Варфоломеевская ночь В ряду ночей одну невмочь Забыть. Как в горле ком. Варфоломеевская ночь, Стоишь особняком. Я напрягаю жадный слух И слышу: ты гудишь, Из окон гонишь серый пух И ломом в дверь стучишь. Тот был в дверях убит, а тот Задушен в спальне был. «Ты кто, католик? гугенот?» А он со сна забыл. А этот вовсе ничего Не понял – гул шагов. Один сказал: «Коли его!» Другой сказал: «Готов». А тот лицом белей белья, Мертвей своих простынь. «Католик я! Католик я!» — «Бог разберет. Аминь». Иной был пойман у ворот — И страх шепнул: соври. «Ты кто, католик?» – «Гугенот». — «Так вот тебе, умри!» Так вот тебе! Так вот тебе! Копьем из темноты. Валяйся с пеной на губе. И ты! И ты! И ты! «Свечу сюда!» – «Не надо свеч! Сказал, гаси ее!» Не ночь, а нож. Не ночь, а меч. Сплошное остриё. Дымилась в лужах кровь, густа, И полз кровавый пар. О ночь, ты страшный сон Христа, Его ночной кошмар. «Удивляясь галопу…» Удивляясь галопу Кочевых табунов, Хоронили Европу, К ней любовь поборов. Сколько раз хоронили, Славя конскую стать, Шею лошади в мыле. И хоронят опять. Но полощутся флаги На судах в тесноте, И дрожит Копенгаген, Отражаясь в воде, И блестят в Амстердаме Цеховые дома, Словно живопись в раме Или вечность сама. Хорошо, на педали Потихоньку нажав, В городок на канале Въехать, к сердцу прижав Не сплошной, философский, Но обычный закат, Бледно-желтый, чуть жесткий, Золотящий фасад. Впрочем, нам и не надо Уезжать никуда, Вон у Летнего сада Розовеет вода, И у каменных лестниц, Над петровской Невой, Ты глядишь, европеец, На закат золотой. «Я в плохо проветренном зале…» Я в плохо проветренном зале На краешке стула сидел И, к сердцу ладонь прижимая, На яркую сцену глядел. Там пели трехслойные хоры, Квартет баянистов играл, И лебедь под скорбные звуки У рампы раз пять умирал. Там пляску пускали за пляской, Летела щепа из-под ног — И я в перерыве с опаской На круглый взглянул потолок. Там был нарисован зеленый, Весь в райских цветах небосвод, И ангелы, за руки взявшись, Нестройный вели хоровод. Ходили по кругу и пели. И вид их решительный весь Сказал мне, что ждут нас на небе Концерты не хуже, чем здесь. И господи, как захотелось На волю, на воздух, на свет, Чтоб там не плясалось, не пелось, А главное, музыки нет! «Танцует тот, кто не танцует…»
Танцует тот, кто не танцует, Ножом по рюмочке стучит. Гарцует тот, кто не гарцует, С трибуны машет и кричит. А кто танцует в самом деле И кто гарцует на коне, Тем эти пляски надоели, А эти лошади – вдвойне! «Чего действительно хотелось…» Чего действительно хотелось, Так это города во мгле, Чтоб в небе облако вертелось И тень кружилась по земле. Чтоб смутно в воздухе неясном Сад за решеткой зеленел И лишь на здании прекрасном Шпиль невысокий пламенел. Чего действительно хотелось, Так это зелени густой. Чего действительно хотелось, Так это площади пустой. Горел огонь в окне высоком, И было грустно оттого, Что этот город был под боком И лишь не верилось в него. Ни в это призрачное небо, Ни в эти тени на домах, Ни в самого себя, нелепо Домой идущего впотьмах. И в силу многих обстоятельств Любви, схватившейся с тоской, Хотелось больших доказательств, Чем те, что были под рукой. «Закрою глаза и увижу..« Закрою глаза и увижу Тот город, в котором живу, Какую-то дальнюю крышу, И солнце, и вид на Неву. В каком-то печальном прозренье Увижу свой день роковой, Предсмертную боль, и хрипенье, И блеск облаков над Невой. О боже, как нужно бессмертье, Не ради любви и услад, А ради того, чтобы ветер Дул в спину и гнал наугад. Любое стерпеть униженье Не больно, любую хулу За легкое это движенье С замахом полы за полу. За вечно наставленный ворот, За синюю невскую прыть, За этот единственный город, Где можно и в горе прожить. |