– А она, тетя Мариам? Как она относится к твоему отцу?

– Она тоже очень страдала, когда умер дядя Абусамад. И пусть дни траура уже истекли, но она все так же печальна. И оживляется лишь тогда, когда беседует с сыном и… и с моим отцом.

Последние слова Мариам уже почти прошептала. О да, много раз она беседовала об этом с любимым, но с подружкой о семейных тайнах заговорила впервые.

Амаль же ничуть не удивилась. Более того, она совершенно серьезно кивнула и деловито спросила:

– А ты пыталась поговорить об этом с отцом? А твой жених с тетей Мариам разговаривал?

– Ну что ты, дурочка, как можно? – Глаза Мариам стали еще больше. – Это же тайна! Думаю, они оба еще не догадываются о том, какие чувства испытывают друг к другу… Ведь мы же с Нур-ад-Дином тоже не сразу поняли, что любим друг друга.

Амаль усмехнулась чуть покровительственно:

– Вы оба еще совсем молодые и глупые! А ваши родители уже мудрые! Они уже один раз в жизни встретили свою любовь. И потому куда лучше могут понять, что происходит у них в душе.

Мариам вновь пожала плечами. Увы, она уже жалела, что заговорила с Амаль об этом. Но, прекрасно зная свою подружку, понимала, что та теперь не успокоится, пока не получит какого-то разумного объяснения. Или пока не женит почтенного Нур-ад-Дина на доброй тете Мариам.

– Нет, я не разговаривала с отцом. Думаю, что и мой любимый не разговаривал со своей матушкой. Более того, я даже боюсь предложить ему такое. И хоть сердце сына болит за мать, но вряд ли он решится спросить у тети Мариам о чем-то подобном.

Тут глаза Амаль загорелись. Мариам заметила – она стала похожа на дикую кошку, которая увидела толстого голубя и подкрадывается к добыче.

– Слушай, а давай мы их заколдуем!

– О Аллах великий! Что же ты такое говоришь! – воскликнула Мариам и тут же, следуя удивительной логике, столь свойственной всем женщинам, спросила: – А ты можешь?

– Ну, немножко могу, – покраснела Амаль. Она вовсе не хотела выдавать семейные тайны, но слова сами сорвались с языка и теперь было поздно оправдываться. – Матушка меня чуточку учила. Она говорила, что все женщины в нашем роду владеют удивительными способностями, и раньше или позже к каждой из нас приходит великая колдовская сила.

О, добрая матушка Амаль ничуть не лгала. И при этом все же умудрилась не сказать дочери всей правды. Ибо ни Маймуна, ни Дахнаш не были людьми. Они были детьми колдовского народа и лишь принимали человеческий облик время от времени.

Маймуна, матушка Амаль, была дочерью Димирьята, одного из знаменитых царей джиннов, а ее любимый, отец Амаль – Дахнаш, родился ифритом, и сила его была известна каждому из потомков Иблиса Проклятого. Некогда они решили подшутить над всем человеческим родом и вызвали великую любовь в сердцах юноши, холодного, как снега в горах, и девушки, гордой, как сами эти горы. Шутка удалась столь хорошо, что и самим детям колдовского рода, Маймуне и Дахнашу, стало мало одного лишь пылкого чувства, и они возжелали обзавестись наследниками[3].

Когда же родилась Амаль, Маймуне показалось, что воспитывать ее должна добрая и нежная матушка, а не дочь огненного рода, язык пламени и торжество жара. Вот так и оказалось, что Маймуна и Дахнаш сменили свои огненные сущности на человеческий облик и поселились в тихом городишке вдалеке от шумных торговых путей.

О, конечно, ни джинния, ни ифрит не собирались навсегда оставаться людьми. Но это было столь удобное обличье и столь уютная, спокойная жизнь, что превращение в нечто иное уже стоило бы им немалых трудов. Должно быть, поэтому Амаль и знать не знала ничего о своем удивительном происхождении и о том, что ее будущее – бессмертная жизнь и вечный жар огня.

