— А родиной отца была Сиена.

— Совершенно верно. Ювелиры в то время были весьма уважаемыми людьми. Муж дочери Мантини стал членом городского совета и в тысяча семьсот восемьдесят втором году умер, окруженный богатством и почетом. Он завещал городу две картины. Первая, естественно, была его собственным портретом, а вторая принадлежала кисти его тестя, великого сиенского художника, непревзойденного Карло Мантини.

— Очень хорошо. Но почему вы решили, будто это та самая картина?

— Потому что это должна быть она. Методом исключения. На ней изображены руины, что соответствует письму леди Арабеллы, а кроме того, это единственная картина, под которой может скрываться Рафаэль.

Этот момент был слабым звеном в аргументации Аргайла. Если бы в эту минуту рядом находился его наставник Трамертон, он наверняка указал бы ему на недостаточность доказательств. Но его здесь не было, а Флавия промолчала, поэтому Аргайл поспешил продолжить:

— За полтора дня я проделал месячную работу. Наверное, что-нибудь упустил. Но поскольку ни у кого другого картины нет, а в этом я почти уверен, то остается только картина Мантини в Сиене. Надеюсь, вы гордитесь мной.

Флавия похлопала его по руке:

— Отличная работа! Осталось только съездить туда и выяснить, действительно ли вы правы. А сейчас идемте домой.

Флавия и Аргайл выехали в Сиену в восемь часов утра на следующее утро. За рулем сидела Флавия и гнала свой старенький ухоженный «альфа-спайдер» как сумасшедшая. В краткий миг женской слабости она предложила сесть за руль Аргайлу, но тот, по трусливой английской традиции, отказался.

— Никогда в жизни не стану ездить по римским дорогам, — заявил он, — как бы сильно я ни опаздывал.

В принципе это было правильное решение. Флавия вела машину как опытный, закаленный пробками и несоблюдением правил водитель. Когда кошмар городского транспортного движения остался позади, они на предельной скорости рванули на север.

До Сиены пять часов утомительной езды, даже если ехать так, как Флавия, но зато длительность путешествия скрашивают изумительные итальянские виды. Автострада, одна из лучших в стране и самых продолжительных в Европе, начинается в Реджо-ди-Калабриа, на краю юго-западного окончания полуострова. До Неаполя она петляет по опаленным солнцем холмам Калабрии, потом идет напрямую сквозь бедные земли Кампании и Лацио к Риму. Оттуда автострада тянется во Флоренцию, где сворачивает на восток; там, минуя ряд гигантских тоннелей и головокружительных подъемов Апеннинских гор, выходит к Болонье. Здесь она расходится на два рукава: один ведет в Венецию, другой — в Милан.

Даже на сравнительно небольшом участке дороги между Римом и Сиеной уместились самые красивые места в мире: Орвьето, Монтефасконе, Пьенца и Монтепульчано; дивные города, спрятанные в Умбрийских горах: Ассизы, Перуджа, Тодди и Джуббо. Террасные холмы, заросшие виноградом, и долины со стадами коз и овец составляют прекрасную картину на фоне рек, водопадов и множества старых крепостей на вершинах, глядя на которые кажется, будто эпоха правления династии Медичи все еще продолжается.

Это было чудесно. Аргайл много путешествовал по Италии, знал ее вдоль и поперек, видел все красоты и памятники, но по-прежнему не уставал восхищаться ими. Он даже ненадолго забыл о своих невзгодах и просто любовался чудесными видами, стараясь не обращать внимания на бешеную езду своей спутницы.

Ровно через пять часов они свернули с автострады, заплатили за въезд в тоннель и двинулись по горной дороге через Раполано, преисполненные бурным оптимизмом.

— А как вы представляете наши действия, когда мы доберемся до места? — вдруг спросил Аргайл. — Не можем же мы просто войти в музей, снять картину со стены и вырезать холст ножом. Музейные работники не приветствуют такие действия.

— Не волнуйтесь. Я все обдумала прошлой ночью. Сегодня мы просто убедимся, что она на месте, а завтра придем в музей с официальным визитом.

