Смит схватил трубку стоявшего рядом телефона.
— Привет, Ганс. Рад слышать твой голос. Надеюсь, ты в курсе всех происходящих на заводе в Асике событий? Вот и хорошо. Знаешь, мы с Маршаллом хотели бы нанести тебе дружеский визит. Да, сегодня, и как можно раньше. Хорошо, через полчаса будем. — Смит вопросительно посмотрел на Маршалла, тот кивнул несколько раз головой в знак согласия. — Может быть, даже раньше — мы сейчас выезжаем из моего офиса. До встречи.
Банкир положил телефонную трубку, снова подошел к Маршаллу, сел в кресло.
— Думаю, наше сообщение подействует на Мюллера лучше порции двойного виски. Только, конечно, мы не будем раскрывать ему наших маленьких секретов, не так ли?
Маршалл чуть улыбнулся и кивнул в знак согласия.
— Безусловно. Пусть думает, что эти инвестиции — наша дружеская помощь ему в трудную минуту.
Они встали, спустились вниз на улицу, сели в «мерседес» Смита и минут через двадцать, пробравшись сквозь пробку в центре столицы, подъехали к резиденции Мюллера.
Всю дорогу они не проронили ни слова, даже когда пикеты демонстрантов с плакатами против принятия условий займа Всемирного клуба остановили и минут десять не давали проехать их автомашине. Они лишь обменялись многозначительными взглядами, означавшими, что то дело, по которому они сейчас едут к немцу, требует незамедлительного решения.
У виллы Мюллера стоял полицейский пост, а чуть в стороне от него, прямо напротив ворот, была разбита палатка, вся обвешанная лозунгами, которые свидетельствовали, что эхо волнений на заводе в Асике уже докатилось до столицы. Полицейский, завидев приближающийся «мерседес», отодвинул в сторону заградительный барьер и пропустил машину к воротам, которые уже бросились открывать сразу двое слуг.
— Мюллер-сааб вас ждет, — согнувшись в почтительном поклоне, произнес один из слуг, когда машина въехала во двор и из нее вышли Смит и Маршалл.
Мюллеру была не совсем понятна необходимость такой вот экстренной встречи. Проблемы, которые, как он догадывался, могли беспокоить его друзей, были так далеко от того, что сейчас занимало его мысли. Нет, он не думал о том, что творится на заводе в Асике и какие меры надо принять, чтобы акции «Биохим (Азия)», продававшиеся уже ниже номинала, стали вновь пользоваться высокой репутацией на бирже. Все это было где-то там, далеко, в какой-то другой жизни. Голова еще раскалывалась от той солидной дозы виски, что была выпита вчера, но тем не менее он все более осознавал слова, сказанные ему доктором.
Мюллер уже давно чувствовал какое-то общее физическое недомогание, иногда наступали моменты такой слабости, что он с трудом доходил до кресла или дивана. Местные врачи ничего особенного у него не находили. В последние же недели по ночам его стали мучить какие-то боли в груди. Пришлось начать делать успокоительные уколы, но сейчас и они мало чем помогали. Его домашний доктор посоветовал воспользоваться тем, что на международном медицинском конгрессе, проходившем в столице в начале месяца, присутствовали два швейцарских профессора, у которых он когда-то учился, и организовал Мюллеру своеобразный консилиум. Мюллер согласился вновь пройти тщательное обследование, но с непременным условием, что ему будут сообщены полностью все результаты и диагноз профессоров.
Врачи выполнили данное ему обещание, хотя старались максимально использовать не говорящие обычно ничего пациенту латинские фразы. Но Мюллер тем не менее все понял — жить ему осталось максимум год-полтора, и то при условии, если он немедленно ляжет в госпиталь, где врачи сделают так, что он не будет до конца своих дней чувствовать боли. В противном случае эта боль будет с каждым днем нарастать, и единственное, что может ее лишь немного смягчить, — это морфий или другие наркотики. Мюллер категорически отказался ехать в Швейцарию, превращаться, по его словам, в «комнатное растение в горшочке». А что касается наркотиков, то достать их в любом количестве было для него не проблема, так как последние полтора года, выполняя задание своего старшего брата — президента «Биохима», он был связан с международной торговлей этим зельем, которое под видом сырья для изготовления лекарств переправлялось в Западную Европу на склады специально созданной для этого дочерней расфасовочной фирмы. Именно по этим каналам были установлены тесные связи «Биохима» с «Кэпитал корпорейшн». Но сам Мюллер никогда не дотрагивался до этого «зелья ада» и брезгливо относился к наркотикам. Вот и сейчас для него было гораздо приятнее оглушить себя бутылкой-другой шотландского виски, чем получить укол морфия или нюхать кокаин. В случае же если жить будет совсем тяжко, под рукой всегда есть револьвер.
После того как Мюллер узнал диагноз своей болезни, все дела ушли куда-то в сторону. Он, конечно, понимал, что надо принимать какие-то меры, чтобы восстановить нормальную работу в Асике, где уже подготовлен к пуску цех по производству «сомы» — осталось только заложить в компьютер АСУ дискету с программой, и акции «Биохим (Азия)» взлетят ввысь, но Мюллеру все больше не нравилась эта затея с «сомой». Хотя брат (он, кстати, должен сегодня вечером вновь прилететь в столицу) всегда говорил, что «сома» — это тот подарок, который тысячелетия ждало человечество, погрязшее в постоянных распрях, войнах, зависти и губительных страстях. Мюллер не понимал, что же тогда останется человеку и не превратится ли он в такое же домашнее растение, которое хотят сделать из него самого женевские профессора? Именно этот вопрос, всегда где-то подспудно висевший у него на совести, Мюллер и решил еще вчера выяснить окончательно. Он знал, что в йога-центре у этого лохмача-кудесника ведутся какие-то опыты, с помощью которых изучают использование «сомы» на людях, но о результатах экспериментов ничего конкретного ему не было известно. Очевидно, послезавтра на заседании Общества наследников Ост-Индских компаний, которое на этот раз решено почему-то провести в международном храме медитации в трех часах езды от столицы, все и прояснится.
Его раздумья прервал приезд Смита и Маршалла. Мюллер из окна спальни увидел, как подъехал знакомый ему серый «мерседес», как открылись ворота, пропуская машину во двор. Он решил не переодеваться и выйти, как есть — в стеганом домашнем халате, да и времени переодеваться не было — гости уже вошли в дом и ждали его внизу в гостиной.
Увидев появившегося в дверях гостиной Мюллера в домашнем халате и тапочках, Смит и Маршалл обменялись недоуменными взглядами. Им было, конечно, известно, что их немецкий приятель очень часто закладывает лишнее, но встречать в таком виде гостей — это что-то новое. Они ждали, что Мюллер сейчас извинится за свой нелепый вид, но тот как ни в чем не бывало, поздоровавшись, плюхнулся в кресло, даже забыв предложить своим гостям сесть. Те, еще раз многозначительно переглянувшись, без приглашения сели рядом на диван.
— Дорогой Ганс, — начал Смит, — времени у нас у обоих сейчас в обрез, да, думаем, что и тебе некогда с нами рассиживаться, поэтому — сразу к делу. Нам стало известно, что «Биохим (Азия)» столкнулась с серьезными трудностями и курс ее акций стремительно падает. — Смит заметил, что Мюллер слушает как-то безучастно. Он откашлялся и продолжил: — Поэтому мы считаем необходимым поддержать тебя и твою компанию, которая, как мы знаем, стоит на пороге важного события — начала выпуска этого чудодейственного бальзама — «сомы». Мы купим акций «Биохим (Азия)» на десять миллионов анн каждый. Но перед этим хотели бы из первых рук получить от тебя информацию о состоянии дел на заводе в Асике и о том, как будут развиваться события дальше.
«Ах, вот зачем вы, мои друзья, пожаловали так спешно ко мне. Почуяли, где жареным пахнет, и решили отхватить себе солидный кусок? Ну что ж, из того, что есть, вы не самые плохие ребята, так веселитесь, пока есть желание и возможность», — подумал Мюллер, а вслух сказал:
— Вы все правильно рассчитали и можете спокойно делать, что задумали, наша компания не подведет. Думаю, что сразу после рождества новый цех начнет выдавать продукцию. Вот все, что я могу вам сказать. Не знаю, правда, нужна ли такая продукция людям, но это я постараюсь выяснить в ближайшее время.
