Я прибиралась в тишине, пока он, наконец, не заговорил.

— Они скажут, что первой моей ошибкой была беспроводная передача энергии. Но это неправда. Будь у меня чуть больше времени, чуть больше средств… Или, может быть, они скажут — Марс. Скажут, что я свихнулся. Скажут, что в старческом маразме я поверил, будто вел переговоры с Марсом. Скажут, что невозможно получать бесплатную энергию с неба. Скажут, что единственный способ что-то получить — это тот, который приносит им самую большую прибыль. Уголь. Нефть. — Он задрал одну ногу на подоконник и пристроился на нем, глядя на город. — Но не забудьте — когда-то они говорили, что переменный ток невозможен.

Мистер Тесла минуту стоит у окна. Он рассматривает светлую голубку, прислушивается, и снова садится.

— Люди делают прекрасные ошибки, дорогая, и каждая из них — стрелка, блистающая стрела, указывающая верный путь туда.

Он шумно дышал и не встречался со мной глазами. Я не знала, где это «туда», но я поверила ему.

Где-то в коридоре хлопнула дверь. Я подняла взгляд.

Мистера Теслу нашли мертвым в его номере на следующий день, и говорили, что я — последняя, кто видел его живым, но я не уверена, что это правда. Его птица оставалась с ним, когда я уходила. И кто знает — другие могли заглянуть ночью. Правительственные агенты, призраки… Гете мог зайти попрощаться.

Артур ждал меня в вестибюле.

— Я решил проводить тебя домой, — сказал он.

— Мне нужно в морг, опознать отца, — сказала я ему, и он кивнул, как будто уже знал. Мы вместе вышли из отеля, прошли пешком через весь город и, хотя мы почти не разговаривали, я радовалась, что он здесь.

Странно было идти по городу, в котором настоящие живые люди спешили по домам. Было уже поздно. Мы с Артуром шли молча.

В те ночи, когда я заходила к отцу на работу, он оставлял открытой одну из дверей внизу, подложив в щель свернутую газету. Вход с Сорок первой улицы был хорошо скрыт за мусорными баками и решеткой, обвитой миртом. Я проскальзывала внутрь.

— Пап?

Голос отражался от мраморных стен. Я медленно шла по темному залу, поднималась по лестнице, которая приводила меня в зал Астора высотой в три этажа. Голова у меня кружилась, но страшно не было. Отец был здесь, и это была наша с ним крепость, во всяком случае, до восхода солнца.

Обычно я находила его наверху. Он ждал меня на одной из каменных скамей под куполом Макгроу. В библиотеке было темно, света едва хватало, чтобы разглядеть гигантские фрески на стенах, изобретение печатного слова.

— Лу! — он всегда так радовался моему приходу, какой бы я ни была сонной.

Он показывал мне библиотечные сокровища, и мы проводили ночь в читальном зале под нарисованным небом. «Не хватает только летящей по нему пары голубей, верно, Лу?» Или мы ходили по залам, за лучом его фонарика, заглядывали в картохранилища, в зал картин и гравюр, в хранилища редких книг, проверяя, все ли в порядке. Он показывал мне стеллажи, поднимавшиеся на семь этажей, и у меня кружилась голова. Как может быть так много — так много жизней, так много книг, и в каждой полно историй, полно букв, как будто библиотека — нечто вроде неимоверно громадного мозга. Воспоминания, история. Не удивительно, что он любил ее. Каждая книга была дверью в прошлое, к умершим. И мой отец был здесь, стерег все это. Он брал меня за руку.

Вопреки всей нереальности этой ночи, морг оказался на удивление реальным местом, с полом, потолком и стенами. В углу даже стояла швабра — швабра с настоящей тряпкой и из настоящего дерева — дерева, которое когда-то росло в лесу. Картотека, и кофейники, и все прочее было настоящим. Я оставила Артура в приемной и следом за ассистентом прошла по длинному коридору, уставленному закрытыми полками. Он выдвинул верхнюю из двух полок — она располагалась на высоте моих плеч. Ассистент ничего не сказал. Он отвернул простыню, чтобы мне было видно. Настоящую простыню, и даже настоящий металлический поддон, поэтому я удивилась, увидев внутри поддельное мертвое тело, точную копию моего отца.

