Когда Карл в Неаполе узнал о создании лиги, то его охватила ярость, однако он правильно оценил опасность, перед лицом которой теперь оказался. Что еще хуже, он лишился двух высокопоставленных заложников. Чезаре просто ускользнул; у Джема в Капуе начался жар, и через несколько дней он скончался. Таким образом, всего через неделю после коронации в Неаполе Карл покинул свое новое королевство навсегда и направился на север, сопровождаемый 20 000 мулов, нагруженных добычей из Неаполя. Рим охватила паника при мысли о его возвращении. Александр и большинство членов курии бежали в Орвьето, оставив одного-единственного несчастного кардинала встречать короля.

К счастью, на сей раз французская армия показала себя на удивление хорошо — видимо, потому, что Карл не хотел терять время и стремился быстро и безопасно пересечь Альпы. Он был бы не прочь добиться аудиенции у папы, чтобы обсудить вопрос о возможном роспуске Священной лиги и добиться от папы полного признания его коронации в Неаполе. Однако папа явно решил уклониться от встречи, и королю ничего не оставалось, как только смириться с этим. Марш, во время которого приходилось в разгар лета тащить через Апеннины тяжелую артиллерию, превратился в настоящий кошмар. А когда 5 июля Карл достиг небольшого города Форново близ Пармы, то столкнулся там с армией лиги численностью примерно в 30 000 человек под командованием Франческо Гонзага, маркиза Мантуанского. Эта битва, единственная за всю кампанию, началась на следующий день и закончилась очень быстро; однако она была самой кровавой из всех, какие видела Италия за последние 200 лет. Прошли времена прежних наемных condottieri, которые стремились максимально продлить войну и продолжать жить ею; зачастую они были склонны рассматривать битву как нечто вроде величественной паваны с рукопашным боем и столь слабым и неточным артиллерийским огнем, что он не мог причинить серьезного вреда. Французы стали применять совершенно иные методы боя: они с их швейцарскими и немецкими наемниками сражались для того, чтобы убивать, и тяжелые железные ядра, вырывавшиеся из жерл их орудий, причиняли ужасные раны.

Гонзага сумел представить сражение при Форново как свою победу; лишь немногие беспристрастные наблюдатели согласились бы с ним. Французы лишились своего обоза, в том числе меча, шлема, золотой печати короля, а также «черной книги» с портретами женщин, над которыми одержал победу Карл, однако потери их были незначительны по сравнению с потерями итальянцев, которые изо всех сил старались остановить французскую армию. Последняя в ту же ночь продолжила свой марш и без приключений через несколько дней достигла Асти. Здесь, однако, ее ожидали дурные новости. Ферранте, сын Альфонсо, высадился в Калабрии, где при поддержке испанских войск, располагавшихся на Сицилии, начал быстро продвигаться к Неаполю. 7 июля он захватил город. Неожиданно прошлогодние успехи французов оказались сведены на нет. Через неделю или две Карл увел свою армию через Альпы, оставив герцога Орлеанского по мере сил обеспечивать французское присутствие.

Однако солдаты, которых он распустил в ноябре того года в Лионе, принесли с собой нечто куда более неприятное, чем мечты о завоеваниях. Три Колумбовых корабля, которые возвратились из Карибского моря в 1493 году, привезли первых известных в Старом Свете больных сифилисом. Через испанских наемников, отправленных Фердинандом и Изабеллой на помощь Альфонсо, болезнь быстро распространилась по Неаполю, где оказалось уже множество заразившихся ею к тому времени, когда туда прибыл Карл. После трех месяцев dolce farniente[206] его люди, в свою очередь, должны были почти все подвергнуться инфекции, и почти наверняка именно из-за них эта болезнь проникла к северу от Альп.

Благополучно спровадив Карла, Александр смог заняться решением своей главной задачи — укреплением позиций собственной семьи. Его старший сын, Джованни, к тому времени уже герцог Гандия, как предполагалось, должен был занять неаполитанский престол; однако его честолюбивые помыслы таковыми и остались — в июне 1497 года Джованни исчез. Через два дня его обнаружили в Тибре с перерезанным горлом, на теле насчитали не менее девяти колотых ран. Кто совершил убийство? Джованни было только двадцать лет, однако из-за своего буйного, изменчивого нрава и внимания к чужим женам он уже нажил себе множество врагов.

