Но в Москве Лужкова невозможно было заниматься бизнесом, не подвергаясь при этом вымогательству со стороны ревизоров, милиции, чиновников. Чтобы получить непосредственное представление об этом, я зашел однажды в обычную булочную-кондитерскую № 185 недалеко от Московского государственного университета. В служебном помещении Вера Трусова, приятная женщина в ярком полосатом свитере, раньше работавшая инженером, рассказала мне о трудностях, с которыми сталкиваются мелкие предприятия в городе Лужкова. Сложив ладони в жесте мольбы и беспомощности, она вспоминала, как последний городской ревизор, проверявший ценники, наложил на нее штраф, равный ее месячной зарплате. Мелкая коррупция, заключавшаяся в вымогательстве взяток представителями власти, подрывала бизнес. “Если она сейчас придет, я снова буду ей кланяться, — сказала Трусова о последнем ревизоре. — Я скажу ей: “Да, сколько?” Трусова написала письмо другим представителям малого бизнеса, в котором вспоминала, как группа ревизоров, “проезжая мимо ее магазина, заметила, что в витрине не включено освещение”. “Штраф. Они подошли к магазину и увидели окурок, валявшийся на тротуаре. Штраф. У продавщицы на голове не было шапочки. Штраф. На лампочке в кладовке заметили пыль. Штраф. Выписав пачку штрафов, они вышли из магазина довольные собой!”
Зловещая тень упала на империю Лужкова пасмурным воскресным днем з ноября 1996 года. Около пяти часов вечера американский бизнесмен Пол Тейтум вышел из гостиницы “Рэдиссон-Славянская”, в которой насчитывалось 430 номеров и которую он помогал превратить в одну из первых гостиниц западного образца в столице. Тейтум, броско одетый эксцентричный уроженец Оклахомы, которому исполнился сорок один год, приехал с первой волной энтузиастов, желавших принять участие в зарождении капитализма в Москве. В сопровождении двух телохранителей он шел к станции метро “Киевская”, расположенной сразу за гостиницей. Когда он спускался по стертым каменным ступеням лестницы подземного перехода, вооруженный преступник открыл по нему огонь с парапета, идущего вдоль лестницы. Было произведено двадцать выстрелов, одиннадцать из которых поразили Тейтума, умершего вскоре после обстрела. Убийца сбежал, оставив орудие убийства — завернутый в пластиковый пакет автомат Калашникова, на котором не обнаружили отпечатков пальцев.
В то время Тейтум был замешан в серьезном деловом конфликте, связанном с гостиницей. Компании Тейтума принадлежало 40 процентов акций, сеть гостиниц “Рэдиссон” с центральным офисом в Миннеаполисе располагала еще го процентами, остальные 50 процентов принадлежали городу. У Тейтума возникли разногласия с Умаром Джабраиловым, чеченцем по национальности, худощавым человеком с длинными волосами, всегда безупречно одетым, имевшим обыкновение прогуливаться по главному вестибюлю гостиницы в окружении телохранителей. Джабраилов представлял в городе совместное предприятие, управлявшее гостиницей и другой недвижимостью. Тейтум открыто и резко критиковал Джабраилова, называя его членом чеченской мафии в Москве, и информация об их разногласиях просачивалась на страницы газет и экраны телевизоров. Тейтум сказал, что его выживают из гостиницы; Джабраилов обвинил Тейтума в том, что он не возвращает долги. Когда в июне 1994 года Тейтум приехал в гостиницу, дорогу ему преградила вооруженная охрана. Он провел пресс-конференцию на автомобильной стоянке гостиницы и выступил с обвинениями в адрес своих российских партнеров. Через полторы недели он в сопровождении дюжины телохранителей, надев пуленепробиваемый жилет, вернулся в гостиницу{293}.
