— Можете переодеться перед молитвой. Я вас оставлю на минутку.

Миссис Найтуинг закрывает за собой дверь, и я быстро надеваю форменное платье, застегнув многочисленные маленькие пуговки. Юбка оказывается чуть коротковатой, но в остальном все сидит неплохо.

Миссис Найтуинг сразу замечает недостаточную длину подола и хмурится.

— Вы довольно высокая…

Как будто девушкам нравится напоминание о слишком большом росте!

— Ладно, попросим Бригид добавить внизу еще одну оборку.

Миссис Найтуинг поворачивается и выходит из комнаты, я — следом за ней.

— А куда ведут вон те двери? — спрашиваю я, показывая на темную площадку по другую сторону лестницы, где виднеется тяжелая двустворчатая дверь, запертая на большой висячий замок. Такие замки вешают, чтобы никто не мог войти. Или выйти.

Миссис Найтуинг сдвигает брови и поджимает губы.

— Там восточное крыло здания. Оно пострадало от пожара несколько лет назад. Мы больше им не пользуемся, потому и заперли дверь. Нет смысла его отапливать, это ненужные расходы. Идемте скорее.

Она быстро двигается дальше, я тоже делаю шаг, но почему-то оглядываюсь. Между запертой дверью и полом остается щель высотой примерно в дюйм… и из этой щели сочится свет. Может быть, на меня подействовала усталость после длинного дня и долгого путешествия, или же я просто начала привыкать к тому, что вижу странные вещи, — но я могла бы поклясться, что видела какую-то тень, мелькнувшую за дверью.

Нет. Прочь!

Я не желаю, чтобы прошлое настигло меня здесь. Я должна снова стать самой собой. Поэтому я на мгновение закрываю глаза и решительно обещаю себе: «Когда я открою глаза, там не будет ничего, кроме обычной двери. Я просто устала. Там ничего нет!»

И когда я снова смотрю туда, ничего там и нет. Ни света, ни теней.

В гостиной собралось около пятидесяти девушек, все в бархатных плащах. Приближающийся вечер заливает комнату пурпурным светом. Девушки негромко переговариваются, время от времени кто-то хихикает, и эти звуки отражаются от низких потолков и сыплются на меня. Призывный удар колокола возвещает, что пора выходить из школы и пройти полмили или около того вверх по холму, к церкви.

Я осторожно оглядываю учениц, выясняя, найдутся ли здесь девушки моего возраста. Да, впереди, собравшись в тесную группу, стоят несколько девушек лет шестнадцати-семнадцати на вид. Они сблизили головы и смеются какой-то шутке. Одна из них невероятно красива, с темными волосами и кожей цвета слоновой кости; черты лица у нее как на камее. Она, пожалуй, самая очаровательная девушка из всех, кого я когда-либо видела. С ней рядом стоят еще трое — ухоженные, с аристократическими носами, и у каждой имеется либо дорогой гребень в волосах, либо дорогая брошь, что выделяет этих девушек из толпы и подчеркивает их положение.

Одна девушка в особенности привлекает мое внимание. Она чуть-чуть выбивается из ряда. Ее очень светлые волосы уложены в аккуратный узел, как и подобает молодой леди, но все равно они выглядят немножко растрепанными, будто шпильки не в силах их удержать. У нее высокие брови, серые глаза, а лицо настолько бледное, что кажется опаловым. Девушку что-то развеселило, и она, откинув голову, искренне и открыто хохочет. И хотя темноволосая красавица выглядит очень милой, внимание всех остальных обращено на блондинку. Это, должно быть, местная запевала.

Миссис Найтуинг хлопает в ладоши, и все разом затихают.

— Девушки, я хочу представить вам новую студентку Академии Спенс. Это Джемма Дойл. Мисс Дойл прибыла к нам из графства Шропшир и будет заниматься в первом классе. Большую часть своей жизни она провела в Индии, и я уверена, что она с удовольствием расскажет вам много интересного о тамошних обычаях и привычках. Надеюсь, вы продемонстрируете настоящее гостеприимство школы Спенс и поможете ей познакомиться с нашими внутренними правилами.

