— Или бабу, — устало произнесла Нина Степановна. — Я как бабий голос услышала, так и решила, что пора действовать.

— Вы видели ту женщину?

— Нет. Я не выходила из комнаты. Я жила как в тюрьме! Меня не считали здесь за человека!

У Нины Степановны началась истерика.

— А статуэтку вы заранее выбрали? — спросила я, врываясь в поток рыданий.

— Вазу она выбрала, — сказал Андрей. — Вы держали ее у себя в комнате?

— Ну а как же? Пропажу статуэтки эта шлюха сразу же заметила бы, а вазу не углядела. Она же обожала эту свою похабщину!

— Но почему вы потом воспользовались еще и статуэткой? — спросила я.

— Могу объяснить, — повернулся ко мне Андрей. — Она воспользовалась заранее приготовленной вазой. Возможно, тот удар не был смертельным. Вспомни, что рассказывали твои мать и брат. А статуэтка валялась в коридоре — Аглая же ею ударила твоего брата. Поэтому Нина Степановна решила и ее пустить в дело.

— Да не успела я добить эту гадину с первого раза! Я вообще еле успела скрыться у себя в комнате! Я думала, что со страха помру! А если бы та гадина — та баба, которая потом пришла, «Скорую» вызвала? Или полицию? Но она только вазу прихватила! Я же ее выронила со страху, когда очередной звонок раздался! И дверь была не заперта! Я увидела, что задвижка не задвинута. Бросилась к себе в комнату. Без вазы. Но если бы не та, вторая гадина, я бы не догадалась, что дверь нужно оставить незапертой. Запер Твердохлебов.

«Все-то у нее гадины, кроме нее самой, — подумала я. — Хотя насчет моей мамаши Нина Степановна была права. Но мать спасала любимого сына…»

— И вы ударили мою дочь еще и каменной статуэткой? — уточнил Станислав ровным, ничего не выражающим голосом. Но при этом у него так изменилось лицо… Я представляю, как он кипел внутри…

— Да, потому что не убила с первого раза-то! — заорала Нина Степановна, брызжа слюной. — Гадины все живучие! И если бы та, вторая, «Скорую» вызвала, то Аглая вполне могла бы очухаться! И вазу бы нашли с моими отпечатками пальцев! Но та, вторая, сразу же сбежала, не стала проверять, жива твоя потаскуха или нет. Зачем ей? Ну а как только она ушла, я схватила похабную статуэтку из коридора — и добавила, чтоб наверняка!

— И потом забрали к себе в комнату? — уточнил Андрей.

— Да, и выбросила на следующий день, когда мы с Никитой гулять пошли.

— Зачем вы забрали статуэтку к себе? — спросил Станислав.

— А тебе жалко, да?

— Я просто не понимаю всех ваших мотивов. А если бы ее нашли у вас? До того, как успеете выбросить?

— Кто? Когда? — удивилась Нина Степановна. — Я не сомневалась, что твою потаскуху найдут только на следующий день — после того, как я уже выброшу статуэтку. Я не предполагала, что ночью еще кто-то припрется, но приперлись. Но ведь не вызвали же полицию! Один сбежал, второй был в стельку пьян. Это ж как надо надраться, чтобы пойти спать в шкаф?

— Это вы отнесли Аглаю на кровать? — уточнил Андрей.

— Да, подумала, что нам же с Никитой утром гулять идти. А если ее оставлять валяться в коридоре, то вроде как я должна ее найти. Оно мне надо? Я вспомнила, что вон она по утрам в понедельник приходит. — Нина Степановна кивнула на меня. — Она и вызвала ментов. А до нее никто и не подумал даже. Мы с Никитой спокойно ушли. На полу у вешалки следов крови не было, только елочные иголки. Накапало только на коврик у кровати. Коридор я протерла на всякий случай. И утром у меня была масса времени, чтобы выбросить статуэтку подальше от дома.

— А вы не подумали, что таким образом лишаетесь работы? — спросила я.

— Так ребенок же Петькин. — Нина Степановна посмотрела на меня, как на полную дуру. — Не он же с ним сидеть будет? Хотя, отдать ему должное, отец он замечательный. Но ему работать надо.

