– О да, мой господин. – Шахразада опустила глаза.
Принц подумал, что сейчас последует колкость или, быть может, мудро высказанная насмешка. «Она всегда опускает глаза, когда хочет добавить к беседе каплю яда. Должно быть, чтобы никто не видел этих чудесных смеющихся глаз».
О, если бы брат принца, умница Шахземан, мог подслушать эти мысли!
– После шести блюд, приготовленных твоим, государь, главным поваром, я бы тоже пребывала в скверном настроении. До тех самых пор, пока не заставила бы его отведать всего, что он наготовил.
Шахрияр улыбнулся нежно и довольно. Нежность предназначалась Шахразаде, а удовлетворение – себе самому. Ибо он угадал…
Шахразада же продолжила рассказ, и он воочию увидел и разряженных иноземцев, и глупца, поддерживающего штаны, и даже смог рассмотреть рисунок на шелке чалмы болтливого ибн Мансура.
– Халиф наш, – продолжал плести сети Гарун аль-Рашид, – будучи по-прежнему в дурном настроении, собрал ближайших советников, к числу которых принадлежим и мы с Умаром, и велел разойтись по всем улицам города, дабы найти того, кто станет править великой страной и великим городом вместо него, халифа Гаруна аль-Рашида. «Идите, – сказал халиф, – о мои верные слуги, и найдите среди всех юношей города того, кто ликом более всего походил бы на меня и звался бы Абу-ль-Хасан!»
– О Аллах всесильный и всемилостивый!
– Да-да, юноша, наш повелитель сказал именно так. А затем продолжил: «И если вы не найдете такого юношу, то не снести вам головы!» Опечаленные тем, что нас обезглавят на закате, разошлись мы по разным улицам города и спрашивали у всех молодых мужчин их имена. Нам встречались Хасаны и Абу, Равшаны и Масруры… О Аллах, видели мы, не поверишь, юноша! даже Эммануила и Агасфера… Но лишь ты один оказался Абу-ль-Хасаном – тем человеком, за которым нас посылал халиф и который стал нашим спасением от жестокой и бессмысленной казни.
Голова Абу-ль-Хасана шла кругом, он уже смутно понимал речи этого долговязого говорливого царедворца. И лишь слова «спас от казни» на миг привели его в чувство.
– И вот теперь я спрашиваю тебя, о избранник Абу-ль-Хасан, согласен ли ты воссесть на трон великого халифа и принять все причитающиеся почести?
– Этим я точно спасу ваши жизни, о советник? – спросил юноша.
– Клянусь всем, что для меня свято! Более того, – приложив ладонь к груди, ответил тот, – ты спасешь не просто наши жизни – ты спасешь наши добрые имена. Ибо мы достойно выполнили повеление халифа и уже этим заслужили награду.
– Тогда я согласен. И щедро вознагражу своих усердных слуг…
Визирь Умар едва слышно фыркнул. О, он уже начал находить забавные моменты в затее своего повелителя. Этот глупый мальчишка и в самом деле станет отличным развлечением для всего дворца. Главное – удержаться и не рассмеяться в голос.
Гарун же аль-Рашид лишь удовлетворенно улыбнулся. Его цель была достигнута: хитроумный план становился реальностью. А визирь из противника превратился в сторонника его, халифа, затеи. Чего же еще было желать?
– Должно быть, доволен был и этот недалекий мальчишка… как там его? А, да, Абу-ль-Хасан…
Впервые принцу удалось удивить Шахразаду.
– Почему, мой господин, ты думаешь, что он был доволен?
– Аллах великий, но это же так просто! Он без штанов и чалмы топтался на пороге дома, похоже, собственного дома. Но войти не решался. Должно быть, его ждал пренеприятнейший разговор с женой или матушкой… Или с ними обеими. Как же не радоваться тому, что бурная встреча откладывается?
– Должно быть, ты прав… А почему ты решил, мой принц, что дом его собственный?
– Только на пороге собственного дома можно топтаться, не решаясь войти. В дом к возлюбленной, да еще и рано утром, обычно вбегают со всех ног.