Джабраилов отрицал свою причастность к убийству Тейтума, но вопросы об этом преследовали его. Менее чем через месяц после убийства Соединенные Штаты лишили Джабраилова визы, вслед за тем как корреспондент газеты “Ю-Эс-Эй тудей” сообщил в американское посольство, что Джабраилов угрожал убить его, потому что ему не понравились заданные вопросы об убийстве Тейтума. Американское посольство заявило, что решение аннулировать визу было основано на положении закона, запрещающего въезд “любого иностранца, относительно которого у сотрудника консульства или Министерства юстиции есть сведения или основания предполагать, что он стремится въехать в Соединенные Штаты, чтобы участвовать исключительно, преимущественно или эпизодически в незаконной деятельности”. Джабраилов отреагировал на это с возмущением: “Это позор для Америки! У них есть какие-нибудь доказательства?”{294}
Лужков долгое время хранил молчание в отношении убийства. По непонятной причине он оставил Джабраилова на прежней должности, а потом повысил, сделав управляющим торгового центра на Манежной площади. Позже Джабраилов выдвинул свою кандидатуру на выборах президента России, обклеив центр Москвы плакатами со своим улыбающимся лицом{295}. “Если у американской стороны имеются убедительные доказательства его участия в этом ужасном убийстве и террористическом акте, — сказал Лужков одному из журналистов, — я готов сделать самые радикальные выводы, прервать все деловые и личные контакты с ним. Если же доказательств нет, мы сами будем решать, с кем иметь дело, без давления или указаний из Америки”{296}. “С вашей стороны тоже не было определенно выраженной реакции на это убийство, — ответил Лужков на мой вопрос о Тейтуме. — А я к этому убийству не имею никакого отношения, равно как и вы”{297}.
Московские следователи так и не нашли убийцу Тейтума. В этом не было ничего необычного: за год в городе было раскрыто всего три из 152 убийств, считавшихся заказными{298}. Московские газеты и телевидение также не уделили в то время большого внимания случившемуся.
Лужкова почти никогда не критиковала пресса, отчасти потому, что он оказывал финансовую помощь многим газетам и телевизионным компаниям, устанавливая для них льготную арендную плату. Один журналист рассказывал мне, что Лужков распорядился продать его коллегам целый многоквартирный дом по льготным ценам. Уверенные, что Лужков в любой момент может этот дом отобрать, они старались ничем его не обижать. Лужков царствовал в своих владениях и наслаждался сознанием того, что никто не смеет спорить с ним. “В течение многих лет Юрий Михайлович жил в атмосфере всеобщего почитания, — рассказывал мне его друг Евтушенков. — Он был священной коровой, и его никто не осмеливался резко критиковать”{299}.
Когда Лужкова задевала статья или телевизионная передача, он подавал на обидчиков в суд за клевету, и поскольку городские суды тоже субсидировались им, почти всегда выигрывал. Позже создание такого кокона дорого обошлось Лужкову.
В выступлении, опубликованном независимой еженедельной газетой “Московские новости”, Егор Гайдар говорил: “Экономическая жизнь в Москве... страшно забюрократизирована, зарегламентирована, и результатом этого является массовое распространение коррупции. Каждый, кто имеет дело с московскими муниципальными структурами, прекрасно знает об этом. И, к сожалению, этот процесс нарастает”{300}. Лужков подал в суд на Гайдара, заявив, что пострадала репутация города. Гайдар отнесся к делу серьезно. Его адвокаты предъявили доказательства того, что в городе существует взяточничество, но после того, как они одержали победу в суде низшей инстанции, Лужков победил в апелляционной инстанции. Судья не дал никаких объяснений{301}. Однако сказанное Гайдаром получило очередное подтверждение в ноябре 2000 года, когда милиция арестовала Владимира Кочеткова, возглавлявшего департамент муниципального жилья и строительства. Кочетков вымогал крупную взятку за подписание контракта на изготовление уличных фонарей. Было установлено, что у Кочеткова имелось 700 тысяч долларов на счете в швейцарском банке, а за батареей в его квартире обнаружили целлофановый пакет с 67 тысячами долларов{302}.