Наиболее вероятным представляется то, что это сделал брат Джованни, Чезаре; ходили грязные слухи о том, что они соперничали из-за невестки, жены Гоффредо Санчии, или даже их собственной сестры Лукреции. Чезаре был вполне способен на братоубийство — через три года почти наверняка именно он убил своего зятя Альфонсо Арагонского, второго мужа Лукреции, а его зависть к старшему брату ни для кого не являлась секретом. Налицо еще одно любопытное обстоятельство: хотя папу Александра и выбила из колеи гибель любимого сына (он, как говорили, три дня не прикасался ни к еде, ни к питью), казалось, его не особенно обеспокоило то, что никого официально не обвинили и тем более не осудили за это преступление. Также и Чезаре, будь он невиновным, перевернул бы небо и землю, чтобы найти убийц брата.

На время, казалось, характер Александра изменился, и, как говорили, весьма значительно. «Удар, который обрушился на нас, — заявлял он, — самый тяжелый из всех, который нам пришлось когда-либо испытать. Мы любили герцога Гандию более, чем кого-либо в этом мире. Мы отдали бы семь тиар за то, чтобы только вернуть его к жизни. Бог сделал это, чтобы покарать нас за грехи наши. Со своей стороны мы полны решимости изменить наш образ жизни в лучшую сторону и реформировать церковь».

Она, конечно, нуждалась в реформировании. Расходы на войну, которые несло папское государство, и амбициозная строительная программа последующих пап требовали поиска постоянных источников все новых доходов. Открытие в 1462 году месторождения квасцов близ Тольфы стало настоящей удачей для папской казны. Квасцы были необходимым сырьем для портных и кожевников. Прежде их приходилось за немалые деньги импортировать из Малой Азии. Теперь же папы смогли объявить о запрете ввоза квасцов из мусульманских стран и установить собственную монополию на них. Но одних квасцов для покрытия расходов было совершенно недостаточно. Другим бесценным источником доходов являлась продажа индульгенций, равно как и должностей. Изобретались все новые и новые синекуры, которые покупались за большие деньги и обеспечивали стабильный доход. В результате невероятно выросло число членов курии, многие из которых совершенно ничего не делали.

В рамках проведения частичных реформ Александр назначил комиссию из шести наиболее благочестивых кардиналов. И уже менее чем через два месяца был подготовлен проект буллы о реформировании. Папе запрещалась продажа бенефициев и передача церковной собственности в руки частных лиц. Что же касается кардиналов, в число которых входили представители самых различных наций, никто из них не имел права владеть более чем одной епархией. При них могло состоять не более восьмидесяти человек с тридцатью лошадьми. Им возбранялись занятия охотой, посещения театра, карнавалов, рыцарских турниров; расходы на их похороны не должны были превышать сумму в 1500 дукатов. Для менее высокопоставленных священнослужителей также вводились различные ограничения: им предписывалось отказаться от получения взяток и отослать своих любовниц.

Кто, однако, должен был проводить в жизнь эти новые правила? Как раз те, кого они ущемляли. Поэтому проект буллы так и остался проектом, а папа Александр вскоре вернулся к прежнему образу жизни. Чезаре, который никогда и не отказывался от него, постепенно занял в сердце отца то место, которое раньше принадлежало Джованни, и в 1498 году убедил Александра освободить его от кардинальского сана и религиозных обетов, позволив ему вернуться к светской жизни. Вновь став мирянином (он был первым человеком в истории, который отказался от кардинальской шапки), Чезаре вскоре превратился в éminence grise[207] папы. Во многом благодаря его влиянию к концу этого года Александр оставил свою антифранцузскую политику и с готовностью дал согласие на расторжение брака нового французского короля Людовика XII, заверив при этом последнего, что не будет оспаривать его претензий на Милан и Неаполь. Поступая так, он открыл дорогу новым французским авантюрам в Италии. Однако эти соображения меньше всего беспокоили Чезаре, который отправился во всем блеске в качестве папского посла во Францию, где стал герцогом Валентинуа и обручился с Шарлоттой д'Альбре, сестрой короля Наварры. После своего возвращения в Италию он энергично занялся делами в Папской области, устраняя одного за другим (изгоняя или бросая в тюрьму) феодальных властителей Умбрии и Лацио, Романьи и Марки до тех пор, пока весь этот край не стал личным фьефом семейства Борджиа.