Про семью братец в интервью никогда не говорил, я не знала, жива ли наша мать. Женат вроде бы он никогда не был, официально признанных детей не имел. Имел много женщин и очень много поклонниц самых разных возрастов. Но сам, оказывается, ходил в поклонниках у Аглаи.
— Ну ничего ж себе… — произнес Петр Аркадьевич после моего краткого повествования о наших родственных отношениях с ангелочком.
— По вашему мнению, Наталья Валерьевна, ваш единоутробный братец мог ударить Аглаю Станиславовну по голове сзади? — спокойно спросил следователь.
— Вы помните, в каком возрасте я в последний раз видела единоутробного братца живьем? Он еще в школу не ходил. — Я помолчала и добавила: — Но если брать в расчет то, что он представлял из себя в детстве, еще как мог. Меня он в детстве все время пытался ущипнуть, укусить, а потом еще жаловался матери, когда я ему давала сдачи. Мать всегда брала его сторону и никак не реагировала на следы укусов и щипков братца на моем теле. Он, видите ли, был маленький. А в последние годы его еще и бабы испортили.
Николай хмыкнул. Следователь улыбнулся. Петр Аркадьевич усмехнулся.
— Свой старый адрес помните, Наталья Валерьевна? И фамилию единоутробного брата?
Я помнила. Николай тут же стал щелкать клавишами компьютера и сообщил нам, что Константин официально зарегистрирован все там же (меня отец выписал сразу же после суда и прописал к себе), как и наша с Константином мать. Жива, значит…
— Наталья Валерьевна, а ведь вы являетесь совладелицей этой квартиры, — посмотрел на меня Николай.
— Какой квартиры? — не поняла я. — Я унаследовала квартиру за бабушкой и…
— А квартира, в которой вы родились, была приватизирована на вашу мать и на вас, когда вы были ребенком. Ваше согласие, ваша подпись не требовались. Ваш брат тогда еще не родился. Обойти ваши права не позволял закон. Ваша мать не могла приватизировать квартиру только на себя. Вам что, документы из налоговой ни разу не приходили? Вам должны были присылать квитанции на оплату налога на недвижимость.
— Я до сих пор прописана у отца. Квартира бабушки у меня в собственности, но там никто не прописан. Я даже не могу объяснить почему… Прописана и прописана у отца. Все документы приходят туда. Думаю, все налоги на недвижимость одновременно платит тетя Тоня. Она у нас всегда всеми квитанциями занималась, потому что все остальные могут просто забыть или засунуть куда-нибудь квитанцию, чтобы оплатить потом, но, вместо того чтобы это сделать, просто выкинуть с другими бумажками.
— Денег с вас не просила? — посмотрел на меня следователь.
— В нашей семье это не принято. Понимаете, если бы налоги за всех платила я, я бы тоже не просила ни у кого из своих родных вернуть деньги. Основные деньги в нашей семье зарабатывают отец и Пашка в своей фирме. Я значительно меньше, но себя обеспечиваю, у них ничего не прошу, хотя они оба меня постоянно балуют. Я понятия не имею, сколько зарабатывает Сенька. Возможно, все отдает родителям, сам покупает только то, что нужно для компьютера. То есть с меня никто никогда никаких денег на налоги не просил. А я об этом не задумывалась.
— Суммы не должны быть большими.
— Это не имеет значения. Но я все равно уточню этот вопрос. Спасибо за информацию, — улыбнулась я.
— Драка тебя ждет с братцем после смерти матери, — хмыкнул Петр Аркадьевич. — Я надеюсь, ты не собираешься дарить ему квартиру? Ведь у него получится только одна четверть. А у тебя — твоя половина и одна четверть — половина доли матери. Я тебе дам беспроцентный кредит, чтобы ты ее выкупила.
Бергман хитро посмотрел на меня.
— Это по закону. А если их общая мать оставит завещание, то у брата будет половина, — заметил следователь. — Наталья Валерьевна не попадает в категорию граждан, которым полагается обязательная доля наследства.
— Все равно дам беспроцентный кредит.
— Давайте пока не будем обсуждать этот вопрос, — попросила я, но подумала, что деньги мне даст отец или братья, в смысле Пашка (который мне не родной по крови, но ближе, чем кто-либо) и Сенька (с которым мы не дружим так, как с Пашкой, потому что он все время пребывает в виртуальной реальности, но мы — семья и должны всегда стоять друг за друга, это нам всем тетя Тоня очень хорошо внушила).
