Но ответа на этот вопрос пока не было. И тогда Шахрияр решил вновь испытать судьбу – быть может, едва появившаяся надежда превратится в уверенность.
– Да будет так, Шахразада, дочь визиря. Повелеваю тебе вернуться в эти покои сегодня вечером и поведать мне историю об удивительном храбреце и о том, что случилось с ним.
Свиток двадцатый
Шахразада проснулась вскоре после полудня. Она устала куда больше от причитаний матери и бессильных слез отца, чем от поединка с проклятием. И потому, как бы ни была взволнована ее душа, спала она, подобно камню, без сновидений. Матушка дважды заходила в комнату к дочери и наклонялась к самим устам – все прислушивалась, дышит ли Шахразада.
Быть может, она спала бы и дальше, но все усиливающийся шум почти у самой двери ее комнаты не позволил ей дольше нежиться в постели.
– Аллах всесильный, что же я лежу?! Вскоре начнется урок у моей доброй Герсими, а я забыла обо всем на свете.
Шахразада вскочила и начала поспешно собираться. Уютный хиджаб, гребень из слоновой кости…
И в этот миг дверь распахнулась.
– Шахразада, сестричка!
Они обнялись.
– Подружка! – На глаза Шахразады навернулись слезы. О, она прекрасно знала, насколько помогла ей ее ученица!
– Как я счастлива, сестренка! – Герсими тоже едва не плакала. – Расскажи, расскажи мне все.
– Но разве ты не была все время со мной рядом? – недоуменно спросила Шахразада. – Я же чувствовала твое присутствие, слышала твой голос…
– Конечно, милая, сначала я старалась быть прямо у тебя за спиной. Но когда поняла, что…
Шахразада вопросительно посмотрела на подругу.
– Что «что»?
Герсими покраснела. Увы, какой бы усердной ученицей она ни была, сколь долго ни жила бы в Кордове, но все же ее взгляды на отношения мужчины и женщины, на дозволенное и постыдное порой весьма заметно отличались от взглядов Шахразады.
Дочь визиря принялась расчесывать густые волосы. Почему-то покрасневшая Герсими и неторопливые движения гребня вновь мысленно вернули ее в покои принца Шахрияра. Вновь она услышала аромат кальяна, вновь почувствовала, каким на самом деле уютным может быть трон, пусть даже трон давным-давно умершего правителя. Вспомнила она и то ни с чем не сравнимое ощущение женской силы, какое этой ночью впервые пришло к ней…
Тем временем Герсими придумала, как выпутаться из неудобной, по ее мнению, ситуации.
– И вот когда я поняла, что ты околдовала принца Шахрияра, сразу поспешила удалиться.
– Хитрюга, – нежно улыбнулась подруге Шахразада. – Жаль, что ты «поспешила удалиться». Мне так нужен был твой совет…
– Но зачем? Ведь ты победила! Ты живой вернулась утром под отчий кров! Тебя сопровождал, говорят, целый отряд мамлюков, которые охраняли даже следы от твоих башмачков…
– Каких башмачков, дурочка? – Шахразада усмехнулась. – Меня доставили домой в паланкине, как уважаемую пожилую матрону.
Глаза Герсими широко раскрылись.
– Это же несомненная честь! Внимание принца, оказывается, простирается куда дальше, чем его курительная комната или палуба на «Рубаке»…
– Но почему же ты об этом ничего не знала, сестренка?
– Ох, Шахразада, с самого раннего утра я знала так много, как только могут рассказать все сплетники и сплетницы на дворцовой кухне, а еще метельщики, водоносы, оставшиеся не у дел палачи и даже стражники, сменившиеся сегодня утром.
– Увы, подружка, я бы не говорила так уверенно, что палачи остались не у дел… Ибо сегодня на закате принц велел мне вновь предстать перед ним.
Это был настоящий удар. Кровь отлила от щек Герсими, ее сил едва хватило, чтобы опуститься на кушетку.
– Аллах всесильный и всемилостивый… – прошептала она.
– Да, подружка, сегодня вечером, как и вчера, я вновь должна появиться в курительной комнате, дабы поведать принцу историю о необыкновенном воине по имени Куакуцин.
– Опять… И ты не осмелишься ослушаться? Решишься вновь войти в логово льва?
