— Это ведь ты все придумала! — говорит Энн, тыча пальцем в сторону Фелисити.

— Но ты с удовольствием играла в эту игру!

— Пожалуйста, прекратите! — прошу я. — Мы должны как-то остановить леди Денби, не позволить ей рассказать всем!

— Никто не сможет ее остановить, — возражает Фелисити. — Она весьма решительная женщина. И она живет ради скандалов, а тут такой подходящий случай!

— Мы могли бы придумать какую-то другую историю, — Энн вскакивает и начинает шагать взад-вперед по комнате.

— Ну и сколько времени продержится эта история? Леди Денби снова докопается до правды! — говорю я.

Энн садится на кушетку, закрывает лицо руками и плачет.

— Мы могли бы воспользоваться магией, — предполагает Фелисити.

— Нет, — отвечаю я.

Глаза Фелисити вспыхивают.

— Почему?

— Вы что, забыли прошлую ночь? Нам понадобится вся магия до последней капельки, чтобы найти Храм и сразиться с Цирцеей.

— Цирцея! — презрительно бросает Фелисити. — Пиппа была права. Ты только о себе заботишься.

— Это неправда, — удивляюсь я.

— Разве?

— Пожалуйста, Джемма… — бормочет Энн.

— Вы уже видели, как магия ударила по мне, — говорю я. — Я сегодня вообще не в себе. Да еще Нелл Хокинс впала в транс… Я этой ночью видела во сне, что до нее добралась Цирцея.

Входит дворецкий.

— У вас все в порядке, мисс Уортингтон?

— Да, Шеймс. Благодарю вас.

Дворецкий уходит, но не уносит с собой свой гнев. Гнев повисает в библиотеке, он отражается в горестных взглядах и враждебном молчании. У меня болит голова.

— И ты думаешь, это действительно так? — сквозь слезы спрашивает Энн. — Ты думаешь, Цирцея овладела Нелл Хокинс?

— Да, — киваю я. — Так что вы понимаете, для нас чрезвычайно важно сегодня вечером снова отправиться в сферы. Как только мы найдем Храм и свяжем магию, вы сможете пользоваться ею, вы сможете заставить всех поверить, что Энн — это сама королева Виктория, если пожелаете. Но сначала мы найдем Храм. И Цирцею.

Фелисити шумно выдыхает.

— Спасибо, Джемма. Я постараюсь чем-нибудь занять маму и не дать ей попасть в когти леди Денби до завтрашнего дня. Энн, а ты вдруг ужасно заболела.

— Я заболела?

— Никто не решится грубо разговаривать с больной, — поясняет Фелисити. — Давай, падай в обморок!

— А если они догадаются, что я притворяюсь?

— Энн, упасть в обморок не так уж трудно. Женщины постоянно это делают. Просто свались на пол, закрой глаза и помалкивай!

— Хорошо, — кивает Энн. — А обязательно падать на пол или можно упасть сюда, на кушетку?

— Ох, да какая разница! Падай в обморок, и все!

Энн снова кивает. С мастерством прирожденной актрисы она закатывает глаза и театрально падает на пол, как внезапно севшее суфле. Это самый грациозный обморок, какой мне приходилось видеть. Жаль, что зрителями стали только мы с Фелисити.

— Вечером, — говорит Фелисити, сжимая мою руку.

— Вечером, — соглашаюсь я.

Мы выскакиваем за дверь с самым отчаянным видом, какой способны изобразить.

— Шеймс! Шеймс! — кричит Фелисити.

Высокий хладнокровный дворецкий возникает из ниоткуда.

— Да, мисс?

— Шеймс, мисс Брэдшоу потеряла сознание! Боюсь, она заболела! Мы должны немедленно позвать матушку!

Даже всегда безмятежный Шеймс встревожен.

— Да, мисс. Сейчас.

Весь дом приходит в неистовое движение — похоже, все рады, что случилось какое-то несчастье, нарушившее унылую повседневную рутину, — и я ухожу. Должна признать, я чувствую какой-то первобытный восторг, мысленно репетируя то, что расскажу бабушке о визите к Фелисити: «…и представь, добрая, нежная душа мисс Брэдшоу была так сильно ранена этими ложными обвинениями, что бедняжка почувствовала себя плохо и потеряла сознание…» Да, это будет триумф! Если бы только меня не мучила такая усталость…

На Лондон опускаются сумерки — вместе с мокрым снегом. Вечер сырой, и я бы рада поскорее устроиться у камина. Я гадаю, что случилось там, в сферах, с мисс Мур и могу ли я сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти ее от ужасной судьбы. Я гадаю, увижу ли я еще когда-нибудь Картика или он окончательно ушел в тень Ракшана.

