В тот же миг противник занес руку с ножом и двинулся вперед. Аргайл сунул руку в карман и достал свое единственное оружие. Как жаль, что он не вспомнил о нем раньше. Он направил баллончик в лицо противнику и надавил кнопку.

Раздался яростный вскрик, нож со звоном упал на каменный пол. Аргайл отступил на несколько шагов и молча наблюдал за страданиями своего врага.

Продолжая одной рукой тереть глаза, другой рукой человек начал что-то нашаривать в кармане своей объемной синей куртки.

О Господи, неужели у него еще пистолет?! Этот человек — настоящий склад смертоносного оружия. Аргайл понимал, что бороться с ним и пытаться разоружить бесполезно, поэтому он приблизился и из последних сил столкнул его вниз.

Не издав ни звука, Антонио Ферраро, заместитель директора Национального итальянского музея, исчез из поля его зрения и, пролетев триста футов, встретился с землей.

Аргайл просидел на полу, прислонившись спиной к стене, минут двадцать, может быть, больше. От боли и усталости он не мог шевелиться. Адреналиновый всплеск отнял у него всю жизненную энергию, оставив лишь едва функционирующую оболочку. Было очень тихо. Молодой человек поднял голову и посмотрел наверх — там, над колоколами, сияли мерцающим светом звезды. Он подумал: что, если Флавия лежит с перерезанным горлом? Ведь он совершенно не в состоянии ей помочь. Потом Аргайл вспомнил, что только что убил человека, который, учитывая его хроническое невезение, наверняка окажется ни в чем не виновным. И все из-за этой дурацкой картины. Он предпочел бы никогда в своей жизни не слышать о Мантини.

Великолепный вечер. «Ну почему я никогда ничего не могу сделать по-человечески? — с горечью спрашивал он себя. — Вот что бывает, когда считаешь себя самым умным. А теперь попробуй все объяснить полицейским, которые появятся с минуты на минуту».

Они действительно не заставили себя ждать. Аргайл услышал вой сирен на площади Кампо, кто-то громко отдавал приказания. На лестнице раздался топот ног. «Ну вот за мной и пришли», — равнодушно подумал Аргайл.

Дальнейшее мало его волновало; он почти ничего не чувствовал, кроме боли. Когда полицейские выбежали на смотровую площадку, Аргайл продолжал смотреть в небо.

В лицо ему посветили фонариком. Он закрыл глаза и услышал голос генерала Боттандо:

— Это Аргайл. Еще жив.

Остаток ночи прошел словно в тумане. Как только Аргайл осознал, что его не собираются везти в кутузку, он закатил истерику, отказываясь от помощи врача до тех пор, пока ему не скажут, что с Флавией. Его убеждали, что с ней все в порядке, но Аргайл не верил и хотел увидеть ее.

В конце концов двое полицейских подхватили его с обеих сторон и, проклиная все на свете, помогли ему спуститься. Флавия сидела у стенки, закутанная в одеяло, ее голова была забинтована. На виске выделялось небольшое красное пятно. Флавия осознавала происходящее — она жаловалась на головную боль и просила есть. Аргайл так обрадовался, увидев ее в относительно добром здравии, что от избытка чувств мог только держать ее за руку и восторженно смотреть на нее. Боттандо стоял над ними, скрестив руки на груди, и неодобрительно качал головой.

— Генерал, а что с картиной? — сонным голосом спросила Флавия. Ей дали снотворное, и оно начинало действовать.

— С ней все в порядке, — ответил он. — Холст вырезали из рамы, но он не поврежден.

Флавия удовлетворенно кивнула и провалилась в сон. Генерал собирался задать несколько вопросов Аргайлу, но врач воспротивился, заявив, что придется подождать до завтра.

— Молодой человек, она заснула. Если вы отпустите ее ладонь и перестанете таращиться на нее влюбленными глазами, врач сможет перебинтовать вам руку.

Рука действительно сильно саднила; должно быть, Аргайл ободрал ее о каменную стену, когда бежал по лестнице. Он протянул руку врачу, тот обтер ее влажной тканью и начал бинтовать.

— Что там случилось у вас наверху? Как он упал? — спросил Боттандо.

— Это я столкнул его. Но я не виноват.

— Да-да, это нам известно! — нетерпеливо перебил его Боттандо. — Но зачем вы его столкнули?

— Он ударил Флавию и потом бросился на меня. Он полез за пистолетом в карман. Мне ничего не оставалось.

— Понятно. И что же: он стоял и спокойно ждал, когда вы его столкнете?

Аргайлу не понравился тон генерала.

— Он не видел, как я подошел. — Аргайл достал из кармана баллончик с растворителем. — Я направил струю ему в лицо, когда мы боролись. Это растворитель для чистки картин.

— А-а, ну тогда ясно. Наверное, он хотел протереть глаза. Видите ли, он не собирался доставать пистолет. — Боттандо смотрел на молодого человека с легкой улыбкой. — У него его просто не было. Боюсь, вы сбросили его с высоты трехсот футов всего лишь из-за носового платка.

Аргайл огорчился, услышав эту новость, но ненадолго. Ему тоже дали снотворное, и он погрузился в сон с мыслью, какая Флавия замечательная, что было весьма великодушно с его стороны, учитывая, как плохо она с ним обращалась. Впрочем, как и все остальные. Какой жестокий и несправедливый мир, ведь он всего лишь хотел им помочь!

Герои дня — вернее, ночи — спали без задних ног и даже не почувствовали, как их погрузили в полицейский автомобиль и доставили в Рим. Они не проснулись, даже когда их выгрузили из машины и потащили, как кули с мукой, в квартиру Флавии.

Боттандо следил за транспортировкой своих подопечных и кудахтал над ними как наседка. Поскольку в доме Флавии нашлась только одна кровать, Боттандо, поборов предубеждение против англичанина, элегантно уложил его рядом с хозяйкой. Он от всей души надеялся, что она простит ему эту вынужденную меру, учитывая форсмажорные обстоятельства. Генерал велел полицейскому, расположившемуся в кресле Флавии, дождаться их пробуждения и немедленно доставить к нему в офис.

Флавия проснулась первой. Аргайл лежал, свернувшись калачиком, положив на нее руку. Она рассеянно погладила его по голове, вспоминая, куда убрала аспирин.

Вспомнив, она вдруг осознала, что этому молодому человеку не место в ее кровати, и решительно дернула его за руку.

— Что вы здесь делаете?

— Господи, осторожнее. — Аргайл проснулся мгновенно, но тут же закрыл глаза, потом снова открыл и огляделся. — Кажется, это ваша кровать?

— Да. Я пойду приготовлю кофе. А потом будем выяснять, как вы здесь очутились.

Флавия слезла с кровати и вышла в кухню, но тут же вернулась и набросила халат.

— Там сидит полицейский, — сообщила она Аргайлу.

Она снова направилась в кухню, и на этот раз кивнула полицейскому в знак приветствия и замахала на него рукой, когда он попытался объяснить свое присутствие.

— Потом. Я пока не готова.

Флавия тяжело навалилась на кухонный стол, ожидая, когда кофеварка приготовит целительный напиток. Она плохо помнила прошедшую ночь, но знала главное: Аргайл нашел картину и оградил себя от подозрений. Только потом он зачем-то столкнул преступника со смотровой площадки. Конечно, спасибо ему, но лучше бы он этого не делал.

Аргайл вышел на кухню тоже далеко не в радужном настроении. Все болело — рука, живот, легкие, ноги. Он был очень недоволен собой: весь этот риск, смертельная опасность — и ради чего? Флавия могла уже лежать в пластиковом пакете с биркой на пальце ноги. Да и он тоже. И никакой художник, даже гениальный Рафаэль, не стоит такого риска. А все из-за проклятой спешки. Ему хотелось сделать все быстро, быстро, быстро. Это его вечная проблема — он никогда не продумывает детали.

Они посидели, каждый думая о своем; потом вошел полицейский — совсем еще юноша, он только недавно поступил в полицию и еще не знал, как вести себя в подобных обстоятельствах. Флавия отправила его в офис одного, вручив записку, что через час они прибудут.

За этот час они успели принять душ, позавтракать и обсудить события прошедшей ночи. Потом просто молча смотрели в окно. Флавия попыталась отбросить невеселые мысли, но безрезультатно. Наконец она встала, составила грязную посуду в раковину и повернулась к Аргайлу: