— А я вам звонил несколько раз, и домой, и на работу! То говорят, нет, то не пришла еще, то будет позже. Вы что, на охоте пропадаете? А ведь интервью обещали!

Екатерина с удовольствием вслушивалась в легкие шутливо-укоризненные интонации, теплый добродеевский бас. Какой славный человек этот Добродеев!

— Какая там охота! У меня отпуск. Брожу по городу и радуюсь весне. Просто не верится, что скоро Новый год. И думаю, что лучше — отправиться в Крым или на лыжах в лес! А как вы?

— Я — никак. В застое.

Тут Екатерина заметила, что, несмотря на бодрый тон, выглядит Добродеев неважно. Бледен, подпухшие веки. Правда, выбрит до глянца.

— Что-нибудь случилось? — встревожилась она.

— И вы готовы немедленно прийти на помощь? Нет уж, Екатерина Васильевна, пока без детективов обойдемся! Все в порядке. Просто хандра! Знаете, как это бывает… Впрочем, откуда вам это знать! Так вот, просыпаешься однажды утром и думаешь, что тебе уже много лет, а ты ничего не достиг, ни в чем не состоялся, детей не родил, книгу не написал, дерева и то не посадил, и так далее! И ты впадаешь в депрессию. Случайный взгляд в зеркало, отражающее собственную морду лица, не внушающую больше никаких иллюзий, добивает. Работа осточертела. Друга близкого, чтоб припасть к его груди и долго и сладко рыдать, распив перед этим бутылочку хорошего коньяка, тоже нет. Женщина? Женщины нет, а есть женщины, извините за дешевый каламбур. И не слушайте меня, старого зануду. — Он преувеличенно-горестно вздохнул.

Екатерина расхохоталась. Все сегодня казалось ей просто замечательным. Даже нытье Добродеева.

— А знаете, какое самое лучшее лекарство от депрессии?

— Знаю! У вас, прекрасного пола, одно лекарство на уме — любовь!

— Любовь тоже неплохо! Но сложно. Лучше отправиться путешествовать. На природу, в лес!

— В пампасы и прерии! Вы серьезно? — Он напряженно смотрел на нее, словно от ее ответа зависело нечто очень важное для него.

— Конечно, серьезно! Вот прямо отсюда — и в вечность! В лес то есть!

— А вот знаете, Екатерина Васильевна, телепатия все-таки существует! Ведь я собирался в одно замечательное место, которое вполне можно использовать в медицинских целях. Как лекарство от ностальгии. Ну, не сию минуту, разумеется, а в принципе. Но одному туда как-то не улыбается. Хотите, махнем вдвоем? Раз уж Бог послал мне вас, как кусочек сыру старой вороне, а?

— Сейчас?

— Так я и знал! Природа, лес, ахи, охи, а как до дела, помочь депрессивному другу, так сразу в кусты! Сейчас? Именно сейчас! Сию минуту! Ну?

— А куда?

— А сюрприз! Старик Добродеев знает такие места! Вам и не снилось!

— Даже не знаю… — нерешительно протянула Екатерина, зная, что уже согласна, что от возможности походить по зимнему лесу ее охватывает предчувствие радости.

— Зато я знаю! — строго сказал Добродеев. — Старших слушаться надо. Вперед!

Машина плавно вильнула, набирая скорость — мелькнули городские окраины, какие-то складские строения, — и вырвалась на почти пустое загородное шоссе, пересекаемое то тут, то там нитками проселочных дорог. Потянулись, кружась, рощи, перелески и поля, покрытые снегом. Здесь была настоящая зима.

— Ой, смотрите, заяц! — вдруг закричала Екатерина. Справа от дороги, в снегу, сидел одинокий рыже-серый зайчик. — А разве они не белые зимой?

— Не думаю. Никогда не видел белого зайца, — с сомнением отозвался Добродеев, — а перевидел я их изрядно! У меня друг в Западной Украине, в Карпатах. Вот там охота! И на оленей, и на зайцев, и на кабанов!

— И не жалко убивать?

— Людей убивают, и то жалеть некому.

Они помолчали. Потом Екатерина сказала:

— Никогда не смогла бы убить.

— Человека?

— О Господи, нет! Животное. О человеке и речи нет!

— Некоторых людей стоило бы. У меня есть друг, так он говорит, что собаку убить бы не смог, а человека, пожалуй, смог бы.

— Надеюсь, он шутит.

— Но иногда это решение проблемы.

