Он, вздрогнув, замер.

— Что ты…

— Там сейчас Джуни, и она что-то делает с этой дурацкой доской, — выпалила я.

Киллиан продолжил идти к палате Лили. Я шла рядом, пытаясь объяснить:

— Я говорила тебя, что это она вызывает того жуткого призрака. Я пыталась остановить ее, но моя рука коснулась руки Лили и… — Меня затрясло. — Что-то не так. Не понимаю…

Воздух вокруг меня вдруг стал ледяным, и Киллиан застыл как вкопанный. Он смотрел на что-то впереди, и с его лица сходила вся краска.

Я медленно повернула голову, уже зная, что увижу. Жуткий призрак-тень вернулся. В этот раз он рос, колыхаясь по краям, заполняя собой коридор, закрывая свет из окон. Внутри его сумрачного тела что-то двигалось, как змеи под одеялом.

Он подобрался, подтянув колыхавшиеся края и повиснув готовой обрушиться на нас волной.

— Киллиан, — дрожащим голосом позвала я.

— Да? — слабо отозвался он.

— Беги! — оттолкнула я его.

С ревом, от которого должно было бы все здание зашататься, темный дух обрушился на меня. Кожу будто вспороли ледяные металлические иглы. Я закричала. Затем наступила темнота.

Я начинаю думать, что все силы вселенной объединились против меня. Я должен был бы сейчас сидеть в школе, что бы я, собственно и делал… если бы кто-то нечаянно не устроил пожар в кабинете химии, поджигая пластиковую соломку. Пожарная сигнализация сработала как раз в тот момент, когда закончилось последнее занятие. Осознав всю безнадежность попытки удержать отстраненных от общих занятий учеников на такой огромной площадке, как автомобильная стоянка, приглядывающая за нами мисс Бернадино отменила задержку после занятий, перенеся ее на следующую неделю. За четыре года учебы здесь и кучу выпавших на мою долю задержек я впервые услышал о подобной отмене.

Ощущая себя нежданно-негаданно везунчиком — а следовало бы почуять неладное, — я сел в свой Додж, который завелся с первой же попытки, и направился в больницу Святой Катерины. Я знал, что Джуни поехала туда.

Из головы не выходили слова Алоны. В последнее время Джуни действительно вела себя странно. Но она мой друг, единственный друг за долгие годы. Зачем ей так со мной шутить? Конечно, она и не подозревает о том, что происходит, если задействовать спиритическую доску рядом со мной. Тем не менее Алона права. Иначе почему Джунни выглядела виноватой? Почему убежала? Почему просто не рассмеялась или не озадачилась моей странной реакцией?

Боюсь, я уже знаю ответ на этот вопрос, но нужно в этом убедиться. Нужно поговорить с Джуни. Если она замешана в происходящем, то это все меняет, включая — вероятнее всего — истинную сущность того, что Алона прозвала Злобняком. Будь мой отец злобным и мрачным призраком, он мог бы, конечно, бросаться на меня, показывая свое неодобрение. Мог бы. Только он не нуждался бы при этом в Джуни или спиритической доске.

Я добрался до больницы в рекордно короткое время и припарковался на стоянке в первом ряду для посетителей. На свободном и от людей, и от призраков лифте доехал до пятого этажа. Затем на смену везучести пришло воздаяние.

Застыв на месте, я беспомощно наблюдал за тем, как призрак обрушился на Алону и прорвался сквозь нее. Зеленые глаза Алоны расширились от боли, и она исчезла.

— Нет! — яростно закричал я. Почему она не побежала? Она прекрасна знала, что это существо может сделать с ней, знала, что после исчезновения может вообще не вернуться.

Потому что она спасала меня. Осознание этого заставило меня вздрогнуть и покачнуться на месте. Алона видела, что Злобняк может сделать со мной, и пожертвовала собой… ради меня.

У меня сжалось горло, коридор расплылся перед глазами. Может быть этого бескорыстного поступка будет достаточно, чтобы она ушла к свету, хотя я и не видел его. В любом случае, ее жертва не будет напрасной. Я этого не допущу.

— Джуни, иди сюда! — хрипло закричал я через застрявший в горле ком.

За спиной раздались шаги медсестер, бегущих от своего поста ко мне.

— Сэр, здесь нельзя кричать. Это больница.

— Джуни, я сказал: выходи, — повторил я.

