— Чихала я на его стаж и твою честность! Сейчас же иди обратно и скажи своему Сюткину: погорячился.

Да-а-а. А Сергей почему-то считал: похвалит Юлька его.

«Послушаем, что бригада скажет. Голосовали, голосовали за него — отказался».

А бригада сказала: не беда, будет вам квартира.

— Хитрая контора такая есть: самстрой…

— Сам строй, сам живи, — поддел Вовка Шрамм. — Отработаешь сколько-то там, часов — и вселяйся. Здоров бык, выдюжишь.

А Яша, совсем как обиженного напрасно мальчишку, погладил шершавой и горячей ладонью Сергея по голове:

— Ничего, Демарев, с нами не пропадешь.

Шел Сергей в эту контору и побаивался: ну-ка спросят, что он умеет? И откажутся.

А они как раз с этого и начали:

— Что умеете делать?

Что сказать? Правду — боязно, врать — не научился. А прораб ответа ждет, шуршит чертежами. Не дождался.

— Давно на частной живешь? Или не очень?

— Давно… не очень…

— Семейный?

— Жена, ребенок.

— Ага. Что же нам с тобой делать?

Прораб приставил тупой конец карандаша к виску, как дуло пистолета, колеблется: стреляться или помешкать?

— Сейчас мы позвоним. — Набрал номер. — Владимир Евсеевич, парень тут ко мне. Самстроевец. Семейный, семейный, четвертый дом? Так он же отработать не успеет, сдаем скоро. Сказали успеет? Да? Нашим легче! — Положил трубку. — На четвертый объект айда, парень. Трамваем, шестая остановка. Там увидишь. Забор такой… С козырьком.

Дом поднялся из котлована до второго этажа, и был похож на белый океанский пароход: убери трапы — и плыви. Двор обнесен забором. Кругом кучи кирпича, штабеля оконных рам, дверей, досок. Посередине избушка-времянка. Ближе к дому обросший коркой ящик с раствором. Кран-великан на роликовых коньках катается туда-сюда, держа в вытянутой руке поддон с кирпичами.

— Э-э, наблюдатель ООН, кого потерял? — окликнули Сергея.

— А ты кто?

— Я? Подкрановый. Строполь, — парень отставил ногу, подбоченился.

— Мне мастер нужен.

— Товарищ Слабак? Вон на втором этаже дирижирует. В кожанке который.

Сергей вбежал по трапу на площадку. Выждал, когда мастер заметит его.

— Я к вам, товарищ Слабак, с направлением…

— Моя фамилия, между прочим, Фролов. Уловил?

— Извините, мне так сказали.

— Сказали… Слабак. Мастерок в руках держал?

— Мастеров? Мастерок! Нет, не держал.

— И леса не ставил?

— Какие леса?

— Ну-у, совсем слабак. Куда тебя прикажешь? — Фролов почесал кадык. — Кирпичи подавать? Иди помогай Илюхе Квасову.

Во-о-он Геракл.

Каменщик Квасов, облокотясь на стену, курил самокрутку. Ботинки сорок последнего размера, носки загнулись. Личико желтое, будто глиняное. Голова эллипсом. Фуражка козырьком назад. Полукомбинезон до того велик, что черные лямки, сложенные крест-накрест на спине и груди, начисто зачеркнули Илюху.

«Эх, и Карандаш, — еле сдержал улыбку Сергей. — Как мальчишка».

— Меня к вам в подсобники направили.

— Ко мне?

Сел, ботинки свесил, засунул руку в карман по локоть, пошебаршил спичками где-то аж у колена, прикурил погасшую цыгарку.

— Горе — не работа с этими девками: то пить, то писеть захочет. О! Полюбуйся, — Квасов махнул папироской — искры посыпались. — С подружкой давно не виделась. Эй! Верка-водомерка!

— Чего? — нехотя отозвалась подсобница.

— Отставка тебе, другого дали.

Новым человеком везде интересуются: кто, откуда, не земляк ли. Не справился с любопытством и второй каменщик. Подошел, поздоровался:

— Привет, Бориска, привет, — раскланялся и Квасов.

Ничего Бориска. Три таких Илюхи надо. Грудь холмистая, тенниска в обтяжку на ней, сквозь тенниску соски со старинный пятак темнеют.

— Борец, — кивнул на него Квасов. — Садись, Боря-борец, отдохнем.

Они присели.

«Ну, с такими строителями и на хлеб не заработаешь», — окончательно решил Сергей. Но перекур продолжался недолго. Началась работа.

