— Моя милая Селина! Хоудридж — та самая крупная рыба, которую мы подцепили на удочку! Он богат, независим, и все его мысли заняты тобой.

— Говори прямо, Квентин, он в меня влюблен?

— По-моему, он испытывает похожее чувство. Ранее за ним такого не замечалось. Но условия, выдвинутые им, нас не устраивают.

— Я так поняла, что ему нужна не жена, а любовница, — покраснев, произнесла Селина. — Я на это не пойду!

Ее глаза теперь напоминали штормовое море.

— Нищим нельзя привередничать. Что подают, то и хватают! — сухо сказал Тивертон. — Тебе нужен супруг, Селина? Честно признаться, я не замахивался так высоко, если б под руку не попался Хоудридж. Он с юности уже знал себе цену и кичился и своим происхождением, и богатством. Мы учились вместе в школе, и я его натуру знаю. Удивительно, что он, будучи столь высокого мнения о себе, клюнул на крючок. Его надо осторожно водить теперь, как форель, чтобы не сорвался.

Тивертон сжал губы в тонкую линию, морщинка перерезала его лоб. Явно, что он не особенно рад тому, что ему приходилось в этом убеждать Селину.

— Если его светлость предложит тебе брак, то это превзойдет все мои ожидания во сто крат больше, чем мой ночной выигрыш.

Селина подошла к окну. Бледный рассвет уже позволил различить силуэты кипарисов в саду, был виден и маленький фонтан с дельфинами и купидоном — смешной, но симпатичный и даже трогательный. Небо голубело, обещая солнечный день, а цветы на клумбе готовились раскрыть свои лепестки.

— Я не желаю… чтобы моим мужем стал лорд Хоудридж, — произнесла она едва слышно, но робкий ее голосок достиг ушей Тивертона.

— Он еще не просил тебя об этом, — съязвил он.

— Но, возможно, попросит. И я ему откажу.

— Ты скажешь «да», черт побери! — взорвался Квентин. — И упадешь на колени, и воздашь хвалу господу за то, что тебе выпала такая удача.

Она хранила молчание, и он вынужден был продолжить:

— Подумай, какая у тебя альтернатива? Вспомни, на что ты сама рассчитывала — устроиться в какой-нибудь приличный дом гувернанткой? Там ты и зачахнешь. Впрочем, вероятно, тебе придется оказывать «услуги» хозяину дома или его сыну.

Плечи Селины вздрогнули, но она по-прежнему молчала.

— Хозяйка будет ревновать тебя, злобствовать, а испорченное, избалованное дитя будет измываться над тобой — безответной нищей, «ни служанкой, ни леди, а так, чем-то бесправным…». Тебя никто не будет уважать: ни господа, ни прислуга, и все только станут ухмыляться за твоей спиной. А все потому, что твоя красота, молодость, изящество им поперек горла.

Селина не могла дальше выслушивать его гневный монолог.

— Но почему я не могу остаться с тобой? Бедные, пусть даже голодные… но мы будем вместе?

— Почему? — взвился Тивертон. — Потому что это невозможно.

— Почему? Почему невозможно? — вопрошала Селина. — Тебе приятно мое общество, ты доволен едой, которую я готовлю для тебя… Я не собираюсь вмешиваться в твои дела. Играй, если тебе это нравится. Выигрывай… проигрывай — все равно. Я смогу прокормить тебя парой луковиц и куском сыра, если ты проиграешься в пух и прах. Я останусь здесь, в доме, и вместе с Джимом буду ухаживать за тобой. И ты не пожалеешь! И больше не потратишь на меня ни пенни.

Говорила она негромко, но каждое слово ее было весомо. Квентин не решался ее прервать.

Наконец он все же возразил ей. Он взмахнул пачкой карточек и записок, присланных Селине:

— Спорить бессмысленно. Мы оба знаем, что я не имею права держать тебя при себе до бесконечности. Наш обман уже раскрыл лорд Хоудридж… нетрудно предположить, что и другие будут столь же проницательны и скоро правда о нас выплывет наружу. Если нам удастся уломать Хоудриджа и отправить тебя с ним под венец, то считай, Селина, что тебе выпал невероятно счастливый жребий.

На этом Квентин Тивертон решил поставить точку и удалился.