— Не думаю. Сразу появится другая.

— Это как?

— Я допускаю, что загнанный в угол человек может пойти на убийство. Не умея оценить ситуацию реалистически, он думает, что это выход. И что дальше?

— И что же дальше? — словно бы поддразнил Добродеев.

— Да он жить с этим не сможет! Спать не будет! Душу рвать раскаянием будет! Знаете, я читала, что убийцы приходят с повинной через десять, двадцать лет. Даже тридцать! А можете представить себе, как он жил все эти годы?

— Эх, Екатерина Васильевна, наивная вы душа! Мучения, раскаяния! Да посмотрите, что делается вокруг! Газеты читаете? Криминальные хроники?

— Читаю, и тем не менее… — Екатерина прервала себя на полуслове, подумав: «Идиотка! У человека тоска, а я его развлекаю историями о раскаявшихся убийцах!» — А у меня первый день отпуска! — с размаху переменила она тему разговора.

— А охотится кто?

— Простите?

— «Королевскую охоту» на кого бросили?

— На заместителя! Это мой первый отпуск за два года!

— А как же бедный богатый миллионер Ситников со своими проблемами?

— Не знаю! Не видела его целую вечность.

— Но вы же работаете на него? Разве нет?

— Не уверена!

— Вы такая таинственная сегодня… Я и сам его целую вечность не видел. А раньше друзьями были, но он с тех пор очень переменился… — Добродеев задумался. — Как недавно все было и как давно! Знаете, мы все были уверены, что они с Алиной поженятся… А потом, как гром среди ясного неба — она с Володей Галкиным! Ну, для Ситникова это, может, и к лучшему… Алина была создана для подвига, а не для семейной жизни. Вообще мне иногда казалось, что она заблудилась во времени. Ей бы родиться пару тысячелетий назад, какими-нибудь гуннами водительствовать. В Средние века ее бы, несомненно, сожгли на костре! А у нас, в нашем времени, ей было тесно. Жаль ее, такая нелепая случайность!

— Что «нелепая случайность»?

— Ее смерть.

— Разве ее смерть — случайность?

— А вам что-либо известно о ее смерти?

— Нет, не известно. Но когда умирают две сестры, причем обе без видимых причин, как будто бы случайно, начинаешь думать, что здесь нечисто!

— Ситников — как царь Мидас! К чему ни прикоснется, то либо превращается в золото, либо умирает. — В голосе Добродеева прозвучали неприятные нотки.

Екатерина молча смотрела в окно на заснеженные поля. В машине было тепло и уютно, и ее стало клонить в сон.

— А знаете, я все-таки хочу написать о вас, — сказал вдруг Добродеев, — да и реклама вам не помешает. Тема — пальчики оближешь! Красавица детектив! От мужиков отбоя не будет!

— Зачем мне неудачники?

— Почему неудачники?

— Ну как же! В мое бюро приходят исключительно неудачники. Счастливчики находят для развлечения совсем другие места!

Они расхохотались. Вдруг Добродеев воскликнул:

— Внимание! Мы приближаемся! — И машина свернула на проселочную дорогу, покрытую, казалось, нетронутым снегом.

— Похоже, по этой дороге давно никто не ездил, — заметила Екатерина, — а вы уверены, что нам сюда?

— Уверен, уверен! Старик Добродеев знает, что делает! — В голосе его прозвучали знакомые хвастливые нотки.

Через пару километров они свернули на едва заметную лесную дорогу. Жесткие еловые лапы со скрежетом проехались по бокам автомобиля. Екатерина инстинктивно пригнулась. Машина, натужно ревя мотором, как танк, медленно продвигалась вперед, пока, налетев на какое-то препятствие, не остановилась.

— Все, — сказал Добродеев, — приехали! Настоящая Сибирь, а, Екатерина Васильевна? — Он был неспокоен и внимательно всматривался вперед. — Черт, не завязнуть бы! Толкать будете?

— Буду. А что это за машина?

— «Ауди». Машина сверхнадежная, но не для таких снегов, разумеется.

— А нам еще далеко?

— Нет, мы уже на месте. — Добродеев открыл дверцу машины со своей стороны и приказал: — Слушайте! — На лице его появилось выражение преувеличенно благоговейного восторга.

Тишина, ощутимая, оглушительная, мягкая, как белая медведица, положила на них свою большую тяжелую лапу и поглотила. Они находились в самом сердце дремучего леса, в окружении остропиких темно-зеленых елей.