И даже теперь император склонялся к снисходительности. «Он еще мальчик, — сказал, как передают, Оттон, — и вскоре станет другим, если добрые люди явят ему пример». Решив дать Иоанну еще один шанс, он отправил другого представителя, с большими полномочиями, чем у его предшественников, — Лиут-пранда, епископа Кремонского.
Лиутпранда, как он сам сообщает[80], приняли со всеми почестями, однако вскоре он достаточно ясно увидел, что Иоанн склонен относиться к императору индифферентно и презрительно. Поскольку епископ не добился удовлетворительного решения ни по одному из рассматривавшихся вопросов, стало ясно, что оставаться в Риме более нет смысла, и он отправился к своему повелителю. Как раз накануне его приезда Оттон получил известие о том, что Адальберт прибыл в Рим и, в свою очередь, стал добиваться императорской короны. Приближался июль, и германские воины изнывали от жары. Оттон подождал до сентября, а потом двинулся на Рим.
Все закончилось очень быстро. Иоанн недолгое время создавал видимость сопротивления, что никого не ввело в заблуждение. Затем, когда Оттон подошел совсем близко, он похитил все сокровища, которые еще оставались, и бежал с Адальбертом в Тиволи. Император вступил в Рим, не встречая сопротивления. Тремя днями позже он собрал синод — Лиутпранд приводит список почти из ста церковных деятелей, которые приняли участие в его работе, — и обратился к ним лично. Он начал с сожалений по поводу того, что его святейшества нет среди присутствующих, а затем стал вызывать свидетелей против него:
«Вслед за этим поднялся кардинал Петр и стал свидетельствовать о том, что видел, как папа служит обедню без причастия. Иоанн, епископ Нарнии, и Иоанн, кардинал-диакон, затем заявили, что они видели, как папа рукополагал диакона в конюшне и в неподходящее для этого время. Кардинал-иподиакон Бенедикт со своими диаконами и священниками сказал, что знает, как папа брал деньги за поставление епископов и что в город Тоди он назначил епископа на десять лет. На вопрос о кощунстве они ответили, что в расследовании тут нет нужды, ибо видели это сами, а не знают по слухам. Что же касается его прелюбодеяния, то хотя свидетелями такового они не являются, однако знают наверняка, что он имел плотское общение с вдовой Райнера, с любовницей его отца Стефанией, с вдовой Анной и собственной племянницей; и что он превратил священный дворец в публичный дом и притон для блудниц. Он открыто выезжал на охоту. Он ослепил своего духовного отца Бенедикта, который умер от этого. Он стал виновником смерти кардинала-иподиакона Иоанна, приказав кастрировать его. Он предавал огню дома и появлялся на людях опоясанный мечом, в шлеме и панцире. Обо всем этом они свидетельствуют. В это время и клирики, и миряне громко обвиняли его в том, что он пил вино на радость дьяволу. Играя в кости, он, как говорили, призывал на помощь Юпитера, Венеру и других демонов. Он не служил заутреню и не соблюдал часы молитв и служб, не укреплял себя крестным знамением»[81].
Оттон обратился с письмом к папе, повторив обвинения и «настоятельно прося» его вернуться и оправдаться. «Если же ты боишься претерпеть насилие от необузданной толпы, — добавлял он, — мы клятвенно объявляем, что не замышляется ничего противного тому, что установлено священными канонами». Однако ответ Иоанна был вполне типичен для него. В этом ответе, который представлял собой сознательное оскорбление, полностью игнорировалось присутствие императора в Риме. Одной грамматики письма хватало, чтобы убедиться, что он лично составлял его: «Епископ Иоанн — всем епископам. Прослышали мы, что вы желаете поставить другого папу. Если исполните так, я отлучу именем Бога Всемогущего от церкви, и лишитесь Вы власти рукополагать кого-либо, а также служить мессу».
Ответ императора и синода был исполнен иронии, но смысл был вполне ясен.
«…Мы всегда думали и даже не сомневались, что два отрицания равносильны утверждению, если твой авторитет не больше авторитета, чем у древних авторов…
Если — чего небо да не допустит — под любым предлогом воздержишься ты от того, чтобы прибыть и защищать себя, …то мы не посчитаемся с твоим отлучением, а обратим его против тебя самого, как по праву имеем мы власть поступить».