– Да, сестричка, я не посмею ослушаться, вновь войду в логово. И не потому, что пытаюсь отвести беду от своих уважаемых родителей.
– Но почему же тогда, глупышка? Неужели ты позволила себе пожалеть это чудовище, почтенного принца Шахрияра?
– Нет, сестричка, принц не чудовище. Чудовищно то, что с ним сотворило проклятие. Мне просто жалко его – ведь никто, понимаешь ты, глупая девчонка, никто не ведет себя с ним, как с равным! Женщины боятся его, мужчины заискивают или тоже боятся… Царедворцы лебезят, лекари лгут, и лишь Зло ждет того мига, когда душа принца окажется целиком во власти черной стороны.
– Шахразада, ну что ты такое говоришь?
– Я говорю, что именно это я увидела, едва лишь вошла в покои принца. Шахрияр очень одинок, более, чем любой другой на его месте. Мне стало жаль его, и потому я, конечно же, отправлюсь на закате во дворец. Но мне опять будет нужна твоя помощь, сестричка…
– В чем?
– Ну, во-первых, скажу честно, я бы хотела знать, что увидела ты, пусть и моими глазами. Расскажи, что ты заметила, пока не… не удалилась.
– Не сбежала, хотела ты сказать? – Герсими улыбнулась. – Ну что ж, расскажу, хотя не знаю, порадует тебя мой рассказ или опечалит.
Шахразада кивнула – ей нужно было знать все, что видели другие, еще раз обдумать то, что увидела и почувствовала она сама. А времени оставалось совсем мало.
Меж тем Герсими начала свой рассказ… Вот она вместе с Шахразадой вошла в полутемную комнату, вот услышала первые слова принца… Увидела его жестокую улыбку…
– …Хотя, сестричка, похоже, ты права. Теперь я начинаю понимать, что за этой маской должно что-то скрываться. И непохоже, чтобы хладнокровный убийца. Скорее, так пытается скрыться человек, которому причинили страшную боль, и теперь он хочет отомстить за нее всему свету…
– Что, думаю, тоже не говорит о принце хорошо.
– Ты права: мщение не красит никого, а мстительный правитель – это горе для его народа.
Шахразада поджала губы. Нет, она еще не готова была броситься на защиту любимого, да и не был принц Шахрияр ее любимым. Хотя в его ласках она не чувствовала угрозы, не ощущала мщения, не видела желания унизить.
– Должно быть, сестричка, ты и твой принц увидели друг друга через призму твоей сказки.
– Мой принц?
– Ну конечно твой. Ты возлегла с ним на ложе… Ты пытаешься понять, как оправдать его деяния, как излечить его душу…
– Да-да, ты права. Но продолжай же.
– Так вот. Ты повествовала о событиях необыкновенных: о спасении человека, о зарождении прекраснейшего из чувств, о магии и магах. Вот и околдовала принца. А заодно заколдовала и проклятие. Ведь принц пожелал увидеть тебя на закате именно для того, чтобы услышать новую сказочную историю, погрузиться благодаря тебе в мир новых ощущений, в мир чувств другого человека.
– Что ты сказала? – Глаза Шахразады расширились. Ей показалось, что разгадка в одном шаге, что еще миг – и она ляжет в ее раскрытые ладони.
Герсими повторила, уже на полтона тише:
– Я сказала, что он хочет погрузиться в мир новых ощущений, в мир новых чувств.
– О нет, глупенькая моя мудрая Герсими, ты сказала «в мир чувств другого человека». Понимаешь, в мир его чувств!
Шахразада готова была петь, ибо она нашла ключик, который отопрет темницу принца, освободит его от проклятия.
Герсими смотрела на подругу и молчала. Она просто ждала объяснений, чувствуя, как ликует душа ее наставницы.
– Принц этой ночью воистину увидел перед собой другой мир, понимаешь ты, глупенькая колдунья! Более того, он прожил в этом мире какую-то часть своей жизни, стал другим человеком, пусть и ненадолго.
– Он, – медленно проговорила Герсими, – стал человеком, над которым проклятие не тяготеет…
– Ну конечно! Вот в этом ключ, понимаешь?
Герсими ожидала всего чего угодно, но только не такого.