— И вы лишили его весьма существенного дохода, — заметил Станислав. — Неужели вы не понимали, что как продюсер Аглаи…

— Да он и без твоей потаскухи заработает! — перебила Нина Степановна. — Других полно. Очередь из желающих выстраивается. У нас перед домом дежурят ночами, только бы Петька их прослушать согласился! Ему записи шлют, каждый день посылки приходят. Да даже если он их будет слушать по двадцать четыре часа в сутки, все равно не успеет прослушать все! Я ему уже сказала, чтобы брал какую-нибудь нормальную девку, с голосом, и делал из нее звезду. Люди с голосом пробиться не могут, только такие потаскухи, типа твоей, с голыми задами по сцене скачут, сиськами трясут! Их даже не отличить одну от другой!

Это обвинение в адрес Аглаи было несправедливым. Ее отличали от других, и еще как! Ее хотели мужчины, а женщины хотели на нее походить. Однако Станислав молчал, врач вообще ни слова не произнес на протяжении всего разговора, Андрей умело задавал вопросы, запись шла. Насколько я понимала, после этой ночной встречи нашим правоохранительным органам ничего не придется делать — у них будет готовое признание.

Кстати, а что в таком случае будет с мигрантами?

Я внимательно посмотрела на Нину Степановну. Могла она их нанять? Могли они принять ее за «мущын»?

Принять могли. Но зачем они ей понадобились?

Оказалось — чтобы подбросить домработнице лекарства. Требовался козел отпущения — ведь если Роберт высказал версию о возможном «подкармливании» Аглаи ядом или лекарствами и требовал экспертизу, специалисты вполне могли найти в ее организме то, что еще не успело выйти. И на самом деле нашли. Я сама обо всем рассказывала Петру Аркадьевичу, а он, в свою очередь, — Нине Степановне. Вот и пришлось быстро переводить стрелки на домработницу. За это мигрантам предлагалось взять в квартире все, что они смогут вынести на себе. Они и вынесли.

— Так это вы травили мою дочь? Вначале думали ее отравить, а поскольку она никак не умирала, решили убить вазой? Не получилось вазой, добавили статуэткой? — Станислава просто трясло.

— Просто так я ее отравить не могла! — рявкнула Нина Степановна. — Ведь тогда бы на меня сразу подумали. На меня или на Нюрку. Больше-то не на кого!

Нюркой звали домработницу, то есть она, конечно, была Анна Павловна, но Нина Степановна не считала нужным использовать отчество.

— И кто вам подсказал такую сложную схему приема лекарств? — спросил Станислав.

Андрей сказал, что я еще не знаю всех деталей — того, что показали результаты проведенных экспертиз, и выводов, к которым пришли специалисты, которые их анализировали. Он также сообщил, что Нина Степановна по профессии фельдшер.

— Неужели фельдшеру не найти работу? — не могла сдержаться я. — Ведь Петр Аркадьевич говорил…

— А ты знаешь, сколько у нас фельдшер получает?!

— Нину Степановну уволили с волчьим билетом, — спокойно сообщил Андрей. — Она радоваться должна, что не посадили.

— За то, что мальчишек пожалела!

— Наркоманов. И жалели вы их за весьма крупные суммы — по крайней мере для их семей.

Я бросила взгляд на Андрея.

— Петр Аркадьевич нанял свою родственницу еще и из-за ее медицинского образования. На самом деле для беременной девочки было лучше, чтобы рядом с ней находился медик. Да и про грешки родственницы Бергман знал. Правда, Нина Степановна? Вы с ним прекрасно поняли друг друга.

— Да, Петр — единственный, кто ко мне в вашем мерзком городе по-человечески относится!

— У нас совсем не мерзкий город, — возмутилась я. — И масса людей считают Петербург…

— Они здесь не жили в услужении! Я терпела только из-за Петьки! Чтобы помочь ему, потому что он помог мне!

— И убивать меня вы пришли, чтобы помочь Петьке? — вкрадчиво спросил Станислав.

Нина Степановна поджала губы и отвернулась.

— Вы решили, что если я умру, то ваш законный муж, Петр Аркадьевич Бергман, унаследует все, что осталось от Аглаи? То есть, конечно, унаследует Никита, а он — отец, вы — его законная жена. Наверное, еще думали официально усыновить мальчика? А что дальше? Потом бы и Петька отправился к праотцам? Вы же медик, Нина Степановна. Придумали бы и для него схему приема лекарств, например, приводящую к сердечному приступу. Или вы и так придумали? Уже все приготовлено? Или разово бы что-то дали? И стали бы богатой наследницей, обеспечили бы себе безбедную старость.