— До сих пор я работал нормально, Марти?

— Конечно, малыш! В этом-то и дело! Ты снял великолепный материал. Защити его!

— Марти, кто с тобой говорил?

— Никто! С какой стати… Послушай, малыш, я думаю только о тебе. И хочу, чтобы ты закончил фильм! Чтобы он получился превосходным! Я защищаю твои интересы.

— Мои интересы, — едким тоном повторил Джок.

— Да! Я — твой агент. И исполнительный продюсер. Конечно, я хочу заработать. И говорю тебе как исполнительный продюсер: не перегибай палку! Не насилуй Карра! Не рискуй! Не губи все!

В голосе Марти появилась твердость.

— Другие приказы будут, мистер Исполнительный Продюсер?

— Послушай, малыш…

— Марти, я тебя выслушал в последний раз. Теперь слушай ты. Все, чем мы уже располагаем на сегодняшний день, получено благодаря моим усилиям! Не твоим! Ты — финансист, торговец. Но люди ходят в кино не для того, чтобы смотреть на твои контракты и цифры.

Ты лично можешь подняться на сцену и объяснить им, как ты ловчишь и маневрируешь, как ты благодаря мне стал исполнительным продюсером, но никто… никто, Марти… не заплатит и цента за твое шоу! Фильм — вот что смотрят люди. Мои чувства, мысли, плоды воображения — вот что им интересно. Поэтому не говори мне, что я должен делать!

А теперь, если вы желаете уволить меня, мистер Исполнительный Продюсер, сделайте это! Кто, по-вашему, закончит тогда картину?

— Малыш… малыш! Ты все понял неправильно. Я позвонил не для того, чтобы бороться с тобой, приказывать. Я хотел предостеречь тебя, посоветовать, спросить. Пожалуйста, не переусердствуй. Вот и все.

— Кто тебе звонил?

— Никто! Ты знаешь, как быстро распространяются слухи в этом городе. Их слышишь во сне.

— Тогда спи дальше, Марти. А еще лучше — когда я вернусь к мыслям о завтрашней съемке, сходи в «Чейзен». Закажи себе крабов. И нежный бифштекс. Потому что я предоставил Карру решать этот вопрос. Если он не захочет сыграть эту сцену, я воспользуюсь дублером. Так что не волнуйся. Все просто.

Марти произнес с облегчением:

— Хорошо. Я рад.

— Я рад, что ты рад. А теперь, мистер Исполнительный Продюсер, найди себе для разнообразия женщину и оставь меня в покое.

Джок бросил трубку.

Финли в ярости зашагал к своему трейлеру; он уже не гадал, кто позвонил Марти. Конечно, Джо Голденберг. Ключевая информация о четырехнедельном перерыве в съемках, который произошел восемь лет тому назад, исходила от Джо. Теперь Финли знал это. Все ясно. Логично. Неопровержимо. Джок остановился посреди лагеря, сделал резкий поворот и зашагал прямо к трейлеру Джо Голденберга. Он даже не постучал. С силой повернул ручку, и распахнул дверь; она ударилась о стенку, и вся алюминиевая конструкция задрожала.

Джо, сидевший над сценарием с дымящейся трубкой в руке, изумленно поднял голову.

— Держите ваш чертов язык за зубами! — гневно выпалил Джок, войдя в трейлер оператора. — Занимайтесь вашими обязанностями! Стойте за камерой! Снимайте то, что я устраиваю перед ней! Но не подходите к телефону! Слышите? Не вынуждайте людей звонить мне, просить, умолять, предостерегать меня!

Джо ответил ему невозмутимо, уверенно, однако с большим презрением:

— Молодой человек, мне не нравится, когда кто-то приходит сюда без приглашения и прерывает мою работу. Мне не нравится, когда на меня кричат. Мне не нравится ваша грубость. А больше всего мне не нравятся ваши ложные, нелепые обвинения.

— Вы звонили Марти Уайту! Как еще он мог узнать о состоянии Карра?

Джо не повысил тон. Чем тише он говорил, тем презрительнее звучал его голос.

— Если я и Марти владеем одной информацией, означает ли это, что мы в сговоре? Разве не может он волноваться так же, как я? Навести справки? Как сделал я. Поскольку факт имел место, разве не мог он установить его? Нет, я не звонил ему. А теперь сделайте мне одолжение — уйдите отсюда! Пожалуйста!