Селина осталась одна, и ей показалось, что вместе с ним ушел и грядущий день, и солнце, и цветы, и все радости жизни. Вокруг нее стало пусто, и пустота была в ее душе.

Невидимая, но крепчайшая нить связывала Селину с Тивертоном. Она не могла обходиться без него ни минуты. Чуть помедлив, она последовала за ним в салон.

Квентин стоял спиной к ней возле открытого вновь ящика секретера и отсчитывал некоторое количество монет из их вчерашнего выигрыша.

— Будь добра, Селина, позови Джима, — не оборачиваясь, бросил он небрежно через плечо.

Джима не требовалось звать — он был тут как тут.

— К вашим услугам, сэр! Вы желаете что-нибудь? — осведомился Джим.

— Да, — ответил Квентин. — Я хочу, чтобы ты полностью расплатился за виллу, наряды мисс Селины и с моим портным.

— И дайте ему немного денег на покупку еды, — вмешалась Селина. — Если ты позволишь мне и дальше распоряжаться на кухне, я приготовлю сегодня обед.

Тивертон молча добавил немного денег к уже отсчитанной им сумме.

У Селины появилась надежда, что день они проведут на вилле вместе, оставив без внимания многочисленные приглашения.

Вручив Джиму деньги, Квентин и свои карманы набил монетами.

— Мне нужно поменять часть денег на банкноты. Лучше это сделать в казино. И выгоднее, чем в банке, и рукой подать.

— Ты надолго? — нервно задала вопрос Селина.

Ей опять стало не по себе. Неужели ее чувства настолько расстроены, что, когда нет вблизи Тивертона, она словно бы неживая.

— Нет, это не займет много времени, но я хотел бы еще проехаться верхом… Мне надо поддерживать форму.

Селине хотелось составить ему компанию, но, судя по неприступному виду Квентина, он бы остался глух к ее просьбе. С отчаянием она подумала, что Квентин ждет от нее другого — что она будет наводить на себя красоту перед встречей с лордом Хоудриджем.

Джим вывел его коня к парадному подъезду. Тивертон надел шляпу и, не глядя, обратился к Селине:

— Ты бы пока разобралась с этими цветами. Из-за них невозможно войти в дом.

— Конечно, я все сделаю, — произнесла Селина чуть слышно.

Она проводила его взглядом. Пусть Квентин Тивертон был одет в обычный сюртук и бриджи, ей он казался рыцарем в сверкающих латах.

Он не оглянулся, а она на это так надеялась.

Селина, подчиняясь его приказу, принялась убирать букеты и корзины из холла в салон. Безумных денег стоила вся эта зыбкая, недолговечная красота. В основном в корзинах были экзотические орхидеи. Шелковых лент, которыми были обвиты корзины и букеты, Селине хватило бы на отделку дюжины платьев.

Она многократно повторяла путь из салона в холл и обратно. Цветочному изобилию, казалось, не будет конца. Ей бросилось в глаза, что одна корзинка чем-то отличается от других. Цветы были расположены так, что по форме напоминали сердце, и при малейшем прикосновении к орхидеям сердце это трепетало.

Кто же этот поклонник, решивший, что Селине понравится подобный символ? Карточки на корзине не было, или она случайно упала, а потом затерялась. Все столы и столики в салоне занимали цветы, и все равно их много еще оставалось в холле.

Селина огляделась и подивилась глупости и расточительности мужчин, посылающих столь дорогие и бессмысленные подарки совсем незнакомой девице. Ведь она, даже прочтя их имена на карточках, не могла вспомнить, кто они такие.

Еще вчера она бы радовалась подобным приношениям и без колебаний последовала бы разумному совету Джима выменять их, пусть с убытком, на лук, картофель, яйца и прочую необходимую для пропитания снедь.

Сегодня все обстояло иначе. Ей удалось спасти Квентина от разорения, и секретер в салоне хранил в закрытом ящичке то, что обеспечивало им хотя бы неделю спокойной безбедной жизни.

Мысль о золотых кружочках, о том, как их много еще таится в ящике секретера, словно солнце, согревала душу Селины.

«Мне незачем торопиться выходить замуж за лорда Хоудриджа, если даже тому и суждено случиться. У Тивертона нет повода прогонять меня отсюда» — так рассуждала Селина.