Да и несмотря на мое отношение к матери, я не желала ей смерти. И не хотела думать о том, как стану судиться с братом за квартиру. А я стану. С какой стати мне что-то уступать этому ангелочку?
Следователь попросил меня просмотреть всю запись с входившими и выходившими гражданами. А вдруг я еще кого-то узнаю, раз уж среди знакомых Аглаи оказался мой единоутробный братец?
— У нас с Аглаей был разный круг общения, — заметила я.
— И Петра Аркадьевича мы тоже попросим посмотреть. Мало ли что нам Пелагея Васильевна с подругой вещали… Кстати, а как вы друг с другом познакомились? Ведь вас, Наталья Валерьевна, нанял Петр Аркадьевич? Так?
Мы познакомились через общих знакомых, то есть это были мои пациенты и друзья Петра Аркадьевича. Еще одним знакомым Петра Аркадьевича требовался специалист моего профиля для проблемного ребенка. Петр Аркадьевич вначале выступил в роли сводни, мне дали прекрасную характеристику и те, и другие его знакомые. Он узнал, что я даю советы гражданам и в письменном виде, почитал мои статьи. В это время у него как раз родилась мысль об Аглае — ведущей какой-нибудь журнальной рубрики. Аглая сама писать не могла и не хотела, но заявила, что может рассказывать о своей жизни народу, раз народ эта жизнь так интересует. Петр Аркадьевич договорился с одним из глянцевых журналов. В журнале, вероятно, догадывались, что пишет не Аглая, но их это не волновало. Они каждую неделю получали от Петра Аркадьевича текст, который их устраивал. Аглая хохотала, рассказывая мне о том, как народ в тусовке читает «ее колонку» и говорит ей, что и не подозревал об еще одном ее таланте.
* * *
Нам включили запись, и мы с Петром Аркадьевичем уставились на экран. Узнали Юрия Твердохлебова, Саркиса Амбардамяна, хозяина стаффордширского терьера (по собаке, которую он выгуливал), Тихого Психа, моего единоутробного брата. Больше никого. Мой братец и Юрий Твердохлебов приходили по два раза.
— А Пелагея Васильевна что сказала? — уточнила я. — Вы вроде бы говорили, что она всех видела раньше.
— Она не знает всех по имени, не говоря про номера телефонов. Как искать «кобеля, который вначале во второй корпус ходил, потом к Люське-шалаве в десятый дом — это «хрущевка», — а теперь к нашей Дашке повадился, от которой мужик в четвертый корпус ушел»? Но она дала характеристику всем. — Следователь закатил глаза. — То есть она всехэтих людей видела раньше. — Следователь кивнул на экран. — Пусть один раз, но видела. И помнит! Новых не было. Да с такой Пелагеей Васильевной мышь не проскочит! Бедные мужики. Ведь не могут привести любовницу, когда жена к маме уезжает! Даже друзей на пиво не пригласишь. Эта бабка все сечет и все помнит! У нее же не голова, а компьютер! Например, одна пожилая дамочка всего во второй раз в гости пришла. Так Пелагея Васильевна ее помнит! Охарактеризовала как Фифу и сказала, что она или на пятый этаж, или на восьмой. Там такие же фифы живут, с Пелагеей не общаются, нос кверху держат. И все носят шляпки, а иногда еще и с вуальками, а Пелагея, как нормальная православная русская женщина, — платок. А у одной еще есть шляпка с пером и вишенкой. Она вишенку в бинокль разглядела! Ну почему она к Аглае Станиславовне в нужный момент не поднялась?! Почему ее в этот раз не понесло порядок наводить? Разогнала бы всех, так Дубова бы осталась жива.
— Я вам очень сочувствую, — искренне сказала я. Представляю, что тут следователь с Николаем с утра наслушались… Хотя что бы органы делали без таких бабок?
— Фифу разыскивать не будете? — усмехнулся Бергман.
— А зачем нам время тратить? — посмотрел на него Николай. — Фифе на вид лет семьдесят, хотя Пелагея Васильевна в семьдесят и даже в шестьдесят одевалась совсем по-другому.