У обочины перед домом Фелисити стоит с терпеливым видом Джексон. Это может означать только одно: в доме заметили мое бегство и пришли к единственному логически возможному выводу. Мне теперь грозят такие же неприятности, как Фелисити и Энн. Скорее всего, в карете сидит Том, исходя гневом.

— Добрый вечер, мисс, — говорит Джексон. — Ваша бабушка очень тревожилась о вас.

Он открывает дверцу кареты и подает мне руку, помогая войти.

— Спасибо, Джек…

Я умолкаю. В карете меня ждут не Том и не бабушка. Там, в нашей карете, я вижу мисс Мак-Клити. А рядом с ней — Фоулсон из братства Ракшана.

— Садитесь, мисс, прошу вас, — говорит Джексон, сильно толкая меня в спину.

Я хочу закричать. Но его ладонь зажимает мне рот, загоняя крик обратно в горло.

— Они все равно знают, где живет ваша семья. Подумайте о вашем бедном батюшке, он ведь лежит совсем больной, он такой беззащитный сейчас.

— Джексон, — окликает его мисс Мак-Клити, — довольно уже.

Джексон неохотно отступает. Он захлопывает за мной дверцу кареты и вскакивает на свое место. Огни Мэйфэр блекнут вдали, когда карета вливается в поток экипажей на Бонд-стрит.

— Куда это вы меня везете? — резко спрашиваю я.

— Куда-нибудь, где можно поговорить, — отвечает мисс Мак-Клити. — Вас нелегко поймать, мисс Дойл.

— Что вы сделали с Нелл Хокинс? — задаю я следующий вопрос.

— Мисс Хокинс интересует меня меньше всего. Мы должны поговорить о Храме.

Фоулсон смачивает носовой платок какой-то жидкостью из маленького флакончика.

— Что вы делаете? — в ужасе вскрикиваю я.

— Не нужно, чтобы вы знали, как добраться до нашего тайного убежища, — отвечает Фоулсон.

Он угрожающе наклоняется ко мне. Я отшатываюсь, верчу головой, чтобы уйти от его руки, но он слишком силен. Большой белый носовой платок придвигается все ближе и ближе к лицу и, наконец, накрывает мне нос и рот. Я вдыхаю удушающий запах эфира. И последнее, что я вижу перед тем, как провалиться во тьму, — мисс Мак-Клити молча бросает в рот ириску.

Я постепенно прихожу в себя. Первым делом я ощущаю во рту мерзкий серный вкус, желудок дергается в позывах к рвоте. Потом я начинаю смутно видеть что-то. Мне приходится поднять руку, чтобы прикрыть глаза от нервного, пляшущего света. Я в какой-то комнате. Вокруг горят свечи. Неужели я одна? Я никого не вижу, но ощущаю чье-то присутствие. Я знаю, кто-то здесь есть. Из темноты раздается шуршание.

Два человека в масках входят в комнату, они ведут третьего, чьи глаза завязаны. Они снимают повязку. Это Картик! Мужчины выходят, оставляя нас вдвоем.

— Джемма, — выдыхает Картик.

— Картик… — хриплю я. В горле пересохло. Голос надламывается. — Что ты здесь делаешь? Они и тебя тоже схватили?

— Ты как, в порядке? Вот вода, выпей, — отвечает он.

Я делаю глоток.

— Мне очень жаль, что я наговорила тебе тогда… Я ничего дурного не имела в виду.

Картик качает головой.

— Забудь. Ты уверена, что нормально себя чувствуешь?

— Ты должен мне помочь! Фоулсон и мисс Мак-Клити похитили меня и привезли сюда. Если она с ним заодно, тогда братьям Ракшана нельзя доверять!

— Тсс, Джемма! Никто не тащил меня сюда против моей воли. Мисс Мак-Клити состоит в Ордене. Она действует заодно с Ракшана, чтобы найти Храм и восстановить Орден во всей его силе. Она пришла, чтобы помочь тебе.

Я шепчу едва слышно:

— Картик, ты ведь знаешь, что мисс Мак-Клити — это Цирцея!

— Фоулсон говорит, что это не так.

— Да откуда ему знать? И как ты можешь быть уверен, что он сам не встал на сторону темных духов? С чего ты взял, что можешь ему доверять?

— Мисс Мак-Клити — не та, за кого ты ее принимаешь. Ее настоящее имя — Сахирах Фостер. Она охотится на Цирцею. А имя Мак-Клити она взяла в качестве приманки, надеясь привлечь внимание настоящей Цирцеи, и под этим именем она работала в школе Святой Виктории.