Многое из того, что внешний мир знал о России в начале 1990-х, было связано с Ельциным и его борьбой за власть — этому были посвящены многие газетные заголовки. Но два дипломата, работавшие в Москве еще во времена Советского Союза, тоже обратили внимание на появление кланов летом и осенью 1995 года. Гленн Уоллер, проницательный австралийский дипломат, проработавший в Советском Союзе и России около десяти лет, написал в мае длинную и вдумчивую корреспонденцию о “финансово-промышленной элите” России, в которой фигурировали практически все ключевые члены клуба на Воробьевых горах. Более того, Уоллер увидел слияние богатства и власти, слияние финансовых и политических интересов, лежавшее в то время в основе деятельности Потанина, Ходорковского и Березовского. Он предупредил, что хотя приватизация дала новым магнатам невероятное богатство, их не следует считать похожими на западных титанов капитализма. “Отношения между предпринимателями и государством в России остаются очень близкими, — писал он, — даже кровосмесительными. “Новая” деловая элита выросла из советской системы. Многие (если не все) частные финансовые группы заработали свой первый капитал благодаря привилегированному доступу к фондам партии и комсомола или политическим контактам (по-русски: блату) в министерствах. Сейчас они продолжают полагаться на поддержку государства... Крупные предприниматели в России продолжают объединяться вокруг влиятельных политических лидеров”^{389}.

Закоренелый скептик, американский дипломат Томас Грэм приехал в Москву летом 1995 года для прохождения второго периода службы. Грэм пытался объяснить самому себе и высшим чиновникам в Вашингтоне, как в рамках российского капитализма сформировались конкурирующие кланы и враждующие финансово-промышленные группы. То, что видел Грэм, не вписывалось в представления Вашингтона об отважных реформаторах, во главе с Ельциным и Чубайсом отбивающих атаки коммунистов.

Однажды из Вашингтона поступила просьба: пожалуйста, не употребляйте больше слово “клан”. Бюрократам из Государственного департамента оно не нравилось. “Они сказали, что слово “клан” имеет антропологическое значение и его нельзя применять, говоря о российской политике”, — вспоминал Грэм. Он внес поправку в свои сообщения, в которых теперь говорилось об “элитных группах, которые в России часто называют кланами”, и летом 1995 года начал копать глубже. Осенью он обратился в Вашингтон за разрешением опубликовать в России статью, излагающую его откровенное мнение о происходящем. Грэм сказал мне, что не рассчитывал получить разрешение, потому что дипломат должен проявлять сдержанность. Нечасто политическому советнику разрешали изложить собственное мнение в той стране, где он работал. Публичные заявления были уделом президентов и госсекретарей. Но разрешение было получено, и Грэм написал без обычных дипломатических тонкостей о том, что происходило вокруг. Статья была опубликована 23 ноября 1995 года в “Независимой газете”, которая незадолго до этого начала получать финансовую помощь от Березовского. Грэм заявил, что “в России возник новый режим”, характеризующийся постоянным, но энергичным соперничеством между конкурирующими кланами. О статье, занявшей целую страницу газеты, говорила вся Москва в течение нескольких дней. Грэм доказывал, что реальный баланс сил в России определяется не противостоянием Бориса Ельцина и парламента, реформаторов и реваншистов, а шумными столкновениями кланов. Он употребил слово “клан” без колебаний. Грэм выделил пять основных кланов, включая энергетическое лобби Черномырдина, московскую группу Лужкова, “партию войны” Коржакова и Чубайса с магнатами. Он сказал мне спустя годы, что допустил ошибку, поставив на пятое место злополучную Аграрную партию. Но, оглядываясь назад, можно сказать, что в статье точно схвачены зарождающиеся структуры, механизмы и методы финансовых и политических кланов.

