В день затмения — 11 августа 1877 года, в десятом часу вечера, «Константин», соблюдая все предосторожности, чтобы не выдать себя, подходил к Сухуму. В шести милях от берега Макаров — приказал спустить все четыре минных катера. Командование было поручено лейтенанту Зацаренному. Тихо подойдя к рейду, катера остановились и стали выжидать начала лунного затмения. Как только диск луны покрылся тенью, катера бросились в атаку на стоявший в глубине рейда лучший из турецких военных кораблей, броненосец «Шевкет». В это время на берегу вспыхнул пожар и осветил катера. На броненосце поднялась тревога. Загремели орудийные и оружейные выстрелы. Туча пуль и картечи посыпалась и с броненосца и с берега. Катера действовали смело и решительно. Первым бросился на броненосец катер «Синоп» и удачно подорвал мину. Раздался страшный взрыв, взвился к небу огромный столб черной воды, вероятно взрыв пришелся под угольной ямой, и броненосец заколебался. В отчаянии метались на броненосце люди и бросались в воду, ужасный крик и вопли перемешивались с восторженным «ура» команды «Синопа». Удачно действовали и остальные катера. От близких и сильных взрывов на рейде поднялось волнение, захлестывавшее катера; вокруг плавало множество обломков. Не прошло и пяти минут с начала атаки, как катера, согласно приказу Макарова, стали возвращаться на свою пловучую базу. Их встречали криками «ура». Возбужденные и радостные, поднимались моряки на палубу, их обнимали, поздравляли. «Веселый дух офицеров и команды, твердо верящих в силу своего оружия, не имеет границ», — доносил Макаров.
Общую радость омрачило отсутствие катера «Минер».
Лейтенант Зацаренный, взяв самый быстроходный катер, бросился искать его и вскоре привел. На руках подняли, на палубу в бессознательном состоянии командира катера — лейтенанта Писаревского, голова у него была проломлена. Оказалось, что катер сцепился с турецкой гребной шлюпкой, стоявшей у борта броненосца. Произошла горячая рукопашная схватка. Дрались отчаянно; ударом весла турок пробил голову командира катера, а затем, стаскивая его крюком в воду, хотел утопить. Но матросы спасли своего командира и, пустив в ход приклады, отбились от неприятеля.
Собрав флотилию и подняв катера на палубу, Макаров поспешил как можно быстрее выйти в море. Вдали появился турецкий броненосец типа «Османие».
Атакованный «Константином» броненосец «Шевкет» получил настолько тяжелые повреждения, что был выведен из строя на долгое время. Полковник Шелковников официально доносил со слов очевидцев, что турки возились три дня с броненосцем и на четвертый медленно повели его на буксире с большим креном в Батум. Это не мешало туркам и англичанам утверждать, что действия русских не имели никакого успеха и броненосец повреждений не получил.
После набега на рейд Сухума морское министерство предоставило в распоряжение Макарова еще несколько самодвижущихся мин. Макаров решил, выследив неприятельские корабли, испробовать мины в Батуме. Макарова привлекала глубина Батумского рейда, позволявшая использовать торпеды, да и затони здесь корабль — его вряд ли удалось бы поднять. В атаке участвовали все четыре катера, из которых два были снабжены самодвижущимися минами. Несмотря на благоприятные условия погоды и отсутствие достаточной бдительности у часовых на турецких кораблях и на берегу, атака турецкого броненосца не удалась. Обе мины, выпущенные в броненосец «Махмудие», пройдя почти вплотную подле судна, не достигли цели, выскочили на берег и зарылись в песке. Команды катеров, видимо по неопытности в новом деле, допустили ошибки в расчете.
