Вскоре Ягодка опять приняла кошачий вид.

Пару раз на болоте хорошенько громыхнуло. Грохот страшным звуком пролетел по коридору, заставив нас от неожиданности подпрыгнуть.

Кикимора наотрез отказалась комментировать происходящее и, наконец-то, остановилась возле одной из дверей. Дернула продолговатую ручку, исполненную в виде змеи, и небрежно толкнула дверь:

— Покои для Лешего и спутников.

— А почему нам выделили одну комнату на всех? Что за неуважение? — взъерепенилась Ягодка.

— Потому что по оговоренным условиям, из леса должны были прибыть всего две нечисти.

— Хорошо — хорошо, — согласился Остап, проталкивая внутрь распушившуюся кошку.

Я скользнул следом, чуть не наступив на пронырливого Колобка. Чтоб его в блин раскатало!

Василиса собралась тоже переступить порог комнаты для гостей, но кикимора грубо одернула ее:

— Вам в другие покои.

Я даже не стал оборачиваться, а выбрал место возле камина, где задорно плясало оранжевое пламя, и прошел к обшитому сочной зеленью дивану. Оказалось, что трава искусно выткана на обивке, словно живая. Надо же, как Тоф расстарался. Даже немного совестно, что ему достанется моя дочь. Я про себя ехидно хихикнул и вольготно развалился на мягком ложе, с интересом стал наблюдать за сценой у порога.

Внезапно раздался гулкий цокот копыт, звяканье большой связки ключей, препративнейший звук вышел. Мимо нашей обители пробежал верещащий черт:

— Пленные сбежали! Побег! Пленные сбежали! Побег!

Дочь изменилась в лице, резким движением одернула руку кикиморы, на рукаве остались коричневые следы от грязных рук болотной дивы. Она гневно сжала губы, но от колкости удержалась и снова собралась войти в помещение.

— Эта комната не для вас, — кикимора снова преградила проем дочери. — Вам в покои Тофа.

— Обойдется до свадьбы! А ты испарись с дороги, — количество яда в голосе дочки могло заставить любую гадюку умереть от зависти.

Василиса незаметным движением вытащила нож и приставила к горлу болотной жительнице:

— Лучше делай, что я скажу! Тогда, возможно, тебе повезет, когда я стану вашей Хозяйкой! Или, возможно, ты хочешь никогда не увидеть столь радостного дня?

Кикимора собиралась что-то ответить, но приставленное к горлу лезвие не давало даже сглотнуть, и она покорно опустила руку. Колючие серые глаза не обещали обожания моей дочери. Через мгновение кикимора скрылась в бесконечно длинном коридоре.

За закрывающейся дверью послышался топот многочисленных ног. Стража. Спешили на поиски беглецов. Только этого не хватало, всякие мерзкие типы будут рядом шастать. Придется установить дежурство, хотя в любом случае пришлось бы это сделать. Не доверяю я болотным тварям.

Наша немногочисленная компания разбрелась по комнате. Осинник хотел плюхнуться на широкую кровать с балдахином, но был изгнан кошкой, нагло раскидавшей свою шубу по белому покрывалу. Я все также сидел, откинувшись на диване.

Дочь заглянула в соседнюю комнату и обнаружила там бадью для мытья. С радостным визгом она унеслась мыться, но вскоре вернулась жутко расстроенной:

— В такой воде только грязевые ванны принимать. После первой помывки от кикиморы не отличить будет.

Она решила изобразить, в кого превратится, страшно гримасничая и вытягивая вперед крючковатые руки и зачем-то закатывая глаза.

— Это вурдалак смердящий, а не кикимора! — критиковал Остап, закинув ногу на подлокотник кресла.

— А вот так? — Василиса взлохматила волосы, закинула вверх руки и…

…за ее спиной раздался страшный грохот. Обвалилась стена.

Ягодка резко превратилась в человека, в руках мгновенно засветилось боевое заклинание. Девушка готова была отбиваться от неведомой напасти.

Узкий темный проход закончился. Беглецы вышли к краю широкого колодца, оказавшись в тупике. Они находились как раз посередине каменной башни, уходящей далеко ввысь. Стены от влаги покрывала склизкая зеленая плесень, снизу воняло гнилью, затхлостью и отходами. Константин свесился с парапета и посмотрел вниз:

— Это что за серпентарий?

