Аркас отвечал уклончиво и медлил. Между тем, из разных источников поступало все больше сведений о тревоге, испытываемой каждую ночь турками на рейдах своих портов в ожидании минной атаки русских. В неменьшей тревоге были и капитаны иностранных судов, находясь в таких портах, куда русские минные катера никогда и не заглядывали. Казалось бы, разумно было воспользоваться этим настроением и почаще тревожить турок, посылая в крейсерство по Черному морю «Константин» со всей его флотилией. Но начальство рассуждало иначе и все чаще посылало Макарова на транспортные рейсы: перевозить раненых и больных солдат, всякое военное снаряжение, провиант для войск кавказской армии и т. д. Экспедиции эти совершались в глубокой тайне, по ночам. В один поход надо было захватить как можно больше груза, для чего загружались не только все трюмы, но и заваливались кулями и мешками все палубы. В пути каждую минуту с тревогой ожидали встречи с вражескими кораблями. Корабль, не имеющий своих минных катеров, был беспомощен.
Макарову такая работа не нравилась. «Если ваше превосходительство не одобрите плана нападения на Сулин, то благоволите разрешить мне идти в крейсерство к анатолийскому берегу», — как милости просил Макаров, обращаясь к Аркасу.
Наконец, внимая его настойчивым просьбам, Макарову выдали из севастопольского адмиралтейства несколько мин Уайтхеда. Обрадованный Макаров тотчас занялся со своими помощниками самодвижущимися минами, приспосабливая их к своим паровым катерам. Все было готово теперь к походу в Сулин, а главное — получено разрешение идти туда. Но разрешение запоздало. Турки покинули Сулин.
Узнав об этом, Макаров отправился в разведку на юг, к Босфору. Несомненно это был очень рискованный рейс. Но замысел его сложился у Макарова уже давно, еще в самом начале войны, и теперь был во всех деталях продуман. С «Константином» шел пароход «Эльбрус». Совместное плавание стесняло Макарова. На «Эльбрусе», в качестве командира, находился офицер чином старше его. Командовать в боевой обстановке при таких условиях будет трудно. Экипаж «Эльбруса», так же как и его командир, опыта в минных атаках не имеют, и, в случае встречи с противником, «Эльбрус» будет только помехой. Находясь уже на полпути к Константинополю, Макаров поднял сигнал: «Прошу позволения не следовать вместе», на что последовал ответ с «Эльбруса»: «Согласен».
С рассветом, при подходе к Константинополю, показались на горизонте корабли. То были две парусные шхуны. Когда Макаров, дав сигнал остановиться, направился к одной из них, на шхуне началась суета: люди бегали по палубе и спешно что-то выбрасывали за борт. То была пшеница, которую шхуна везла в столицу Турецкой империи. На второй шхуне находились переселенцы из Кюстенджи. Дав приказание переправиться всей команде с первой шхуны на вторую, Макаров утопил первое судно. У местечка Хили, в расстоянии всего лишь двадцати миль от Босфора, Макаров настиг сразу три турецких корабля. Дав экипажу сигнал перейти на шлюпки, Макаров сжег все три корабля.
Удачно выполнив рейд и нигде не встретив неприятельских военных кораблей, 23 июля Макаров прибыл в Севастополь.
Пароход «Константин» с каждым днем завоевывал все большую известность. Раздраженные турки, под руководством англичан, разрабатывали планы уничтожения ненавистного корабля. «Константин» совершенно неожиданно для турецкого флота стал неуловимым и крайне опасным противником. Действия «минного крейсера» расстраивали планы противника на море, заставляли турецкий флот находиться все время в напряженном ожидании минной атаки. Особенную же популярность приобрели «Константин» и его командир после экспедиции к кавказским берегам на выручку отряда полковника Щелковникова.
Дело обстояло так. При передвижении кавказской армии отряд полковника Шелковникова, переправляясь в Абхазию, очутился в весьма критическом положении, так как один из турецких броненосцев, заняв удобную позицию на Гагринском рейде, все время держал под обстрелом проход в Гаграх. Командующий кавказскими войсками обратился, наконец, к главному командиру Черноморского флота адмиралу Аркасу, в распоряжении которого находился «Константин», с просьбой оказать помощь.