Шахразада любовалась собеседником. О, как непохож Шахрияр сегодняшний на Шахрияра, каким он предстал перед девушкой всего три дня назад! Красивый, сильный, молодой… и желанный («О, Аллах великий, прости мне эту мысль! Почему я стала желать его, если должна прятаться за сказками от его гнева? Почему вдруг перестала чувствовать себя дичью, а его охотником?»)
– Ты стотысячно прав, мудрейший! Юноша, как бы глуп он ни был, действительно обрадовался тому, что скандал откладывается. Но посмотрим, что было дальше…
Свиток двадцать седьмой
– Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного и всемилостивого, о великий халиф Гарун аль-Рашид, краса и гордость великого Багдада!
Визирь Умар склонился в привычном поклоне перед Абу-ль-Хасаном.
– Виделись… – пробормотал новоиспеченный халиф и сделал жест рукой, будто отгонял муху. – Показывай, визирь, мой раб, где тут у вас нашего величества, великого халифа, комнаты. Нам надо привести себя в порядок, умыться, надеть достойное нас одеяние. И выйти наконец к народу, который так жаждет увидеть своего повелителя.
– Повинуюсь, о солнце нашей страны!
– Вот-вот, это правильно! Мы – солнце страны, и да называют так нас вовек! Такова моя воля! Эй, рабы! Запишите!
Двое писарей, уже посвященных визирем в тайну халифа, прыснули в углу. А визирь, которого все произошедшее уже порядком утомило, подумал: «Да-а, а халиф-то умнее этого безголового шута. Да и держится куда достойнее. Интересно, а сам халиф что думает о том, как выглядит этот глупец?»
О, как же хотелось сейчас визирю найти тайную комнату при опочивальне, где прячется в эти мгновения Гарун аль-Рашид, дабы поделиться с ним своими наблюдениями! Как хотелось узнать у него, доволен ли он своими верными слугами, веселится ли, видя, сколь жалок его «заместитель». Но, увы, сам халиф строго-настрого запретил кому бы то ни было тревожить его в тайнике. Он желал в одиночку наслаждаться своей шуткой. И потому визирь, покорно кивнув, бросил строгий взгляд на хихикающих писарей.
Те, разом присмирев, усердно заскрипели перьями.
– Веди нас, глупец. Не видишь, халиф гневаться изволят!
– Слушаю и повинуюсь, – в который уж раз за утро поклонился Умар.
Шагая по извилистым коридорам дворца, визирь размышлял о том, каких почестей будут удостоены те, кто выдержит испытание невежественным глупцом. «Кто знает, чего на самом деле хотел халиф – посмеяться над нами, недостойными, или развеселить нас, заставив служить этому ничтожному земляному червю и давиться от смеха в углах дворца?»
– Воистину, у великого халифа и визирь вовсе не глуп, – задумчиво пробормотал Шахрияр. – Однако мне кажется, что он все же не понимает замысла своего повелителя. Я бы, спрятавшись, следил вовсе не за тем, что делает глупец, усаженный мною на трон…
– Воистину, – в тон ему проговорила Шахразада. – Ты, повелитель, куда умнее, чем визирь великого Гаруна аль-Рашида.
Шахрияр ухмыльнулся. Ему очень хотелось узнать, что же будет дальше. Но девушка, повествующая о столь необыкновенных событиях, волновала его не меньше. «Аллах всесильный, – позволил себе признаться Шахрияр, – я готов больше ничего не узнать о проделках этого умного халифа. Пусть бы только она позволила мне взять себя за руку…»
Мысль о том, что он, Шахрияр, может просто повелеть девушке подчиниться, показалась ему сейчас кощунственной. Чем дальше, тем больше наследник ощущал себя не повелителем, но самым обыкновенным молодым мужчиной, который наконец встретил свою единственную и теперь мечтает о ее прикосновениях и ласках.
Не в силах удержаться, принц взял руку Шахразады и сжал в своих ладонях. Шахразада улыбнулась, руки не отняла, но едва заметно покачала головой.
Перед высокими дверями из драгоценного эбенового дерева визирь почтительно замер. Ведь дальше начинались покои, вход куда был дарован лишь избранным.
– Ну? Что же ты медлишь, ничтожный? Или ты забыл, как следует слушать нас, вашего повелителя и господина?