В тусклом свете факела можно было разглядеть, как на дне извивались многочисленные гладкие тела. Они ворочались в большом клубке, ползая в грязной воде.

— На болоте скорее гадюшник, — предположил Жбанов, как хороший знаток природы.

— Это гнездо боевых пиявок, — пояснил шепотом Дед Пихто, покачав головой в знак неодобрения такой неосведомленности. — Как можно не знать всем известных вещей?

— Да мы не местные, — оправдывался сконфуженный Федор, даже в полумраке можно было заметить, что он покраснел.

— Городские что ли?

Мужчины дружно закивали.

— Ну, коли так, — дед недоверчиво посмотрел на Жбанова. — Уж больно ты на богатыря похож. Я грешным делом, думал ты из дружины дубравной. Только там такие крепыши. А вот друг твой явно из городских ивашек, к ведунье не ходи.

— А я между прочим, один раз с боевой пиявкой уже встречался на болоте, — разобиделся Самойлов и продолжил громко хорохорится. — И выжил. Даже знаю, что она всех в говнянников переваривает.

— Ага. Встречался! — прищурился черт. — То-то так орешь, видимо, мало одного раза было? Али может судьба говнянника привечает? Почто воду баламутишь? Услышат — сползутся со всех сторон. Ох, беда с непутевыми ивашками.

Все трое замолчали и посмотрели вниз, непредвиденной атаки со стороны гадких мутантов пока не предвиделось. Раздался общий вздох облегчения.

— Они же очень болезненно реагируют на шум. Не люб он им.

Все тут же перешли на еле слышный шепот. Константин даже попытался объяснить свой вопрос знаками — каратешно размахивая руками и корча дикие рожи.

— Эк его! Неужто ужимную хворобу подхватил? — посетовал дед Пихто. — И где только успел? Ты это, держись подальше от нас, болезный. Слышь, Федор, можа его лучше вниз тю-тю? Чтоб не мучился в корчах.

— Тьфу! — разозлился Константин тому факту, что никто не понимает банального языка жестов, будто фильмов не смотрят. — Я спрашиваю, что дальше делать будем? Здесь тупик!

— Это у тебя в голове тупик, побочные эффекты от болезни, наверное, вона, как зубы скрипят! Поди еще и глисты? — проворчал черт, отодвигаясь подальше от пыхтящего злостью Самойлова, Пихто махнул рукой на дальнюю стену, где зиял такой же проход. — Нам сейчас тихо-тихо нужно перебраться вдоль стены по карнизу до того туннеля.

Дед впустую языком молоть больше не стал, обмотал тряпкой копыта, чтобы не цокали, ловко вскарабкался на парапет и шустренько засеменил на другую сторону. Константин и Федор обалдело переглянулись.

Однако ж делать нечего — пришлось не отставать. Худой Самойлов вполне сносно перемещался полубоком, а вот массивный, словно шкаф, Жбанов едва умещался на карнизе впечатавшись в стену спиной. Держаться было не за что. Передвигались с трудом и очень медленно, шаркая ногами, боясь оторвать ступню от твердой поверхности, зато нырнуть вниз проще простого, желающих только не находилось.

Опасной тропой давно не пользовались, и там скопился приличный слой пыли, который теперь бодро поднялся в воздух и стала медленно, словно туман, оседать.

— Апчхи! — смачно чихнул Жбанов, перепугав всю округу.

Константин с чертом чуть не улетели вниз, чудом зацепившись желанием жить за гладкую стену. Трио застыло на импровизированной тропинке.

Внизу все тоже подозрительно стихло. Но лишь на мгновение. Вскоре опомнившиеся от счастья пиявки обратили внимание на питательные для них блюда и рванули всей гурьбой на лакомства, точно кот на мышь.

— Тикай! — заорал черт и бегом бросился к проходу.

Ребята — за ним.

Пиявки — к ним.

Монстры шустро взбирались по отвесной каменной стене, черт уже помогал Самойлову залезть на парапет и протиснуться в проем. Федор ждал своей очереди и оценивал безвыходное положение. Обратно — глупо возвращаться, в туннеле тоже не спрячешься, пиявки так просто от них не отвяжутся.