Береговое братство жило в одноэтажных домах, расположенных вдоль Баратарской бухты. Пираты перевезли на остров свои семьи, а некоторые – даже любовниц. Поразвлечься отправлялись в Новый Орлеан, который находился в трех днях плавания по известным лишь матросам Лафита протокам, через болотные топи и по узкому перешейку суши.

Особняк Жана выделялся среди прочих строений на острове. Тропическое солнце, отражаясь от моря, сверкало в высоких сводчатых окнах спален и гостиных, заливало веселым светом широкие веранды, окружавшие дом со всех четырех сторон.

Жан Лафит не слишком загружал меня работой, и на свежем воздухе я стала здоровее и крепче, чем прежде. Доминик взялся меня опекать и сопровождал в прогулках по острову. Он любил этот край и с такой гордостью показывал дикую природу Луизианы, словно сам был ее создателем. На небольшой пироге – плоскодонном суденышке, будто специально предназначенном для плавания по заболоченному мелководью, мы добирались до самых глухих уголков острова. Здесь я впервые увидела аллигаторов. Странные старообразные, словно замшелые создания страшно заинтересовали меня, но Доминик был настороже и зорко следил за тем, чтобы я держалась от них подальше. Один из пиратов поплатился ногой за неосторожность, а некоторые крокодилы, судя по их размерам, вполне могли проглотить человека целиком.

Мне нравился на Гранд-Терре сказочный лес, весь в клочьях испанского мха, словно это не деревья, а заколдованные чудовища с длинными седыми волосами. Мне нравились кипарисы, растущие в болотах, с искривленными стволами, похожими на преклоненные колени. Но больше всего мне нравились мир и покой, царившие в этом краю нетронутой природы, та гармония, которая чудесным образом не разрушилась с проникновением сюда человека. Однако для последнего существовало вполне прагматичное объяснение: пираты не рубили леса, поскольку он служил им надежным укрытием.

Настоящей гордостью Доминика был принадлежащий ему корабль с гордым названием «Тигр». Судно было не очень большим, но весьма маневренным и отлично оснащенным для боя.

– Мой «Тигренок» одолеет любой военный корабль, – хвастался капитан. – Может быть, я возьму тебя как-нибудь с собой и покажу, на что он способен.

– Я буду рада, Доминик. Твой «Тигр» – просто прелесть.

– Так ты не боишься плавать?

На острове каждый знал, а если не знал, то догадывался о моей истории, но мне не докучали с расспросами, а это было самое главное.

– Нет, Доминик, я не боюсь ни океана, ни кораблей, боюсь только мужчин, которые на них плавают.

Встретив мой суровый взгляд, Доминик рассмеялся:

– Тебе, Элиза, палец в рот не клади. Немного тренировки, и тебя можно будет зачислять в команду.

Я прикусила губу, не зная, как отнесется Доминик к моей просьбе.

– Дом, ты научишь меня стрелять? Не из пушки, нет, и не из ружья, всего лишь из пистолета.

– Не знаю, что и сказать, – с сомнением протянул Доминик. – А вдруг ты прострелишь свою хорошенькую головку?

– Постараюсь этого не сделать, – засмеялась я. – Ты ведь отличный стрелок, так поделись своим искусством!

– Точно, я здесь самый первый мастер по пушкам и по ружьям. Пожалуй, в них я разбираюсь даже лучше, чем в корабельном деле. Что ружье, что пистолет – принцип один… Но что скажет Жан?

– Ты не хуже меня знаешь, что я гостья Жана и могу делать что захочу, хоть уехать с острова. Ну пожалуйста, Доминик, научи меня!

Я знала, что он не сможет мне отказать.

– Перестань, ради Бога, клянчить! В твоих руках я как воск. Ты с самого начала знала, что я соглашусь, – притворно сердито сказал Доминик.

– Какой ты добрый, Дом! Давай прямо сегодня и начнем? Я еще хочу научиться фехтовать. Мой брат Филипп немного занимался со мной, но это было давно, да и я была совсем девчонкой, а я хочу научиться управляться со шпагой по-настоящему, как мужчина. Ты ведь научишь меня фехтовать, правда, Доминик?

Дом покачал головой:

– Я не слишком силен в шпаге, учитель из меня плохой. В этом деле мастак Жан. Он лучший шпажист в стране, но, готов поспорить на моего «Тигра», он не согласится.

– А я его хорошенько попрошу, – доверительно сообщила я. – Как он мне откажет?

– Так на кого же ты собралась идти войной, моя маленькая леди? Никак не возьму в толк. Что-то странное творится в твоей хорошенькой головке.

Я надула губы.

– Что плохого в том, что женщина хочет научиться защищать себя?

Доминик нахмурился.

– Ваш брат всего добивается по-другому: повертит задом, и все – мужик спекся. Да ты знаешь сама. Думается мне, ты задумала неладное. И вот еще что я тебе скажу: Жан перетопит нас как котят или нарежет из нас бифштексов, если с тобой что случится. Всех, до последнего.

– А что может случиться? – невинно спросила я.

– Ты чертовски упряма, но и хороша как черт. – Доминик вздохнул. – Заправская пиратская красотка.

В тот же день Дом показал мне, как обращаться с пистолетом: чистить, заряжать, стрелять. Я училась быстро, правда, целиться совсем не могла.

– Или ты раскроешь глаза или промажешь и в слона, – устало заявил Доминик.

– Но он так грохочет, Дом, – пожаловалась я. – Душа в пятки уходит.

– Прищурься и задержи дыхание. Давай снова. Сбрось немного пороху. Отлично. Теперь заряд. Держи тверже. Поднимай. Расслабь руку, а то рассадишь плечо. Теперь спускай курок. На этот раз не так уж плохо. Только помни, мадемуазель стрелок, оружие не знает, в чьих оно руках: в мужских или женских, – так что всякие дамские выкрутасы тебе не помогут. Давай снова.

К концу дня у меня кое-как начало получаться, но к вечеру я так устала, что за ужином клевала носом.

– … чудесный букет, но вкус разочаровывает, а ведь в конце концов вкусом определяется ценность… Элиза! Вы даже не слушаете!

– О, простите, Жан! – сказала я, с трудом стараясь держаться прямо. – Мне что-то нездоровится.

– Наверное, я виноват. Заставляю вас слишком много работать. Может быть, посидим на веранде?

– С удовольствием, Жан. Простите мне мою бестактность. Что вы должны были обо мне подумать!

– Вы знаете, что я о вас думаю: в моих глазах вы – чудесная, добрая и красивая женщина. Вы просто устали, с кем не бывает. Вы не обязаны развлекать меня.

Мы вышли на веранду. Я присела на перила, а Жан устроился в плетеном кресле со стаканчиком в руках.

– Итак, – сказал он, вдыхая аромат бренди, – вы хотели меня о чем-то попросить. О чем?

– Откуда вы узнали? – встрепенулась я.

Жан снисходительно улыбнулся.

– Как старуха узнает о приближении дождя? По ломоте в костях. У меня тоже заболела маленькая косточка, вот здесь, в груди. – Жан прикоснулся к тому месту, где, насколько я знала, у человека находится сердце. – Там у меня весьма чуткий барометр, и, как только женщина задумает о чем-нибудь попросить меня, он начинает подавать сигналы. Чем сильнее толчки, тем больше она попросит. Сейчас, – и Жан театрально закрыл глаза, – толчки средней силы. Так чего же вы хотите, Элиза? – Он поднес к губам стакан бренди.

– Я хочу, чтобы вы научили меня фехтовать.

Рука со стаканом замерла у губ.

– Фехтовать! С чего вам вдруг взбрело в голову учиться фехтовать?

– Чтобы я могла защитить себя. – Я гордо вздернула подбородок.

– Я буду молиться, чтобы святые угодники защитили нас всех. Уверяю вас, Элиза, вам не придется прибегать к столь жестким мерам, чтобы защитить себя. Я, Жан Лафит, клянусь вам, что буду защищать вас, покуда жив. Да и все мои люди с радостью умрут за вас. Я знаю, мы, американцы, кажемся вам варварами, но, поверьте мне, Элиза, незачем идти против нас с оружием в руках. К тому же любая женщина владеет оружием более грозным, чем шпага и пистолет.

Приказав себе сохранять спокойствие, я ответила как можно ровнее:

– Я не убила Жозе Фоулера только потому, что не знала, как это сделать. И если мне доведется еще раз попасть в подобную переделку, я хочу чувствовать себя во всеоружии. «Женское» оружие пускать в ход я не собираюсь, Жан, да оно и не всегда срабатывает. Я должна научиться пользоваться оружием мужчин.