Поход в студию к Мами сродни попаданию в иной мир — мир скипидара и масляной краски — мир заселенный старинными полотнами. Молодой аристократии с изыскано одетыми детьми и собаками увешанными лентами, играющих у их ног. Скорбного вида коровами, жующими траву посреди тумана на пастбище. Крошечными святыми, становящиеся на колени перед крестом, с гигантским окровавленным Иисусом, висящим на нем в изогнутой позе.

Все и вся было миром Мами. Неудивительно, что я торчала здесь каждую свободную минуту, когда была еще ребенком.

Моя бабушка наносила прозрачную жидкость на поверхность картины, на которой были изображены римские руины.

— Приветик, Мами! — сказала я, когда подошла к ней и плюхнулась на табурет, стоявший позади неё.

Я откусила свой бутерброд, наблюдая за её работой.

Она сделала еще один осторожный мазок кистью, а потом повернулась ко мне радостно улыбаясь.

— Ты рано, Катя!

Она сделал жест, как бы говорящий, что, если бы не её испачканные руки, то она бы меня расцеловала. Очень-важно-увидется-первый-раз-за-день-расцеловаться. Я никогда не привыкну, давать возможность расцеловать себя, не почистив зубы перед этим.

— Ага, мне нужно кое-что сделать до школы. И я тут размышляла кое о чем, об услышанном как-то на рынке. Подумала, ты могла бы мне это разъяснить.

Мами кивнула, ожидая продолжения.

— Там одна женщина рассказывала о поисках знахаря. Кажется, у неё экзема, что ли. И когда я услышала это слово «guerisseurs» — я знаю, что оно означает «врачеватель» — но я на самом деле не понимаю, как они работают, ну исцеляют. Они типа наших Штатовских целителей, которые исцеляют верой или как?

— Ой, нет, ну что ты.

Мами энергично покачала головой и укоризненно посмотрела на меня. Они отложила свою кисть, убрав её в банку с прозрачной жидкостью и вытерла руки о полотенце.

Из этого многообещающего ответа, я знала, что за ним последует хорошая история. Мами просто обожала рассказывать мне о французских традициях, о которых я еще и слыхом ничего не слыхивала, и чем тема была необычнее, тем она больше наслаждалось этим.

— Pas du tout[6]. Guerisseurs[7] не имеют ничего общего с верой, хотя некоторые утверждают, что их исцеления являются психосоматическими.

Я рассмеялась, наблюдая за Мами, когда та стала всё оживленнее рассказывать.

— Но я, например, знаю, что это не так.

Вуаля! — подумала я. Доверься Мами и получишь информацию на самую неожиданную тему.

— Так кто же они такие на самом-то деле?

— Чтож, Катя. Guerisseurs — знахари существовали на протяжении всех веков — со времен, когда не было достаточно квалифицированных врачей, чтобы обойти всех страждущих. Они, как правило, специализируются на чем-то не очень существенном — исцеление бородавки или экземы, или даже вправление сломанной кости. Тот же особый дар передается от одного члена семьи к другому, и как только подарок будет принят, предыдущее целитель уже не обладает даром врачевания. Существует всегда только один guerisseur в семье в то время, и каждый должен сознательно принять на себя ответственность, чтобы наследовать этот дар.

— Поэтому их не так много осталось. Прежде это была почитаемая профессия, знахарю выпадала особая честь владеть даром. Теперь же с прогрессом медицины, как науки, и рассветом скептицизма, все меньше людей будут с гордостью носить в себе дар, и все больше молодых нынешнего поколения отказываются принимать его. И в конце концов, произойдет так, что дар этот просто исчезнет.

— Звучит довольно круто, на самом деле, — призналась я.

— Еще круче, когда наблюдаешь их работу, — сказала Мами с хитринкой в глазах.

— Ты встречала целителя?

— Ну, да. Дважды, на самом деле. Однажды, когда я была беременна твоим отцом. Срок беременности не достиг еще и трех месяцев, и пожилой фермер, который жил неподалеку от нашего загородного дома спросил, хочу ли я знать мальчик этот или девочка. Оказывается, он был guerisseur, и это был у него семейный дар. Это и лечения никотиновой зависимости, если я правильно помню, — сказала она, коснувшись своей нижней губы и уставившись куда-то вдаль.