Посланцы императора появились в Тиволи только для того, чтобы обнаружить, что папа уехал на охоту и его нигде невозможно найти. Не тратя времени на ожидание, они немедленно вернулись в Рим, где 1 декабря 963 года в третий раз собрался синод, и император призвал епископов вынести вердикт. Это не заняло у них много времени:
«Мы настоятельно просим Ваше Императорское Величество, чтобы это чудовище, коего ни единая добродетель не умаляет пороков, было изгнано из святой Римской церкви и чтобы иной был назначен на его место, который посредством доброго собеседования доказал бы, что он способен быть благо деятелем, праведно живя сам и устанавливая нам пример подобного же поведения».
Тут все в один голос закричали:
«Избираем мы нашим пастырем Льва, достойнейшего главного нотария святой Римской церкви… Он будет высшим и вселенским папой, и мы тем самым осуждаем отступника Иоанна из-за порочной его жизни».
Все собрание трижды повторило эти слова, после чего с согласия императора препроводило вышеназванного Льва в Латеранский дворец и позднее в положенное время возвели на высшее священство».
Но римляне отказались принять его. Затруднение состояло в том, что Лев VIII (963-965) стал папой, как все знали, не по свободному выбору епископов, но по воле императора. Иоанн мог быть чудовищем, но римским чудовищем. На добро или на зло, но его избрали римляне, и они не желали спокойно смотреть на то, как его свергает германский варвар. Их первый мятеж был незначительным, и его легко подавили войска императора. Но Оттон не мог оставаться в Риме навсегда. Его феодальное ополчение обязывалось ему службой лишь на ограниченное время, и все еще нужно было разбираться с Беренгарием и Адальбертом. Поэтому в январе 964 года он оставил Рим, и Иоанн вернулся.
Его месть была ужасна. Людям вырывали языки, отсекали руки, пальцы и носы, все постановления синода были аннулированы. Новый синод, собранный 26 февраля, отлучил злополучного Льва от церкви, который в ужасе бежал к императору. Но Оттона отвлекали другие дела. К этому времени он успешно закончил дела с Беренгарием, но Адальберт сохранял прежнюю силу, и прерывать борьбу с ним еще было рано. Только в начале мая Оттон смог повести свои войска обратно на Рим. Он все еще находился в пути, когда его известили, что Иоанн скончался, хотя причины этому назывались разные: не то удар, постигший его от излишеств с особой, с которой он на момент смерти находился в постели, не то от ран, нанесенных ему ее разъяренным мужем. Ему было двадцать семь лет.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Схизма
(964-1054)
Взаимная враждебность императора и жителей Рима, нараставшая день ото дня, не стала меньше со смертью Иоанна XII. В глазах императора Лев VIII оставался законным папой, однако никто из римлян так не считал. Вместо того чтобы позвать Льва VIII обратно в Рим, они отправили послов к императору в Риети, чтобы сообщить ему, что после смерти развратника Иоанна им необходим благочестивый преобразователь; поэтому они просят о том, чтобы им позволили избрать диакона по имени Бенедикт, человека большой учености и безупречной нравственности. Рассерженный Оттон, конечно, отказал: будучи лично ответственным за назначение Льва папой, едва ли он мог поступить по-другому, а потому решил придерживаться своего принципа — папа не может быть избран и рукоположен без его согласия. Однако, отказывая, он должен был понимать, что бросает откровенный вызов и что римляне не поколеблются принять его. Бенедикта V (964) избрали в соответствии с установленными правилами и интронизировали, и только когда Оттон двинулся походом на Рим вместе со Львом в 964 году и приступил к осаде города, они сдались. Синод, на котором совместно председательствовали Оттон и Лев, осудил Бенедикта, который просто отказался защищаться, спокойно позволив официально совлечь с него папские одежды и знаки достоинства — Лиутпранд утверждает, будто он сделал это сам, — а пастырский посох (или, возможно, скипетр) сломали у него над головой. Император, на которого, судя по всему, поведение Бенедикта произвело впечатление, позволил сохранить ему ранг диакона и отправил в изгнание в Гамбург, где два года спустя тот умер[82].