Публикация вызвала негативную реакцию обоих государств. Русские заявили официальный протест американскому посольству, поскольку были уязвлены не выводами Грэма, а откровенностью, с которой он сделал их достоянием гласности. В Государственном департаменте статья Грэма прозвучала как раскат грома, так как в ней содержался намек на то, что Клинтона ввели в заблуждение, сосредоточив его внимание на Ельцине и молодых реформаторах, что появляются другие силы, не обязательно приверженные демократии западного образца. Это было не то, что хотела бы слышать американская администрация. Грэм сказал мне, что из-за переполоха, вызванного его статьей, готовился к неприятностям в Москве, опасаясь, что российские источники прекратят говорить с ним.

Но получилось наоборот. Картина, нарисованная Грэмом, магнатов не покоробила. Главный редактор опубликовавшей статью “Независимой газеты” Виталий Третьяков передал один экземпляр Березовскому, которому она так понравилась, что он пригласил Грэма для беседы в клуб ЛогоВАЗа^{390}.

В конце декабря 1995 года история российских магнатов достигла поворотной точки. Потанин, Ходорковский и Березовский после завершения залоговых аукционов получили первые ключи от промышленности. Летом в Москву вернулся расширявший свою империю массмедиа осторожный Гусинский. Он вернулся, когда президент Клинтон приехал на встречу на высшем уровне с Ельциным, приуроченную к пятидесятой годовщине окончания Второй мировой войны. Гусинский полагал, что никто не доставит ему неприятности в то время, как в городе находится президент США, и был прав.

Между тем политические настроения в стране были мрачными. Во время выборов коммунисты получили наибольшее количество мест в Думе. Их лидер Зюганов имел хорошие шансы на победу на президентских выборах следующим летом. В январе чеченская война распространилась на соседний Дагестан, где произошло кровопролитное сражение между российскими войсками и небольшим отрядом чеченских сепаратистов, захвативших пограничное село Первомайское. В Кремле Ельцин находился под влиянием реакционера Коржакова и его “партии войны”. 16 января Ельцин внезапно уволил Чубайса с поста первого заместителя премьер-министра. Чубайс более четырех лет стоял у руля приватизации и экономической реформы, и его стали ненавидеть, связывая с ним все беды и волнения, которые пережили россияне. “Он распродал крупную промышленность за бесценок, — сказал Ельцин журналистам. — Мы не можем простить этого”.

Но Чубайс вскоре вернется, потому что слияние богатства и власти только началось. Магнаты получили свою долю собственности, но скоро их попросят заплатить услугой за услугу. Их попросят помочь своему покровителю, Борису Ельцину, оказавшемуся в тяжелом положении, а заодно и самим себе.

В вестибюле гостиницы “Сан Стар Парк Отель” крошечного горнолыжного курорта Давос в швейцарских Альпах лидер российских коммунистов Геннадий Зюганов задержался, чтобы дать очередной автограф. Михаил Бергер, редактор отдела экономики газеты “Известия”, с тревогой наблюдал за тем, как вокруг Зюганова толпились ловившие каждое его слово западные бизнесмены, пожимали руку и с надеждой вглядывались в лицо, возможно, следующего президента России. Зюганов, одержавший в декабре триумфальную победу на парламентских выборах, обменивался любезностями со своими западными почитателями. Он давал около двадцати интервью в день. Он общался с представителями мировой финансовой и политической элиты на ежегодной конференции Всемирного экономического форума, проходившей в течение первой недели февраля 1996 года. Под звон бокалов шампанского и нескончаемые разговоры в кулуарах на проводившейся в переполненном зале пресс-конференции Зюганов затмил в Давосе всех, показав себя наиболее покладистым и мягким из всех коммунистов, уважающим демократию и некоторые формы частной собственности. Лидируя по результатам первых опросов общественного мнения, проведенных в преддверии президентских выборов в России, Зюганов назвал себя “самым мирным человеком на планете” и утверждал, что не будет осуществлять полную деприватизацию. “Мы понимаем, что, если станем снова отбирать заводы, начнется стрельба от Мурманска до Владивостока”, — заявил он.