О да, Маймуна показала дочери лишь крохи удивительных умений колдовского народа, но этого вполне хватило целеустремленной девушке для того, чтобы решиться заколдовать двух «несчастных» и заставить их броситься в объятия друг другу. Увы, Амаль отлично знала, что заколдовать их она может, лишь расспросив матушку о том, как это делается. А за этим неизбежно последуют вопросы, отвечать на которые девушке вовсе не хотелось.

Увы, опасалась она и гнева отца. Ведь не зря же он становился таким грозным, стоило доброй матушке лишь слегка взлететь над полом или заставить метлу саму мести плиты двора! «Быть может, отец и сейчас не разрешит матушке помогать мне! Но тетю Мариам жалко… Она и в самом деле печальна и молчалива. Ей – о, это так понятно – нужны и сильное плечо, и мудрый утешитель, и нежный возлюбленный…»

Амаль была хорошей, доброй девушкой, пусть и не совсем умной и тактичной.

– Слушай, Мариам, а зачем им жениться? Они же такие старые!

Мариам метнула в подружку гневный взгляд.

– Ты просто дура, Амаль! Какие же они старые?! Отцу едва минуло сорок, а тете Мариам на целых три года меньше… Старые, скажешь тоже!

– Ну конечно, старые, – убежденно кивнула Амаль.

О, как бы она изумилась, узнав об истинном возрасте собственных родителей! Тогда бы, Аллах всесильный, она наверняка назвала соседей не стариками, а детьми…

– Ну ладно… – Амаль немножко обиделась на гневные слова подружки, но она была отходчивой и уже почти забыла о «дуре». – Так что, поколдуем?

– Конечно! – Мариам была готова на все ради отца. О, пусть она и таила это от самой себя, но если бы он женился на тете Мариам, тогда бы не осталось никаких преград для того, чтобы они с Нур-ад-Дином были вместе.

– Тогда завтра я приду к тебе в полдень…

– Но, говорят, что колдовать надо под покровом ночи…

– Матушка говорила, что под покровом ночи таятся лишь черные дела. Светлому всегда место днем!

Удивительно, как спокойная и счастливая семейная жизнь меняет даже черные души детей магического народа! О, как удивилась бы джинния Маймуна, та, какой она была еще столь недавно, если бы увидела себя сейчас! Должно быть, она бы не узнала в заботливой, мудрой и улыбчивой красавице коварную и жестокую дочь Димирьята, царя джиннов.

– Ну, если так говорит твоя матушка…

Амаль кивнула и уже собралась было уходить, когда стукнула калитка и зашуршали камешки под чьими-то решительными шагами.

– Это Нур-ад-Дин. – У Мариам от радости заалел на щеках румянец.

– Ага, вот сейчас мы и посмотрим, каков он, твой «самый лучший», – проговорила Амаль, застегивая брошь, что поддерживала концы шали, прикрывавшей ее лицо от посторонних глаз.

– Ну что ж, – Мариам гордо выпрямилась, – посмотрим. Я могу спорить на целый мешок золота, что ты и сама увидишь, как хорош и умен мой Нур-ад-Дин.

О, не следовало говорить эти слова Мариам, не следовало!

– О прекраснейшая!

Нур-ад-Дин уже усвоил новую моду, завезенную франками: он припал к руке своей невесты в нежном поцелуе. Он был бы не прочь и к губам приникнуть, но… Но при посторонних не мог столь грубо нарушить традиции.

– Мой любимый, – прошептала Мариам. Она прекрасно поняла своего суженого и едва заметно пожала кончики его пальцев.

О как прекрасно, что не нужно тратить лишних слов там, где говорят сердца! Нур-ад-Дин понял девушку и нежно ей улыбнулся.

– Хорошим ли был твой день, о Нур-ад-Дин? – не выдержала Амаль. Да и как тут было выдержать – если эти двое просто разговаривали взглядами, не обращая внимания на то, что она тоже здесь!

– Он был лишь бледной тенью твоей несравненной красы, о незнакомка! – не задумываясь, ответил Нур-ад-Дин.

– Ты заставляешь меня краснеть, уважаемый! – Амаль склонила голову. Увидеть, что она покраснела, было невозможно, ибо лицо ее по самые глаза окутывала темно-синяя шелковая шаль. Да и покраснела ли она?

– Ну, дорогая! – со смехом проговорила Мариам. – Не надо краснеть!

Она повернулась к юноше и проговорила: