— А вы?

— Что — мы?

— Ну, по-вашему, отправляться неизвестно куда — для этого надо быть в своем уме? Для этого не надо быть идиотом?

— Ах, вот вы о чем… — Оскар зевнул.

— Ну да.

— Видите ли, Элла… В общем, это довольно долгий разговор.

— Ничего, я готова.

— Чтобы вы хоть немного поняли, как обстоит дело, мне придется рассказать вам всю мою жизнь.

— Это, наверное, интересно.

— Да уж! Угадали. Так вот. Видите ли, по результатам всех, абсолютно всех психологических тестов, которым я подвергался, выходит, что я, Оскар Звездинский, — глубочайший интроверт. То есть… Говоря другими словами и избегая терминов, единственное, о чем я думаю, глядя на людей: как же вас много! Какие же вы идиоты! И когда же вы оставите меня, наконец, в покое!

— Понимаю, понимаю, — вздохнула я. — Вы предпочитаете одиночество. Общение с людьми для вас неприятно.

— Да! И это нормальное состояние для человека моего природного склада, характера и темперамента. При этом, обратите внимание, я зарабатываю деньги как шоумен. Понимаете?

— Пока нет…

— Видите ли… Мне досталась профессия, которая по зубам только полноценному экстраверту. Улавливаете?

— Кажется, теперь улавливаю.

— Экстраверт — это тип человека, которому внимание окружающих необходимо так же, как ежедневный душ, если вы в курсе.

— Да-да, что-то слышала об этом, конечно.

— Так вот, будучи, напротив, глубочайшим интровертом, я уже тридцать лет пою одну длинную бесконечную песню для моих зрителей. Выступаю на концертах, в клубах… И веду суперпопулярное кулинарное телевизионное шоу «Объеденье».

— Ах, ну конечно! Теперь вспомнила… — обрадовалась я. — Я же видела вас и в этом шоу! Ну конечно… с этими… с кастрюлями! По телевизору… По субботам, кажется?

— По воскресеньям.

— Да, точно. По воскресеньям!

— Так вы улавливаете, Элла, мою мысль?

— Уже уловила.

— Вот! Я бы предпочел вообще не видеть людей! А вместе этого я вынужден видеть их постоянно. Я вынужден терпеть целые толпы моих зрителей и поклонников. Насиловать свой природный темперамент. И это несоответствие, как черная трещина, рассекает всю мою жизнь, лишая ее гармонии.

— Да, тяжеловато вам, — согласилась я.

— Тяжеловато?! Да я постоянно чувствую себя несчастным человеком!

Нинель слушала мужа молча.

— Единственная настоящая радость, — продолжал Оскар, — это наши с Нинель исчезновения. Я отключаю все мобильники, и мы скрываемся где-нибудь, за тысячи километров от публики, среди дикой природы. Пусть ненадолго — неделя-две, — но так, чтобы никто об этом не знал. Не знал, где мы. Не смог найти, приехать, подойти, позвонить, заговорить.

— Ясно.

— Поэтому, сами понимаете, когда мы вас тут обнаружили…

— Понимаю, — я кивнула. — Вы ничуть не обрадовались!

— И знали бы вы, Элла, как же это трудно — скрыться от людских глаз… Они всюду!

— Как я вам сочувствую!

— А знали бы, дорогая девушка, как трудно найти способ взбодрить себя в нашем, отнюдь не юном возрасте… Я ведь все уже видел, на все охотился. В Малайзии купался в реке из кокосового молока, в Африке убегал от слона.

— Неужели?

— И потом. У меня крашеные волосы, две пластические операции, я трачу уйму времени на маникюр и борьбу с ожирением.

— Скучно? Пресыщение? Нельзя надеть две пары ботинок?

— Верно, дорогая. Вы опять угадали.

— Скажите, Оскар, если это, конечно, не секрет… А что у вас в футляре?

— Угадайте с трех раз.

— Попробую. Не скрипка?

— Не скрипка.

— Я так и подумала, что нет.

— Угадали, Элла. Не скрипка! Видите ли, Элла, это же вип-тур… Запланирована экзотическая охота! Понимаете? Нам обещали необыкновенную охоту.

— Так вы прилетели на охоту?

— Точно.

— Вот как?

— Да, мы будем охотиться! Мы добудем необыкновенную дичь. А потом будет пир…

Оскар вдруг встал — очевидно, в порыве чувств. Освещенный пламенем костра, он простер руки в темноту и вдруг завопил, причем довольно дурным голосом (уж не знаю, как он там поет для своих зрителей — может, только под фонограмму и умеет?).

В общем, он начал вроде бы декламировать:

— Это что? — испугалась я.

— Это стихи.

— Стихи?

— Это Вергилий, девушка! — важно подтвердил шоумен.

И он снова с прежним чувством стал подвывать:

— На кого же охота? — перебила я декламирующего. — Кем вы, собственно говоря, собираетесь насыщаться?

— А вот этого я вам пока сказать не могу! — Звездинский таинственно понизил голос и замолчал.

— Неужели это тоже секрет? — обреченно вздохнула я.

— Опять угадали. Секрет. Нам обещали охоту на какое-то необыкновенное животное. Но какое именно, мы узнаем, только когда прилетят устроители.

— Устроители? Сюда еще прилетят какие-то «устроители»?

— А как же?! Конечно.

— Но когда же они прибудут?!

— Охота намечена на последний день нашего здесь пребывания. А потом мы все вместе покинем этот гостеприимный край.

— Потрясающе… — пробормотала я.

— Но выполнить вашу просьбу, Элла, и открыть вам «тайну» футляра, а заодно и похвастаться я могу и сейчас…

И Оскар открыл таинственный футляр.

— Какое красивое ружье! — похвалила я, заглянув внутрь.

Оружие я, к счастью или к сожалению — уж не знаю, к чему именно! — могу оценить только с эстетической точки зрения. Поэтому я ограничилась только такой похвалой. Хотя даже такому дилетанту, как я, было понятно: вещь, находящаяся в футляре, была очень высокого класса.

— Красивое? — хмыкнул Оскар. — И все, что вы можете сказать? Да такое оружие, барышня, уже лет сто считается классикой! Убийственной классикой этого жанра!

— Вот как? Ну, видите ли, я не слишком в этом разбираюсь…

— Но у вас ведь тоже, кажется, есть оружие, Элла? — Оскар вдруг как-то подозрительно прищурился.

— Да, есть… — призналась я. — Как ни странно, у меня есть пистолет.

— Какой?

— «Smith & Wesson».

— Ого… Ничего себе!

— Это подарок бывшего мужа.

— Обычно женщинам дарят духи.

— Это при романтической встрече.

— А он ушел?

— Угу.

— Значит, при расставании женщинам теперь дарят пистолеты?

— Выходит, что так. Хотя… Я тоже, пожалуй, удивилась.

— Да, я бы тоже удивился на вашем месте, Элла. Странно ведь… При разводе, наоборот, от бывших супругов прячут опасные предметы — «колющее» и «режущее», как говорят менты. А также огнестрельное. Поскольку взаимные страсти и так накалены!

— Да нет, мы разошлись с мужем очень мирно, — возразила я Оскару. — Как в море корабли! Красиво.

— Ах, вот что…

— Я думаю, его подарок, — вздохнула я, — это что-то вроде прощального напутствия человеку, к которому он сохранил доброе чувство.

— Напутствие?

— Ага… Видите ли, Оскар, я рохля, мямля, очень мягкий человек… Совершенно не могу за себя постоять. В общем, тряпка, а не женщина.