Они несколько задержались, пока искали отель. Улицы в Сиене не перестраивались с тринадцатого века, поэтому местная администрация установила в городе жесточайшую систему одностороннего движения. Одна ошибка, и вы вынуждены ехать в противоположном направлении без малейшей надежды развернуться. Флавия с Аргайлом, нарушая все правила, дважды объехали собор, прежде чем Флавия наконец свернула на улицу, ведущую к отелю.

Она выбрала очень элегантный, комфортабельный и дорогой отель, где в стоимость проживания был включен замечательный ленч. Аргайл заподозрил, что Флавия пошла на этот расход исключительно ради него. Они выпили по бокалу вина, и Аргайл с наслаждением откинулся на стуле. Из окна открывался прекрасный вид на тосканские холмы.

— Чудесно, — произнес он. — Итальянская полиция понимает толк в красивой жизни.

Флавия пожала плечами:

— На прощание генерал сказал, чтобы я берегла себя.

— Полагаю, он имел в виду нечто иное.

Она развела руками — типично итальянский жест.

— Кто знает? Если мы найдем картину, нас никто не упрекнет. Кроме того, мне всегда хотелось пожить в этом месте. В Лондоне я вообще жила впроголодь, так что теперь имею право на возмещение. Я забронировала номер на весь уик-энд — после того как разберемся с картиной, сможем еще побыть здесь пару деньков. Не возражаете?

— Я?! Всего месяц назад я сидел в лондонской закусочной и уминал бутерброд с сыром и маринованным огурцом. Неужели вы думаете, что я откажусь от проживания в таких апартаментах? Даже мысль о страшных последствиях провала не заставит меня сделать это.

— А вы боитесь?

— Последствий или провала? И да, и нет. Что бы ни случилось, завтра все прояснится. Кстати, вы не захватили с собой пистолет?

Флавия нахмурилась; она еще не привыкла к тому, что ее собеседник имеет обыкновение внезапно перескакивать с одной темы на другую.

— Нет. Я же говорила вам: я не служу в полиции. У меня гражданская должность. А почему вы об этом спрашиваете?

Аргайл покачал головой и улыбнулся:

— Да так, просто поинтересовался. Эта картина приносит несчастье.

Желая отвлечься от неприятных мыслей, Флавия объявила, что пока есть время, нужно как следует подкрепиться. После обеда они с удовольствием осмотрели местную церковь, потом так же не торопясь прогулялись по центру. Взбираясь на холм, Аргайл сильно запыхался, а Флавия одолела подъем без малейшего труда. Все последние месяцы он почти не вставал из-за письменного стола и совсем отвык от физической нагрузки. Боязнь, что Флавия заметит его плохую спортивную форму, изрядно подпортила Аргайлу впечатление от прогулки.

Они добрались до Кампо только в четыре часа дня, поскольку Флавия еще выразила желание пройтись по магазинам. У Аргайла не укладывалось в голове, как можно в такое время думать о покупках, но спорить он не стал, потому что слышал, будто некоторые люди в состоянии нервного напряжения совершают странные поступки, а нервы у них обоих, несмотря на всю браваду, были натянуты до предела.

Площадь, к которой они направлялись, имела причудливую форму широкой кромки чаши, на дне которой находилась ровная площадка; ее почти целиком занимал большой дворец — очень давно, в недолгий период, когда Сиена достигла такого могущества, что могла соперничать с самой Флоренцией, он служил административным центром города.

Но дни былого величия канули в Лету. В шестнадцатом веке город переоценил свои возможности и затеял войну с врагом, значительно превосходящим его скромные силы. В результате стремительно проигранной войны Сиена выбыла из числа значимых итальянских городов и превратилась в глухую провинцию. В семнадцатом веке одному мудрому горожанину пришла в голову счастливая мысль проводить в городе бега. После строительства ипподрома в Сиену потянулись туристы, и город отчасти возродился.

Аргайл с Флавией обратили внимание, что в Сиене уже начался сезонный наплыв туристов. Многочисленные кафе, разбросанные по склонам Кампо, выставили на улицы столы и стулья и натянули над ними тенты; официанты быстро сновали от посетителя к посетителю, разнося пирожки, кофе, минеральную воду и, конечно же, кока-колу. Небольшие группки туристов толпились на площади, глазея по сторонам; некоторые заходили во дворец.