Нам оставалось только вернуться к озеру.

Солнце скрылось за горизонтом, в объятиях фиолетовых теней, на небосклоне зажглись звезды, а за ними выползла и луна, бледная и круглая, точно блюдце.

— …что ищет он в краю далеком, что ищет он в стране чужой, — до Константина донеслось еле слышное бормотание, окончательно выдергивая из приятного сна.

Он открыл глаза. Никого. Подумал, что стихи навеяло сном. У догорающего костра сидела кошка и смотрела так, будто хотела сказать: «Ну, наконец-то, проснулся!».

Рядом с Ягодкой лежала мертвая птица пёстрой рыжевато-коричневой окраски с поперечными серыми полосами. Константин знатоком не был, но предположил, что это либо тетерев, либо глухарь.

«Ничего себе, киска. А еще прогнать ее хотел!» — думал Самойлов, разглядывая пернатую тушку.

Как кошке, по всей видимости, домашней, удалось поймать тетерева размером с нее саму, спрашивать не стал. Все равно не ответит. А вот как готовить это блюдо, он понятия не имел. Повар из Константина посредственный. Уже много лет он питался в ресторанах. Кухня в его доме чисто в декоративных целях, навязана дизайнером, как необходимый элемент домашнего уюта.

Самойлов повертел птицу в руках, и держа за лапы, вопросительно посмотрел на кошку. Та демонстративно задрала нос и отвернулась, мол, кто в доме жена, раз я добытчик.

— Вроде тебя полагается ощипать для начала? — отбросив сомнения, Константин принялся за дело.

Выдергивал скользкие от влаги перья, которые залезали в нос и рот, заставляя отплевываться и корчить страшные рожи, от которых Ягодка то и дело начинала икать.

Ощипывание оказалось делом утомительным, долгим и абсолютно не благодарным, а кушать хотелось все больше. Желудок громким стоном требовал еды. Константин насобирал по-быстренькому хворост посуше и заново развел почти потухший костер, насадил не до конца ощипанную птицу на импровизированный шампур из длинного прутика и, медленно поворачивая, начал жарить.

Огонь, поддерживая изголодавшихся человека и кошку, с аппетитом набросился на птицу, облизывая тушку оранжевыми языками пламени. Мгновенно распространился мерзкий запах горелых перьев, правда, аппетита он не испортил. Когда тушка была готова, Константин разделил ее по-братски с кошкой. Блюдо получилось ужасным: пресным и вонючим. Сверху подгорело до черной корочки, а внутри осталось слегка сырым. Все лучше, чем ничего. Капризничать никто не собирался, с удовольствием поглощая то, что имелось. Несколько минут возле костра раздавалось только сосредоточенное чавканье, стараясь не выпустить из желудка заветную пищу. Постепенно заблудившиеся приходили в нормальное расположение духа. Жизнь уже не казалась столь беспросветной. Самойлов и вовсе собой возгордился, представляя себя Робинзоном Крузо, только вот Пятница подвел, оказался женского пола, зато день недели очень удачно совпал.

Изрядно наевшаяся кошка плюхнулась рядом с Константином, уютно свернулась под боком, мило замурлыкала, а потом перевернулась кверху пузом и раскатисто захрапела. Да, так виртуозно, что Константин боялся, как бы не осыпались с соседней ели шишки. Попробовал растолкать — бесполезно. Начал переворачивать на бок, кошка пыталась сопротивляться, даже храпеть перестала, но так и не проснулась, отчего Самойлов стал сомневаться — а кошка ли перед ним? Больно на кота похожа. Хотя, что от этого менялось, он сам не знал, но тема казалась существенной и…очень деликатной, поэтому Константин благоразумно не стал выяснять правды.

Пока готовили и ели, дрова в костре прогорели, оставив только тлеющие угли. Надо было идти за хворостом. С огнем все-таки ночью теплее и спокойнее.

Самойлов нехотя встал и тут же остолбенел. Прямо на него плыло нечто бесформенное, серебристо-туманное, злобно скалящееся. Пупырчатые мурашки прокатились по спине и всем стадом бросились в пятки, сердце бешеным ритмом пыталось выскочить из глаз. Константин попятился. Привидение неспешно фланировало в его сторону, угрожающе протягивая полупрозрачные тонкие руки.

