— Я буду названивать, проверять.
Рэйчел дурашливо меня пихнула.
— Давай уже, дуй на самолет. А то там стюардессы заждались: охмурять некому.
— Серьезно? — поднял я бровь и тут же подумал: а далеко ли я в плане своей самооценки ушел от Уолласа Макартура?
— А то, — сказала она с улыбкой. — Тебе потребуется вся твоя выучка.
Луис как-то мне сказал, что нынешний Юг — то же самое, что Юг прежний, только все набрали в весе по пять кило. Сказал не без сарказма и уж разумеется без любви к Южной Каролине — штату, слывущему на Юге едва ли не самым неотесанным после Миссисипи и Алабамы, хотя расовые предрассудки здесь за истекшие годы вроде как сгладились, по крайней мере частично. Когда в южнокаролинский Клемсон-колледж поступил первый чернокожий студент Харви Гант, местное общество вместо привычных пикетов и размахиваний стволами нехотя потеснилось, с ворчанием принимая время перемен. Хотя где, как не здесь, в 1968 году, во время демонстрации перед залом для боулинга (вход только для белых), были убиты трое темнокожих студентов; а все местные, кому за сорок, вероятно, в детстве ходили в сегрегированные школы. Здесь и сегодня живут те, кто считает, что над Капитолием в Колумбии должен развеваться флаг Конфедерации. Недавно эти люди назвали местное водохранилище в честь расиста Строма Турмонда, как будто сегрегацию никто и не отменял.
В «Чарльстон интернешнл» я летел через аэропорт Шарлотт, что в штате Северная Каролина, — эдакий эволюционный гибрид между кабаком и свалкой худших из маргинальных достижений полиэстеровой промышленности. В музыкальном автомате салуна «Вкус Каролины» надрывался «Fleetwood Mac», под который тучные мужчины в шортах и майках потягивали в тумане сигаретного дыма светлое пиво, а женщины по соседству заряжали четвертаки в «одноруких бандитов», стоящих тут же на надраенной барной стойке. На меня с места угрюмо воззрился какой-то тип в потной майке, с выколотым на левой руке черепом и джокером, сидящий скрестив ноги за низким столиком. Я держал его взгляд, пока он не рыгнул и не отвернулся с презрительно-скучливым выражением на физиономии.
Я посмотрел на табло — не пора ли на посадку? Из аэропорта Шарлотт самолеты летали в такие места, куда человек в здравом уме не отправится и из-под палки. Были и маршруты в один конец, а оттуда и вовсе куда глаза глядят, за пределы географии, был бы, черт возьми, в кассе билет на какой-нибудь рейс.
Посадка прошла своевременно, и в самолете я оказался возле бугая в бейсболке с эмблемой чарльстонской пожарной части. Он перегнулся через меня поглазеть на военную технику и самолеты, выстроенные сбоку на бетонке, а также на трап «Ю-Эс эруэйз», курсирующий своим ходом к взлетной полосе.
— Хорошо, что мы на нормальном джете летим, а не на тех вон шмакодявках, — указал он на воздушные суда помельче.
Я кивнул, а он с прежним любопытством оглядел интерьер самолета и здание основного терминала.
— Помню, когда Чарльстон был еще маленьким, на две полосы местечком, — пустился он в воспоминания. — Когда его еще строили. Я в ту пору в армии служил…
Я прикрыл глаза.
Это был один из самых долгих «коротких» перелетов в моей жизни.
Международный аэропорт Чарльстона, когда мы приземлились, был почти пуст; переходы и магазины скучали без пассажиров. К северо-западу на территории военной авиабазы теснились под полуденным солнцем поджарые, похожие на готовую к прыжку саранчу серо-зеленые военные самолеты.
Меня взялись пасти еще в зоне получения багажа. Их было двое — толстяк в яркой безрукавке и среднего возраста брюнет с прилизанными волосами, в холщовом черном пиджаке, из-под которого проглядывали жилет и майка. Они неброско наблюдали, когда я оформлял у стойки прокат машины, затем выжидали у боковой двери терминала, пока я по дышащей жаром парковке шел к навесу, где меня дожидался арендованный «мустанг». К тому моменту, как в руках у меня оказался ключ, они уже сидели во вместительном «шевроле» возле главной выездной дороги и держались за мной через две машины все время, пока я ехал к федеральной автостраде. Можно было бы от них оторваться, но в этом не было особого смысла. Я знал, что за мной следят, — вот что имело значение.