Турки при батумской атаке не потерпели материального ущерба, но моральное впечатление от все учащающихся атак русских, — на этот раз торпедами, — было огромное. Как в Турции, так и в сочувствующих ей странах все чаще стали высказываться нарекания на бездеятельность турецкого флота, в течение войны не проявившего себя ничем. Особенно старались активизировать растерявшихся турок англичане. Предполагалось и было осуществлено привлечение англичан в качестве командиров турецких кораблей. Турки решили предпринять бомбардировку городов крымского побережья. 30 декабря два турецких корабля — «Ассари-Тефтик» и «Османие», под общим начальством английского офицера Монторпа, надевшего феску [32]и превратившегося в Монторп-бея, подошли к Евпатории и выпустили по городку сто тридцать пять снарядов, разрушивших множество зданий. На рейде находились два торговых корабля. Турки хотели завладеть ими, но при первых же метких выстрелах береговой батареи ушли. Следующим объектом бомбардировки был избран город Феодосия. Здесь турецкие корабли произвели сто пятьдесят два выстрела; в числе пострадавших домов оказался дом знаменитого русского художника-мариниста Айвазовского. Затем подошли к Анапе и разрушали город в течение двух часов.
В ответ на действия турецких кораблей Макаров предлагал осуществить разработанный им план бомбардировки в лунную ночь турецких городов Трапезунда и Батума. «Переведя все пять пушек на один борт, — писал Макаров, — я могу в полчаса выбросить в город до ста штук разрывных снарядов. Я полагаю, что это будет так внезапно, что произведет ужасную панику в городе, не ожидающем нападения».
Морское командование не приняло проекта Макарова полностью. Однако ему предписывалось все же произвести демонстрацию у восточных берегов Черного моря.
Воспользовавшись случаем, Макаров 10 января направился к Батуму. Зайдя в Поти, он узнал, что на-днях русские войска собираются штурмовать Батум и что там сосредоточена эскадра Гобарт-паши. Не доходя четырех-пяти миль до Батума, «Константин» остановился. Были спущены два катера — «Чесма» и «Синоп». На беду нашел туман, и катера с трудом пробрались в бухту. Здесь с катеров увидели семь судов, стоявших кормой к берегу. Туман рассеялся. «Свет луны и блеск снежных гор прекрасно освещали рейд, а мелькание огней на броненосцах заставляло думать, что с эскадры видны катера».
Подойдя к кораблям на расстояние тридцати-сорока сажен, лейтенанты Задаренный и Шешинский пустили самодвижущиеся мины. Обе торпеды взорвались одновременно. Послышался сильнейший взрыв, широкая стена воды на мгновение заслонила корабль. «Затем слышен был сильный треск от переломившихся частей судна и глухие вопли и крики многочисленной команды. Пароход лег на правый борт и быстро погрузился на дно с большей частью своего экипажа. Громкие крики «ура» команд обоих катеров известили эскадру Гобарта-паши, что его сторожевой пароход потоплен. От взрыва мин до того, как скрылись мачты, прошла одна или две минуты. Небольшая часть людей, оставшихся на поверхности, хваталась за плававшие обломки и разные вещи с утонувшего парохода, которые образовали около места потопления правильный круг». — Так доносил Макаров по докладу участников атаки, о потоплении на Батумском рейде в ночь с 13 на 14 января 1878 года турецкого авизо [33]«Интибах» водоизмещением в 700 тонн.
За это дело Макаров, бывший в то время уже капитаном второго ранга, получил звание флигель-адъютанта, лейтенант Задаренный — капитана второго ранга, а Шешинский — орден Георгия 4-й степени.
Макаров не лишен был честолюбия. Награды и повышения в звании он встречал всегда с искренней радостью. Но интересы дела для него всегда были дороже личных отличий. Характерна его просьба к главному командиру еще после первого батумского дела: «Осмеливаюсь быть нескромным — просить ваше превосходительство в награду за батумское дело разрешить постройку быстроходного катера в Севастополе по моему чертежу. Уверен в быстроте хода и в хороших морских качествах. Материалы вздорожали, и только поэтому он будет стоить 12.000 рублей. Могу ли надеяться получить мины Уайтхеда взамен взорванных?»
Эта записка прекрасно характеризует министерские нравы того времени. Невероятная рутина, боязнь расходов на новое дело, хотя бы и государственного значения, всегда отличали деятелей петербургского адмиралтейства. В разгар войны моряк-патриот в награду за свои славные дела просит две вещи: катер, который только потому, что «материалы вздорожали», как бы извиняясь, поясняет Макаров, будет стоить 12.000 рублей, и мины Уайтхеда взамен использованных!