Черный туманный призрак завис в воздухе, наблюдая и ожидая, что я буду делать дальше.

— Джуни!..

— Сэр, придется вам пройти с нами. — В мои плечи и руки вцепились сильные женские руки. — Кто-нибудь, позовите охрану.

По всему коридору начали открываться двери. Из-за них выглядывали бледные печальные детские лица. Затем открылась дверь палаты Лили и вышла Джуни.

— Джун, заканчивай с этим. Ты не представляешь, что творишь.

Она покачала головой. Ее ярко-синие глаза с покрасневшими веками блестели.

— Я не могу, Уилл. Я просто… не могу.

Джуни отступила назад в палату и закрыла дверь.

— Сэр, вам придется пройти с нами. — Чужие руки потащили меня назад, но им не хватало сил. И не хватит.

Темный призрак накрыл меня собой, окутал смертельным холодом и вырвал из рук медсестер. Я противился, отбивался изо всех сил, но оно… он?… она?… с легкостью одолело меня и впечатало лицом в стену. Что-то на лице — возможно, нос или скула — треснуло, и кто-то закричал. Наверное я сам.

— Что тебе нужно? — выдавил я.

Ответом мне был глухой воющий звук — так ветер воет в разбитое окно. Потом призрак отлепил меня от стены и потащил по коридору. Я пытался тормозить ногами, споткнулся и сильно приложился головой об оставленную в коридоре медицинскую тележку. И свет померк.

Очнулся я привязанным. Руки крепились к кровати застежками-липучками и матерчатыми ремнями. Плохой знак. Я еще глаза не открыл, как уже почувствовал больничный запах — пахло антисептиком. Значит, я не в тюрьме. Это плюс.

Все тело ныло, в голове пульсировала боль, которая лишь усилится, когда я все-таки осмелюсь приоткрыть веки и взглянуть на свет.

— Уилл, — раздался шепот справа от меня. — Открой глаза. Я знаю, что ты пришел в себя. Видела, как ты дергаешь эти мерзкие нарукавники. Как думаешь, они их стирают после каждого использования? Очень сомневаюсь. Получается, на тебе сейчас часть кожных клеток последнего повязанного потного извращенного лунатика. Больные такие противные. Фу.

Алона! Отвращение в ее голосе было столько же явно, как запах антисептика. Я приоткрыл веки и скосил на нее глаза. Когда они перестали слезиться и сфокусировались, я увидел, что Алона сидит в кресле рядом с моей кроватью, подтянув колени к груди, словно брезгуя коснуться больничного пола. Она выглядела бледной и уставшей. Левая сторона ее лица была в ссадинах. Либо у нее не хватало энергии представлять себя неуязвимой, либо она на самом деле ощущала себя побитой.

— Ты как? — спросил я, еле шевеля языком. Во рту пересохло.

Алона выпрямилась и, заметив, что я смотрю на нее, перекинула волосы за плечи.

— Нормально, — поспешно ответила она. — Это не я лежу тут связанной с расквашенным лицом.

Я машинально потянулся рукой к лицу, но в нее тут же впился ремень.

Алона пересела ко мне на кровать. Она ловко расстегнула ремни и липучки, освобождая мне руку.

— Мне придется потом снова ее завязать, а то в следующий раз при проверке они затянут ремни еще туже.

— Да, знаю. — Я осторожно провел пальцами по правой щеке. Она опухла и горела, будто ее медленно подогревали в микроволновке.

— Они сделали тебе рентген или томографию где-то час назад. У тебя трещина скулы. Я слышала, как они говорили об этом перед твоим пробуждением.

Я застонал. Что ж, это объясняет пульсирующую от подбородка до виска боль.

Алона подняла ноги на кровать и села поближе, касаясь меня теплыми бедром и спиной.

— Почему ты не убежал? Я же сказала тебе: беги.

— Я думал, Джуни послушает меня и остановится.

Алона закатила глаза.

— Очень умно.

— Хей, — запротестовал я.

— Я серьезно. Теперь ты застрял здесь. — Она покачала головой, и я почувствовал запах ее шампуня. — Они тут все уверены, что ты шизофреник и вдобавок эпилептик. Сейчас ты лежишь на этаже для обычных больных, но как только освободится койка на этаже с психами, они переведут тебя туда. И твой мозгоправ вернулся.