— А ты не думаешь, что он просто угадал? Ну, повезло ему? — спрашиваю я.

— Из более чем ста младенцев, он ни разу не ошибся. Да и у твоего дедушки не было бы сейчас такого красивого лица, если бы не другой guerisseur, — продолжала она.

— Как-то раз, когда он жег листья, ветер резко изменился и огонь ударил ему прямо в лицо. Он сразу же спалил брови, ресницы и волосы. НО сосед бросился сразу же с ним к его матери, и она «сняла» ожог. Странное дело…она ведь даже не прикасалась к нему, она просто водила руками вокруг его лица не касаясь кожи, как будто что-то сметала, а потом выбрасывала. И это помогло. У него не осталось ожогов. Просто потребовалось некоторое время, чтобы брови вновь отросли.

— Мда, с этим немного сложнее поспорить, — призналась я.

— Здесь не о чем спорить. Знахари помогают. Эти люди обладают какой-то силой. Только не спрашивай зачем или откуда она у них взялась. Это не имеет никакого смысла. Это невозможно объяснить, как и много важных вещей в нашем мире.

История Мами закончена и хлопнув по своему переднику, она подошла и встала рядом со мной.

— Я должна поработать, дорогая. Musee d’Orsay это нужно к концу недели. — Она нежно коснулась моего подбородка. — Знаешь, Катя, с каждым днем ты все больше и больше становишься похожей на свою маму.

Скажи мне это кто-нибудь другой, то это уничтожило бы меня. Но услышать это от Мами, было именно тем, что мне нужно было услышать. Моя мама была сильным человеком. Умной. И решительной, чтобы заполучить всё, что она хотела, неважно как трудно бы не пришлось.

Как задачка, с которой я столкнулась. То, что я становилась все больше похожей на свою мать, было мне ежедневным напоминанием, что я должна быть такой же сильно и волевой, как она была. И бороться за всё, что мне было дорого в жизни. Это был лучший способ сохранить её в своем сердце.

Хотя Винсент и сказал мне, что подберет меня попозже вечером, я сразу же направилась к нему после школы. Когда он меня увидел, то тут же подхватил на руки, а затем опустил и озабоченно запустил руку в свои волосы.

— Мне надо разобраться с тонной скучных дел, до наступления ночи, — сказал он извиняющимся тоном.

— Знаю, я захватила домашку.

Я чмокнула его в губы и прошла мимо него в большое фойе. Я бывала здесь уже сотню раз, и каждый раз у меня возникало такое ощущение будто я иду по дворцу. Что, в принципе, так и было. Винсент держал меня за руку, пока мы шли по длинному коридору к его комнате. Он присел у камина, чтобы развести огонь, а я села на его диван.

По правде говоря, я любила смотреть, как Винсент готовится к спячке. Это заставляло меня чувствовать, что всё под контролем, как будто я сама готовилась к этим галлюциногенным трем дням. Я не могла ничего сделать, чтобы помочь, но, по крайней мере, я могла наблюдать.

Так легко было забыть кем он был, когда он отвечал на электронный письма и проверял все онлайн счета и банковский баланс, которыми он управлял от имени своей родни.

Он выглядел умным, трудолюбивым подростком — тот редкий тип людей, которые знают чего они хотят от будущего и делаю всё, чтобы достичь желаемого.

Эта иллюзия быстро улетучилась, когда он поставил бутылку с водой и мешочек сушенных фруктов с орехами на прикроватный столик рядом с нашей фотографией. И я вспомнила, что это его будущее — именно то, что он сейчас делает- на всю оставшуюся вечность.

Я наблюдала за тем, как он делает последние приготовления. Несмотря на то, что Жанна всегда будет держать наготове поднос со всякой всячиной, ожидающий любого ревенента, очнувшегося от спячки, Винсент испытывал первобытный страх, что может что-нибудь случиться и её или остальных не будет здесь, чтобы оставить ему питание. Но теперь-то я знала, насколько это было важным: если не будет еды или питья, то временное состояние смерти Винсента может перейти в постоянное.