Я нагнулась к самому его лицу. Ассистент вернулся к письменному столу в конце долгого ряда полок-холодильников, оставив меня наедине с телом.

— Папа, — прошептала я на ухо мертвому.

Поначалу он не отозвался.

Я видела ямки на коже головы, в которых скрывались луковицы волос. Я видела это лицо будто под микроскопом.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я.

Тело все не отвечало, только держало голову ровно посередине металлического поддона, уставившись в потолок.

Сбоку голова была разбита и окровавлена. В коже виднелись мелкие порезы. В порезах поблескивали крошки стекла. Я увидела их, и внезапно, словно рухнув на землю, поняла, что это мертвое тело — не подделка. Это он. Это его кровь.

— Папа, — шептала я. — Папа.

На его волосах запеклась бурая, очень-очень реальная засохшая кровь. Как могло что-то такое нереальное, как машина времени, сделать кровь такой реальной? Я уставилась на него, буравила взглядом его череп, представляла мозг под ним и крошечные комнатки в этом мозгу, где отец раньше хранил воспоминание о том дне, когда, много лет назад, я спросила его, что значит «искрометный». Он тоже не мог точно ответить, так что мы с ним приняли решение: отныне слов «искрометный» будет применяться для тех мгновений, для которых не найти верных слов.

Я сама задвинула полку.

— Это он, — сказала я ассистенту. — Это мой отец, — сказала я и поправилась: — Это был мой отец.

Я не то, чтобы считала верным одно из утверждений, а просто, искрометно, не могла найти правильного слова для того, что лежит между было, и есть, и всегда будет.

Мистер Тесла ошибся в расчетах. Лучи смерти не останавливают смерть. Убийство только умножает смерть. Может быть, он имел в виду другой вариант нашего будущего. Тот, который он предназначал для нас — путь, по которому мы не пошли. Будущее, в котором война и смерть — абсурдные идеи. Будущее, в котором у людей есть крылья, а электричество чудесно и свободно.

Артур отвел меня домой. Мы шли по городу обратно, и он был очень тихим. Казалось, мы единственные, кто не спит. Он, я это чувствовала, ускользал от меня. Он держал меня за руку, но слабо, едва-едва, исчезая.

— Артур, — сказала я, когда мы подошли к моей двери. — Артур. Артур.

— Я вернусь, — сказал он мне.

Но я ему не поверила. Все уходят, и он уйдет. Я смотрела, как он уходит. Я сказала «до свидания», но к тому времени он уже скрылся.

В доме время остановилось. «Так вот, как попался отец», — подумала я. Я вошла внутрь. Его шлепанцы у дверей. Разгаданный наполовину кроссворд, над которым он ломал голову в начале недели. Я представила, как он держал меня на руках в тот вечер, когда я родилась. Когда умерла Фредди. Я не хотела застревать.

В гостиной кто-то оставил включенным радио. Кто? Я уставилась на кнопку, будто могла опознать отпечаток пальца. Отец, или просто я сама? Я сжала в руках приемник. Кэй Кизер тихонько пел: «Он носит два серебряных крыла».

Я еще сильнее, чуть не до боли, стиснула радио. Оно включено в розетку в стене гостиной. Электричество мистера Теслы. Я глазами проследила провод от приемника к стене. Мне представились под штукатуркой скрытые провода, перевитые в шнур, загнанные под облицовку, окруженные стареющим цементным составом и пылью. Под их защитой провода несут свою светлую тайну. Я, наверно, могла бы, прижавшись ухом к стене, расслышать, как они гудят. Ток движется, как в кровь в жилах, как бесконечное море. Электричество проходит тысячи миль: от Ниагарского водопада, или из Канады, а может быть, с Лонг-Айленда. Я понятия не имела, откуда приходит ко мне электричество, знала только, что в самом начале оно идет от него.

Я водила глазами по стене, прослеживая скрытую проводку, представляя, как прижимаю ладони к старой стене, обхожу комнату по периметру вслед за током. Снаружи провода, должно быть, не подвязаны. Они иногда скребут по кирпичу здания. Из окна я могла бы увидеть, где они соединяются с линией электропередач, и проследила бы за ними, насколько достало бы взгляда. На этих проводах наверняка отдыхают голуби — они будто чувствуют его в них.