Я чувствую себя так, словно умираю тысячами самых жестоких смертей, когда пятьдесят пар глаз смотрят на меня, оценивая и будто бы раздевая, — можно подумать, меня собираются подвесить над очагом и зажарить. Все надежды на то, что я смогу спокойно влиться в ряды учениц и останусь незамеченной, уничтожены коротенькой речью миссис Найтуинг. Светловолосая девушка склоняет голову набок, оглядывая меня с головы до ног. Потом, подавив зевок, возвращается к разговору со своими подругами. Возможно, потом я сумею как-то поладить с ними.

Миссис Найтуинг потуже затягивает у шеи шнурки плаща и взмахивает рукой, указывая в сторону церкви.

— Идемте же помолимся, девушки.

Ученицы тянутся наружу, а миссис Найтуинг подкатывается ко мне с еще одной студенткой.

— Мисс Дойл, это Энн Брэдшоу, ваша соседка по комнате. Мисс Брэдшоу пятнадцать лет, и она тоже в первом классе. И сегодня вечером она составит вам компанию, поможет разобраться в обстановке.

— Привет, как дела? — говорит Энн Брэдшоу, но в ее тусклых, водянистых глазах ничего не отражается.

Я вспоминаю ее идеально заправленную постель и думаю, что вряд ли с этой особой будет так уж весело.

— Рада познакомиться, — отвечаю я.

Мы неловко стоим рядом и молчим. Энн Брэдшоу — унылая, простая девушка, что для меня вдвойне убийственно. Девушка без денег, которая хочет использовать шанс и улучшить свое положение. Из носа у нее течет. Она подносит к нему потрепанный носовой платок с кружевной отделкой.

— Ужасно себя чувствуешь, когда простужаешься, — говорю я, желая проявить сердечность.

Пустой взгляд мисс Брэдшоу не изменяется.

— Я не простужалась.

Отлично. Стоит порадоваться тому, что я задала вопрос. Неплохое начало для нас обеих, меня и мисс Брэдшоу. Можно не сомневаться, к утру мы станем просто как сестры… Если бы я могла прямо в эту минуту развернуться и уехать из школы Спенс, я бы обязательно это сделала.

— Церковь в той стороне, — говорит Энн, нарушив ледяное молчание и создавая видимость беседы. — Нам не разрешается опаздывать на молитву.

Мы идем позади остальных девушек, вверх по склону холма, между деревьями, к церкви, выстроенной из камня и бревен. Над травой клубится туман. Он стелется по земле, и от этого все вокруг кажется зловещим. Ночной ветер треплет синие плащи девушек, но вскоре сгустившийся туман поднимается выше и поглощает все, кроме приглушенно звучащих голосов.

— Почему родные отправили тебя сюда? — спрашивает Энн с отталкивающей прямотой.

— Наверное, чтобы я стала более цивилизованной, — с коротким смешком отвечаю я.

«Ну, видишь, какая я веселая? Ха-ха!» Однако Энн даже не улыбается.

— А мой отец умер, когда мне было всего три года. Матери пришлось работать, но потом она тяжело заболела и тоже умерла. Ее родственники не хотели брать меня к себе, но и в работный дом отправлять тоже не желали. Поэтому они прислали меня сюда, чтобы я выучилась и могла стать гувернанткой.

Меня ошеломляет подобная откровенность. Энн Брэдшоу даже не дрогнула, говоря все это. Я просто не знаю, что сказать в ответ. Наконец я обретаю голос и бормочу:

— Ох, мне очень жаль…

Тусклые глаза смотрят на меня.

— Действительно жаль?

— Ну… ну да. А почему же нет?

— Да потому, что обычно люди так говорят, чтобы отвязаться от кого-то. На самом деле они ничего такого не думают.

Она совершенно права, и я слегка краснею. Это ведь просто слова, и сколько раз я сама с трудом сдерживалась, когда люди говорили мне то же самое. Я спотыкаюсь о толстый корень дерева, вылезший поперек тропы, и у меня невольно вырывается любимое ругательство отца:

— Чтоб ты сдох!

Энн резко вскидывает голову, услышав это. Можно не сомневаться, что она принадлежит к числу не в меру щепетильных особ, и будет бегать с докладами к миссис Найтуинг каждый раз, когда я косо посмотрю на нее.

— Прости меня, пожалуйста, я не понимаю, как у меня могло такое вылететь! — спешу сказать я, пытаясь исправить положение. Мне совсем не хочется получать выговор в первый же день пребывания в школе.