Нрав у этого «мустанга» был совсем не такой, как у моего. Когда я утопил педаль газа, секунду он никак не реагировал, после чего двигатель будто проснулся, потянулся, почесался и лишь затем начал ускоряться. Зато в машине был CD-плеер, так что на пути к 26-му шоссе я воткнул диск «Jayhawks» и, пока проезжал брутально-модерновый отрезок трассы, внимал музыкальному замесу.
А потом я вывел машину через Северную Митинг-стрит к выходу на Чарльстон.
Митинг-стрит — одна из главных артерий, ведущих прямиком в деловые и туристические районы Чарльстона, однако периферийная часть улицы смотрится не сказать что приглядно. У обочины темнокожий торговал арбузами, сложенными аккуратной горкой в кузове грузовичка, а над грузовичком вместо выставки красовался рекламный щит «Клуба блестящих джентльменов». С дробным стуком «мустанг» переехал через рельсы; мимо потянулись заколоченные корпуса, неработающие магазины складского типа; с запущенных земельных участков на меня бросала взгляды пуляющая мяч детвора; сидели в шезлонгах у крылечек старики, а сквозь щели в бетонных дорожках пробивалась пародия на плодородие в виде чахлой травы. Единственное исключение в плане чистоты и новизны являло собой здание жилищного управления — модерновое стекло и красный кирпич. Дескать, заходите, жители: лампочки выкрутим, мебель вынесем.
Все это время «шевроле» неотлучно следовал сзади. Я пару раз подтормаживал, дал полный круг от Митинг-стрит через Кэлхун и Хатсон снова на Митинг-стрит, чтобы просто попудрить той парочке мозги. Все это время они невозмутимо удерживали дистанцию, пока я наконец не свернул во двор отеля «Чарльстон-плейс»; тогда они не торопясь отъехали.
В вестибюле разодетая по случаю воскресного дня состоятельная публика — черная и белая — непринужденно беседовала и смеялась, расслабляясь во внеслужебное время. Порой приятный голос из динамиков приглашал компании проследовать в банкетный зал: ранние обеды в «Чарльстон-плейс» кое-кто из местных возвел для себя в традицию. Оставив их за этим занятием, я по лестнице поднялся к себе в номер. Здесь меня встретили две просторные кровати, а из окна открывался вид на банкомат через улицу. Я сел на кровать, что ближе к окну, и набрал номер Эллиота Нортона — сообщить, что приехал. Он издал долгий вздох облегчения.
— Ну как отель?
— Да ничего, — ответил я нейтрально.
«Чарльстон-плейс» был, разумеется, воплощением здешней роскоши, но чем крупнее гостиница, тем легче проникать в номера посторонним. В вестибюле я не заметил никого, кто походил бы на секьюрити (может, охранники на самом деле и были, только смотрелись так, как будто их нет). Пусто было и в коридорах; я увидел лишь одну горничную с груженной полотенцами и туалетными принадлежностями тележкой, да и то в единственном экземпляре. На меня она даже не взглянула.
— Этот отель лучший в Чарльстоне, — сказал Эллиот. — Есть спортзал, бассейн. Хочешь, могу сунуть тебя куда-нибудь, где за тобой будут приглядывать тараканы.
— Они уже и так за мной приглядывают, — сообщил я, — от самого аэропорта.
— Вот как. — Судя по голосу, его это не удивило.
— Они, часом, не прослушивали твои разговоры?
— Может статься. Я давненько у себя не подметал. Не видел нужды. А ведь в этом городишке ничего не утаишь. К тому же, как я тебе говорил, у меня на этой неделе ушла секретарша, причем заявила, что ей не нравится кое-кто из моих клиентов. Последнее, что она сделала по работе, это забронировала для тебя номер. Теоретически, могла оставить за собой и какой-то след.
Ни ее след, ни слежка меня особо не беспокоили. Те, кто участвует в этом деле, все равно так или иначе вскорости узнают о моем прибытии. Больше волновало то, что кто-нибудь разгадает наши планы насчет Атиса Джонса и примет меры.