Подсобник сперва подавал Квасову кирпичи, потом кидать начал. Ловит. Левой рукой, а правой — мастерок с раствором наготове. Поймал — тюк по торцу. Мазнул, лизнул — и в кладку. Приткнул, пристукнул рукояточкой, соскреб с боков лишнее — следующий.

Сергей взмок.

— Что? Сок выступил? Отдохнем?

— Ничего.

— Ну, смотри. Тебя как хоть зовут?

— Сергеем.

— Меня Илюхой. Илюха Квасов, слышал?

— А по отчеству?

— Степанович. Трудновато тебе придется на двух производствах, Сергунька.

— Ничего, я дюжой.

Сергей явился домой с белым пятном во весь живот, но веселый. Юлька поджидала его на лавочке у забора. Возле нее детская коляска.

— Ты где это взяла? — Сергей наклонился к сыну — спит беззаботно.

— Отец с матерью подарили. Ну, и сколько тебе часов отработать надо?

— Что-то около двухсот. Отработаю.

— А дом когда сдадут?

— Месяца через два. По полной смене придется вкалывать.

— И квартиру сулят?

— Внесли в списки.

Сергей присел рядом с Юлькой, оглянулся по сторонам, не идет ли кто, положил руку жене на плечо. Юлька отстранилась.

— Запачкаешь. Ты уж старайся, Сережка.

Сережка и то старался. Придет на стройку утром по холодку, кирпича на поддон нагрузит, раствор замесит, Зинку-крановщицу караулит. Залезла Зинка на кран — вира помалу. Радио еще восьми часов не пропикало — Квасов уже ряд выложил. Илюха не нарадуется подсобнику.

— Угодник. Переходи к нам совсем.

Фролов в наглухо застегнутой кожанке — и как только не жарко ему — постоял сзади Бори-борца, подошел к Квасову с Сергеем.

— Подвигается дело?

— Теперь хоть в наряд есть что писать.

Квасов опустил мастерок в банку с водой, чтобы не наросло на нем, облизнул обсохшие губы.

— Самокиш! — Фролов пронзительно свистнул, Боря оглянулся. — Иди-ка сюда.

— Слушаю, Владимир Николаевич.

— Ты не слушай, ты гляди: видать работу? А у тебя? Слабак. Хоть бы покраснел. Б-борец.

— У него белокровие, — съязвил Илюха.

Боря обиделся.

— Молчал бы, Геракел. Отдай Сергея…

— Я тебе Верку-водомерку отдал? Отдал. Двое теперь зато у тебя.

— Сравнил… Ну двое их. Так девчонки…

Фролов отмахнулся от Бори и ушел к плотникам.

— Скоро смена кончится, — повеселел, поглядев на часы, Боря.

— Вот-вот, — зацепился Квасов. — Если бы мы посматривали на часы, не ужидая, скоро ли смена кончится, а скоро ли она начнется — давно все с квартирами были бы. Сережка, небось, не спрашивает, когда домой.

— Сережка заинтересован. — Боря ухмыльнулся.

— Ты нет?

— Я? И я.

Из люка, как боцман на палубу, вновь выскочил Фролов. Куртка расстегнута, и тельняшка рябит полосками.

— Квасов… Все еще «отдыхаете», слабаки?

— Политинформацию проводим, Владимир Николаевич.

Кирпичик на кирпичик — этаж. Дом стал на дом походить. Громадища будет. Сто квартир. Средняя деревня.

На балконах устанавливали оградительные решетки, и голубой огонек сварки весело помигивал в проеме дверей, потрескивали искры. Сергей, набрав взаймы у Бори стопку кирпичей выше головы, запнулся о кабель, кирпичи с грохотом посыпались на пол.

— Ты, печеклад. Поосторожней. Иди-ка лучше прижми, арматура перекошена. О-о, летун! Приветик.

— Клавка? Ты откуда взялась?

— Поветрием занесло.

Клавка. Но почему на ней серые суконные брюки? Мужская футболка. Сбоку на проволоке через плечо круглая коробка с электродами, похожая на колчан со стрелами, на голове поднятым забралом щиток. И струистые волосы из-под платка. Клавка и в спецовке Клавка.

— Ну как, подержишь?

— Что, арматуру?

— Можно и меня. Или теперь не отважишься?

— А ты… замужем?

Клавка ни «да», ни «нет», только посмеивается глазами.

— Сергунька! И где ты долго? Кирпичиков.

Сергей, поглядывая на Илюху, медленно собирал с полу кирпичи. Клавка с иронической улыбочкой пододвигала их носком ботинка.