Джок замер, собираясь ответить. Потом, раздумав, направился к двери трейлера. Сжал ручку и остановился, услышав голос Джо.

— Сделайте мне еще одно одолжение.

Джок повернулся к оператору.

— Не убивайте Карра.

Лицо Джока вспыхнуло, стало сердитым; его желваки заиграли. Но Джо продолжил:

— Он очень гордый человек. Великий человек. Поскольку мир сделал его своим героем, он считает себя должником. Это чувство довлеет над Карром. Не заставляйте его делать невозможное.

— Прес согласится, потому что хочет этого сам! И это не убьет его!

Открыв дверь своего трейлера, Джок тотчас понял, что она здесь. Вечером Дейзи пользовалась одними и теми же духами с резким запахом. Он много раз вдыхал их. Финли закрыл дверь, повернулся и разыграл изумление. Она сидела в кресле, забравшись туда с ногами.

Комнату освещала лишь лампа, стоявшая на рабочем столе. Свет падал на белое мальчишеское лицо Дейзи, придавая особую нежность его фотогеничным чертам. На ней было легкое черное платье, подчеркивавшее красоту ее грудей.

Дейзи улыбалась. Однако ее напряжение бросалось в глаза. Она выпила несколько бокалов. Финли почувствовал это на расстоянии. Шагнув к Дейзи, он определил по ее зрачкам, что она также приняла большую дозу успокоительного.

Ее улыбка была нервной, испуганной.

— Я… захотела увидеть тебя… это необходимо… поговорить о той сцене в смонтированном материале… ты помнишь… где я нахожусь одна и впервые начинаю понимать, что, вероятно, влюблена в него…

— А, да… — произнес Джок.

Вот то, что все говорят о ней. Она всегда недовольна своей игрой. Ей нельзя показывать рабочие материалы. Он поступал верно, следуя этому правилу до настоящего момента. Ей осталось сыграть только реакцию на последнюю сцену Карра.

Но Дейзи испытывала такое напряжение, что Финли должен был ободрить ее. Сделать это ради Карра. Ради себя. Любой человек, проживший в Голливуде достаточно долго, умел распознавать признаки приближающегося нервного срыва. Одновременный прием спиртного и транквилизаторов ведет к «ошибке», в результате которой человек глотает чрезмерную дозу лекарств — всегда «случайно». Мертвенно-бледный пациент оказывается на носилках, его увозит машина «скорой помощи», и несколько дней это событие обсуждается прессой.

Джок видел это несколько раз — дважды подобное происходило с его девушками. Такая возможность всегда предусматривалась в кинобизнесе. Обычно жертвами становятся влюбленные хорошенькие девушки.

Поглядев на Дейзи, он ясно увидел все симптомы. Понял, что должен ободрить ее.

— Да, сцена осознания. Где ты одеваешься одна. Ты думаешь об этом и понимаешь, что хочешь понравиться этому человеку, заставить его заняться с тобой любовью. Поэтому ты раздеваешься и начинаешь одеваться заново. Теперь уже ты натягиваешь на голое тело полупрозрачное платье — свой самый элегантный наряд. Это получилось на пленке великолепно. Когда я добавлю музыку, ты будешь в восторге.

— Это… можно было сделать лучше, — промолвила она.

Имея дело с напряженной актрисой, Джок следовал правилу: увлеки ее беседой. Выговорившись, она обычно успокаивается.

Он сказал:

— Каким образом? Что ты можешь предложить?

— Ну… я бы хотела… мне кажется…

Она неуверенно встала. Начала молча играть сцену. Наблюдая за Дейзи, Джок сказал себе: «Господи, если бы она могла сделать это перед камерой». Сейчас в ее игре было все — испуг, смятение, природное чутье. Но страх уничтожал все это на съемочной площадке. Поэтому ей приходилось полагаться только на свое лицо, тело, грудь, платье, особым образом обтягивавшее зад и делавшее его самой фотогеничной попкой на свете.

Она сыграла всю сцену; в ней использовались ракурсы, при которых камера снимала отражение актрисы в зеркале. Дейзи воспользовалась маленьким зеркалом, висевшим на двери шкафа. Джок заметил выражение ее глаз. Они не были испуганными, растерянными. Девушка не пыталась увидеть в зеркале реакцию Джока. Она на самом деле хотела соблазнить его. Занималась этим. Выглядела отлично, была в ударе. От нее исходил густой аромат духов; под черным платьем, похоже, ничего не было. Она действовала преднамеренно, расчетливо.