздно понял: Джок Финли воспринимает эти слова как обвинение в свой адрес.

— Вы хотите сказать — с другими режиссерами.

— Этого я не говорил, — возразил Джо.

— Сукин сын! После того как я выстроил образ и картину вокруг него, заставил делать вещи, которые, по признанию самого Карра, ему никогда прежде не приходилось выполнять. И сейчас он не идет за поддержкой ко мне! Увидев смонтированный материал, Прес не нашел добрых слов. Он не говорит со мной. Не спрашивает меня: удовлетворен ли я, нравится ли мне его игра!

— Не питайте к нему ненависти! — взмолился Джо.

— Ненавидеть актера! Нет, я не испытываю ненависти к актерам. Как и к плохим декорациям. Или к дерьмовому диалогу. Или к невыразительному освещению. Все это меня оскорбляет. Но я не трачу душевных сил на ненависть. Даже к величайшим актерам. Даже к вашему Королю!