Макаров получил задание идти к кавказским берегам и атаковать турецкий броненосец в районе Гагр или же отвлечь его от берега. Сильнейший шторм задержал «Константина» на двое суток. 6 августа, на рассвете, пароход стал приближаться к Гаграм, моряки различили стоявший вдали броненосец. Последний, однако, заметил русский корабль раньше, снялся с якоря и, дав полный ход, направился к «Константину». Вряд ли в этот момент кто-либо на броненосце сомневался в том, что через несколько минут русский пароход не будет потоплен. Слишком неравны были силы. Турецкий корабль, защищенный броней и неуязвимый для пушек «Константина», обладал и в несколько раз более мощной и дальнобойной артиллерией. «Константин» мог быть расстрелян и потоплен с дистанции, почти вдвое превышающей дальность выстрела его пушек. Заранее предусмотрев возможность встречи с турками в открытом море, Макаров распорядился, чтобы в котлах держали все время достаточное количество пара для полного хода. Предосторожность эта спасла «Константина». Повернув на запад, «Константин» дал максимальный ход. Началась бешеная погоня. Необходимо было во что бы то ни стало находиться вне досягаемости турецких орудий. Впоследствии Макаров так вспоминал об этом критическом моменте: «…А дело становилось дрянь, — нажимает, вот-вот начнет разыгрывать. Пароходишко картонный с начинкой из мин… Два-три удачных выстрела — капут!..» Первое время казалось, что броненосец настигает русский корабль. Бешено шуровали кочегары, еще выше подымая давление пара в котлах. От напряженной работы машин пароход дрожал и трясся, как в лихорадке. Через несколько минут ход прибавился еще на один узел. Одиннадцать узлов — максимальная скорость хода «Константина». Сейчас он шел со скоростью двенадцати узлов, ход все увеличивался, сверились по лагу, — оказалось двенадцать и три четверти узла. На палубу, весь мокрый, поднялся старший механик Павловский и доложил Макарову, что если нужно — можно прибавить ход еще на полузла. «Я не могу достаточно нахвалиться как старшим механиком, так и его помощниками и всею машинною командой, — рапортовал Макаров по окончании похода главному командиру. — Только благодаря опытности и знанию этих людей, я обязан несколько раз сохранению парохода. Откровенно должен признаться, что, если бы я не был уверен в своих механиках и машине, я бы не решился ни на одну смелую атаку».
Турецкий броненосец стал заметно сдавать, его ход не превышал одиннадцати с половиной узлов. «Я приказал уменьшить ход, чтобы предоставить ему интерес погони», — писал Макаров. Повидимому поиздеваться и подразнить противника молодому офицеру доставляло величайшее удовольствие. Эта игра продолжалась часа два, пока внезапно налетевший шквал с дождем не скрыл противников друг от друга. Когда дождь перестал и прояснило, броненосца уже не было.
Макаров вернулся к кавказским берегам и, обойдя побережье в районе от Сочи до Гагр и не обнаружив нигде турецких кораблей, заключил, что задача «Константина» — отвлечь броненосец — была выполнена. Когда Макаров прибыл в Новороссийск, выяснилось, что броненосец был отвлечен от Гагр в самую критическую для отряда Шелковникова минуту. В своем донесении Шелковников телеграфировал: «Колонну князя Аргутинского рассвет застал в сфере огня со стороны броненосца. Она была спасена от страшных потерь пароходом «В. кн. Константин».
Эпизод в Гаграх имел самые благоприятные последствия для Макарова. Самые ярые скептики убедились теперь в том, что «Константин» в умелых руках является полезнейшим орудием в борьбе с турками на море. На время Макарову была предоставлена свобода действий. Газеты были наполнены описаниями гагринского похода «Константина». Иногда, впрочем, в этих описаниях преувеличивались возможности русского минного крейсера, сообщались невероятные, выдуманные подробности. Это вредило делу. Но внимание к Макарову и его детищу было привлечено как на флоте, так и в обществе, и он, поощренный успехом, сумел как нельзя лучше воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Теперь уже никто не возражал против ночной экспедиции в Сухум-Кале, которую он затевал, проведав, что там находятся неприятельские броненосцы. Макаров знал, что вскоре должно наступить лунное затмение, и предполагал использовать его для обеспечения скрытности и неожиданности нападения.