— …! — коротко, но емко выразил Самойлов свое отношение к увиденному и наступил кошке на хвост, которая тут же заорала и вскочила на лапы, собираясь исполосовать обидчика на мелкие лохматые кусочки.

Однако заметив странное поведение Константина, пушистая бестия проследила за его взглядом и, поняв в чем дело, нервно заикала. Кошка зашипела в сторону бестелесного духа и запрыгнула к хозяину на плечо. Привидение, увидев Ягодку притормозило, дав Самойлову возможность выйти из оцепенения. Окончательно из ступора вывели впившиеся глубоко в кожу когти, напоминая, что пора бы делать ноги. Собрались буквально за мгновение. Благо собирать было нечего. Ни оружия, ни вещей, ни еды — словом, ничего. Через долю секунды сорвались с места, куда тут же попала молния, брошенная бестелесным ночным гостем. Следом полетели еще несколько, в опасной близости от беглецов. Запахло паленой шерстью. Кошку все-таки зацепило, но она стойко сохраняла молчание и держалась за Самойлова изо всех сил.

Константин мчался со скоростью зверя, убегающего от гончих, так быстро он еще никогда в жизни не бегал. Улепетывал зигзагами, чтобы преследователь не смог прицельно выстрелить молниеносным оружием. Несмотря на то, что физическая подготовка оставляла желать лучшего, Самойлов бежал долго и упорно, пока окончательно не выбился из сил. Глотая цистернами воздух, он стал красться вдоль леса, воображая себя великим чекистом и старательно наступая как можно мягче, но противный хруст веток под ногами убивал все старания на корню. Котяра явно нервничала, да и ее хозяин ощущал себя далеко не в своей тарелке. Впереди метнулась белая тень, и Константин тут же припал к земле. От неожиданного маневра кошка кубарем свалилась с плеча в кусты. Конспирация не удалась. Встав с земли, Самойлов нервно оглянулся по сторонам. Подозрительная тишина настораживала, обостряя восприятие, и отрицательно сказывалась на нервной системе. За каждым кустом или деревом мерещились приведения, спину буквально сводило от воображаемых взглядов невидимого преследователя. Константин исправно шарахался от каждого шороха.

Мелкая изморось резко сменила настроение и неприятно обернулась проливным дождем. Константин с кошкой вымокли мгновенно. Лесная подстилка превратилась в жидкую коричневую грязь. Ягодка постоянно поскальзывалась в жиже и окуналась мордой в лужи. Самойлову стало ее жалко, и он взял кошку на руки. Ноги по щиколотку увязали в грязи, а мокрые руки сжимали жутко недовольную, испачканную и пытающуюся хоть как-то спрятаться от дождя в Костиной ветровке Ягодку.

Шлепая по бездорожью противно чавкающими влагой кедами, Самойлов развлекался тем, что придумывал тысячу и один способ убийства Жбанова. Получалось неплохо. Утомившись, Константин принялся вслух ругать мерзопакостную погоду, на чем свет стоял.

Дождь, словно обидевшись на такие мерзкие слова, закончился также внезапно, как и начался. Константин решил сделать привал и прислонился к высокому бурому стволу ели.

Встревоженный, он и хотел бы, да не мог заснуть. Всплеск адреналина от встречи с бестелесным монстром взбудоражил, не давая сомкнуть глаз. Еще раз проверив, что все спокойно, он отправился бродить по лесу, в надежде выйти на дорогу. Кошка снова забралась на шею, перед этим долго притворялась хромая то на одну лапу, то на другую, пока Самойлов не споткнулся об нее, больно наступив на заднюю конечность. Пришлось смириться с захребетницей и взять себе на плечи.

Константин шел вперед и зорко смотрел по сторонам, выискивая опасность в сгустившейся ночной темноте леса. Опасность, видимо, стеснялась такого пристального внимания и упорно не хотела выходить, прячась по кустам крапивы. Сбоку раздался непонятный шорох — по коже пробежал холодок. Самойлов повернул голову направо. Послышались тихие завывания.