— Так, на скалах же эти… только древние люди рисовали, — заметил милиционер.
— Необязательно, что древние…
— То есть?
— Если сознание на примитивном уровне, то такой способ самовыражения вполне… В общем, это все вполне возможно! Я видел, например, в Африке наскальные рисунки животных племени Бхаванга Банга — фламинго, жирафы, буйвол…
— Что за племя такое? Вымершее?
— Да в том-то и дело, что нет. Реально существующее. Когда мы спросили местных охотников, знают ли они, кто это нарисовал, они так и ответили: «Бхаванга Банга!»
— Бхаванга Банга, Мумба-Юмба… — пробормотал милиционер. — А здесь-то кто нарисован? — поинтересовался Юра, тоже вглядываясь в рисунки. — Каракули какие-то… На фламинго не похоже. Правда, я этих фламинго и не видел никогда…
— Ах, ах… — вдруг разахался профессор. — Смотрите, голубчик! Удивительно! Такое ощущение, что это — пусть неуклюже, не слишком искусно, — но это изображены обыкновенные домашние животные!
— Да?
— А вот и люди…
— Какие-то они странные… — заметил Юра, еще пристальней вглядываясь в «каракули» на скале. — Мужики, что ли?
— Да, присутствуют фаллические признаки… Несомненно. Это, кстати, тоже характерно именно для ритуальных изображений.
— А что еще характерно для ритуальных изображений? И вообще… Чем это все нарисовано? — вдруг подозрительно поинтересовался участковый. — Уж не краска ли, извините, производства Ярославского лакокрасочного завода?
— Сейчас посмотрим…
И профессор внимательно, достав лупу из кармана, стал изучать рисунки.
— Поглядим-поглядим… Может, это глина? — пробормотал он.
— Глина?
— Нет, не глина… Скорее всего, это какой-то темный порошок… Природного происхождения.
— Какой еще порошок?
— Ну, например, некоторые дикие племена извлекают такой порошок из грибов-дождевиков, чтобы раскрашивать свои боевые щиты.
— А это что? — Юра вытаращил глаза. — Что это тут, елы-палы, нарисовано?
— Где? — Профессор близоруко прищурился. — Ах, вы про этот рисунок…
— Это что же он такое делает, тип этот?
— Что делает? — Профессор задумчиво наклонил голову набок, разглядывая рисунок на скале. — На мой взгляд, этот тип… точнее сказать, это существо терзает свою жертву. Обедает, так сказать!
— Чего-чего?
— Да, да. Несомненно! — Профессор прищурился, вглядываясь в наскальное изображение. — Сцена весьма недвусмысленна.
— Чего?!
— Я говорю, нет сомнений, Юрочка: здесь изображен акт каннибализма.
— Канниба… Что?
— Людоедства, Юрочка!
— Вот ведь чертовня какая…
Ростовский, поеживаясь, оглядел пещерные своды, окружавшие площадку.
— А как вы думаете, это…
— Вас волнует, отражает ли это примитивное искусство действительность? Или это вымышленная — другая — реальность?
— Вот-вот! Это я бы очень хотел понять.
— Я думаю… Видите ли, для примитивного мышления характерна все-таки детская непосредственность. Что вижу, так сказать, то и рисую, так сказать.
— Вот оно что…
— Знаете ли, как у представителей наших малых народов, например: чукчей, эвенков… Что вижу, о том и пою. Вот, мол, еду, кругом снег, сейчас поймаю кого-нибудь и…
— И съем!
— Вот-вот.
— Так, значит? О чем подумал, то и нарисовал? Мечту о сытном обеде, например?
— Как вы сказали? — повысил голос профессор. — Говорите громче, Юрочка, — я вас что-то плохо слышу!
— Говорю, изобразили мечту о сытном обеде!
— А-а-а.
— А что это вы вдруг стали плохо слышать?
— Что вы говорите, Юрочка? Говорите громче, а то шум воды все забивает.
— Шум воды? — Ростовский тоже повысил голос, почти переходя на крик.
— Ну да! Слышите, как река шумит?!
— А ведь еще недавно нам не приходилось кричать! Мы говорили нормальными голосами, профессор. Откуда этот шум?
— Откуда, откуда… От реки, разумеется!
Юра взглянул на поверхность воды в подземной реке.
Она была теперь какого-то странного красноватого цвета. Будто наполнена кровью. И уровень ее существенно поднялся. Теперь это был почти бурный поток — полноводная река, которая несла с собой траву, листья, волокла ветки, какой-то мусор… Мимо проплыла тушка дикого кролика.
— По-моему, нам надо смываться! — Профессор, наверное, от волнения заговорил Юриным языком.
— Смываться?
— Вы что, не видите?
— Что происходит?
— Там в долине идет, наверное, настоящий ливень — уровень в реке поднялся.
— Ни фига себе — попали! — осенило наконец милиционера.
— Побежали, Юрочка! Нам надо срочно уносить ноги.
Подземная река и в самом деле становилась все полноводнее: еще немного, и начнется настоящее наводнение. И поток воды просто захлестнет их в этой пещере.
Убегая, Юра оглянулся на рисунки.
Какая-то смутная догадка вдруг кольнула его… Но необходимость экстренным образом спасаться тут же отвлекла его, не дала возможности зацепиться за эту промелькнувшую было мыслишку.
Ростовский, увы, дал ей «убежать». Поскольку нужно было срочно убегать самим!
Горчицкий и Юра еле успели выбраться из пещеры. В долине бушевал настоящий ливень. Просто потоп.
Они вмиг вымокли до нитки.
— Хорошо, что мы зашли не слишком далеко! — подвел итог этому путешествию запыхавшийся милиционер, когда они уже торопливо шагали вдоль русла взбесившейся реки к своими палаткам.
— Слишком далеко вообще никогда не надо заходить, — как-то чересчур многозначительно заметил Горчицкий.
— О чем это вы? — Ростовский оглянулся на ковыляющего позади профессора.
— Да так… Просто!
— Просто ничего не бывает, — пробормотал Юра.
И давешняя мыслишка, мелькнувшая было и убежавшая, вновь посетила подозрительный ум милиционера.
* * *
«Почему все-таки не всплыл труп Королевича?» — вопрос этот по-прежнему вносил смятение в поредевшие ряды обитателей Прекрасной долины.
И куда он вообще делся?
Как только погода установилась, Юра и Горчицкий еще и еще раз обследовали место на берегу, где «нашлись» ботинки сыщика.
Основная нагрузка, конечно, пришлась на милиционера.
— Ну как, Юрочка? — подслеповато щурясь, интересовался то и дело профессор.
— Да никак…
— Ничего? Следы борьбы? Обрывки одежды? Сломанные ветки? Неужели ничего?
— Абсолютно!
— Странно… Как будто его проглотили. Надо же! Никаких следов.
— Да… Исчез бесследно.
— Так вы думаете, Юрочка, Королевича что-то испугало?
— Выходит, что так. Я думаю, ему пришлось отступать в воду…
— А кто-то, стало быть, надвигался?
— Наверное…
— Ну и кто?
— Откуда я знаю! Не видели мы ведь на берегу никаких следов. Скажем, отпечатков лап с когтями, оставленных каким-нибудь гигантским йети, или чего-то похожего…
— Или совсем даже непохожего…
— То есть?
— А вы припомните, Юрочка! Здесь ведь был в прошлый раз такой странный след. Такой след, как будто…
— Да! Точно… я вспоминаю. Как будто что-то проволокли… Тело, например.
— Безжизненное?
— Ага…
— А может, кто-то прополз?
— Прополз?
— Да!
— Ну а это вы к чему?
— Да след этот странный очень был. Словно червь гигантский прополз…
— Да ну вас!
— А помните, Элла пишет про «нечто белесое», червю подобное. Ночью это «нечто» скользило по горным уступам и исчезало в расселинах и пещерах.
— Ну? И что?
— А то… Могу вам, Юра, сказать: миллионы лет эволюции — это огромный путь. Но в строении тел всех высших организмов все равно угадывается структура червя — трубки внутри трубки! — складывающаяся из сегментов. Просто в процессе эволюции разные сегменты соединились между собой, чтобы создать человека: голова, грудная клетка, таз, а также талия и шея.
Горчицкий осторожно прикоснулся к своему горлу, очевидно, чтобы наглядно проиллюстрировать это утверждение.
— Значит, мы — большие червяки? — немного огорчился Юра.
