Вот уже два месяца Вера Борткевич обживалась в Париже. Неделю назад ее навестил отец – Андрей Владимирович. Он был по своим служебным делам и заехал к ней, прилетев из Нью-Йорка.
– А не пойти ли нам, Верунчик, в «Максим»?
– Ну, па, это же дорого…
– Давай, давай, собирайся, гулять будем!
Верочка обожала отца, и это было для нее настоящим подарком ко дню ее рождения. Ей исполнилось двадцать один.
– Ну что, дочь, довольна житухой? – балагурил веселый отец и нажимал на десерт от «полубога» – шефа Пьера Гурме. Вкусно покушать он любил. Верочка пожимала плечами:
– Не знаю, па, между нами только, в посольстве – тоска смертная!
Она уже начала скучать по семье, по Москве, по своим друзьям и знакомым. И не поверите, иногда, по ночам, думала: три года здесь – с ума сойти!
12
Борис Александрович сидел на террасе в кафе и с интересом разглядывал окружающую его публику. Раскрепощенные, веселые и шумные французы вызывали в нем противоречивые чувства. С одной стороны, Борис завидовал им: живут в свое удовольствие и даже не подозревают об этом, а с другой – его раздражало всеобщее показушное веселье, за которым была, как ему казалось, бездуховность и пустота. Конечно, дома, на Родине, тоже не нормально, что в рестораны – очередь, а на полках магазинов – шаром покати. Это неприятный факт. Да. Никто не отрицает. Зато, если повезет и оторвется место за столиком, да в хорошем ресторане, то можно выпить, закусить и пригласить любую приглянувшуюся красотку на танец, под живой оркестр. Не то что здесь!
Борис Александрович Серов был настоящим патриотом. И совершенно без сдвига, как могло показаться. Просто так случилось, что сызмальства он с молоком матери впитал любовь к Родине и партии родной. Причем в прямом смысле этого слова, так как его мать, Антонина Павловна, была настоящим коммунистическим идеологом и преподавала научный коммунизм в Институте международных отношений.
Борису посчастливилось окончить и получить красный диплом в этом же институте, причем без всякой протекции, как думали многие. Сам поступил, сам сдавал все экзамены на отлично, а после окончания института сам добился больших успехов в карьере – пятнадцать лет в загранке. Это вам, как говорила его мама, не штаны в кабинетах МИДа протирать! «Да, отец бы им очень гордился!» – добавляла она, рассказывая о своем сыне. По большому счету это было достигнуто совместными усилиями жены и сына в память любимого мужа и отца, дипломата Александра Ивановича Серова, погибшего в авиакатастрофе. Боре было тогда только одиннадцать лет.
Несмотря на то что он был патриотом своей пусть не самой идеальной на земле страны – родителей и Родину не выбирают, опять же внушала ему мама, – Францию он тоже любил. Прекрасная страна! Чего не мог сказать о французах. Французов он терпеть не мог. Хотя отдавал им должное: покушать, выпить, модно выглядеть и благоухать – они любят и умеют!
Вот уже три недели Борис Александрович Серов находился в Париже, обживался и присматривался на новом месте.
И сейчас он, наслаждаясь крепким двойным эспрессо, не сводил глаз с входной двери. Пришел он сюда не для того, чтобы выпить чашечку кофе и лицезреть картинки из рубрики «Их нравы», Борис Александрович находился на службе. Он ждал бывшую балерину Ленинградского театра оперы и балета Аллу Владимировну Михайлову.
Она же Богданова, по первому мужу, а теперь, видите ли, мадам Дюшен.
Как уже сказано, Борис был патриотом, а поэтому было нормальным, что он презирал русских женщин, которые выходили замуж за иностранцев.
Своих мужиков мало им!
Надо сказать, отношения с женщинами у него и у самого складывались не очень.
Не везло ему в личной жизни. Первый ранний брак на втором курсе института был сумасшедшим и скоротечным – полгода. Красавица Галочка, беззаботная птичка, не выдержав характера своего серьезного супруга, предъявлявшего слишком высокие требования в повседневной жизни, при первом удобном моменте улетела в другое надежное гнездышко.
«Мелкая бездушная дрянь!» – был его приговор.
Обжегшись на первом увлечении, он стал осторожным и подозрительным к слабой половине человечества.
Мерзавки, пустышки, дрянные девчонки – другого он не видел в плачущих и страдающих по нему созданиях, которых было немало. Борис Серов по-мужски был очень привлекательным: классически высокий, атлетически скроенный, с интеллигентно-непроницаемым лицом, с чем-то неуловимо азиатским в разрезе глаз и четко очерченных губах. Эти азиатские глаза, как ни странно, только придавали ему необъяснимый шарм, и девушки западали на экзотическую изюминку мгновенно. Ну а с его стороны к очередной жертве очередной суровый приговор: бездуховная хищница! Но жениться еще раз ему все же пришлось. А куда деваться? Распределение на работу за границу выбора не давало. В заграничном раю место было только семейным. И, на свою голову, скоропалительно женился на своей однокурснице Валечке Лазоркиной, которой тоже надо было срочно поменять девичью фамилию на любую другую, но только в брачной регистрации. Причин на поспешный брак у нее было несколько: возраст поджимал, во-первых, да и диплом с отличием, как раз для заграницы, куда, как известно, можно только в законном браке.
Как жизнь в дальнейшем показала, из этого ничего хорошего не получилось. По той же самой причине. Слишком большие требования.
– И где ты была весь вечер? И не говори, что у подруги!.. – кричал он, забыв о дипломатическом этикете…
Но не тут-то было. Оказалось, не на ту нарвался.
– Я живу в свободной стране, где хочу – там хожу! – следовал ответ в не менее грубой форме.
Надо отдать должное, Валечка в обиду себя не давала и показала свой сильный характер сполна. Отомстила ему за всех обиженных и оскорбленных подруг по несчастью. В общем, как говорится, нашла коса на камень. Пришлось терпеть, карьеры ради, целых десять лет!
Да, это была не семейная жизнь, а какая-то шоковая терапия. Надо же было так вляпаться! Это, как шутил один из его друзей, в тюрьму добровольно на десять лет!
Разошлись с Валюшей, на удивление всем, тихо и мирно. Слава Богу, наступили такие времена, когда за развод не расстреливают и даже за кордон выпускают. Теперь можно жить. Но для себя решил: еще раз в брачную петлю – ни за что!
Борис Александрович, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, закурил. Нет, все-таки хорошо, что это все в прошлом. Теперь можно жить! Париж, прекрасный кофе и рандеву с балериной!
Зверев посмотрел на часы: через десять минут должна подойти.
Еще он подумал о том, что эта балерина для него совсем несерьезный материал для вербовки. Она, конечно, была нештатным информатором и агентом КГБ, но больше формально, чем действенно. Борис хорошо изучил ее досье, не густо, прямо скажем. Придется, что называется, из пальца высасывать компроматы. И еще надо как-то исхитриться, чтобы припугнуть ее каким-нибудь фактом из прежней жизни. Но каким?
В ее послужном списке не было особых заслуг. И не особых тоже. Полный ноль. И это за двадцать-то лет! Но зато мелкие услуги, к сожалению, слишком незначительные, чтобы их использовать, она оказывала дисциплинированно и беспрекословно: приглядывала за неблагонадежными людьми, писала донесения различного характера, опять же, слишком мягкие и лояльные. Серов даже рассмеялся, посмотрев в бумагах одно из донесений, в котором она сообщала о продаже своими коллегами икры и водки французским артистам – ой, не могу, большое преступление, тогда всех, кто выезжает за границу, в том числе и своих дипломатов – расстреливать надо! Или вот еще, о пьяных сборах в номерах гостиниц! Да что еще здесь делать, как не напиваться? Конечно, конечно, эти донесения можно было использовать в манипулировании артистами, чтобы склонять их к сотрудничеству с органами. Стоило припугнуть гастрольными грехами, и они были готовы на все. Это да. Но на солидный компромат, чтобы склонить балерину к дальнейшему сотрудничеству, это не тянет, как ни крути.