Вероятно, по совету своего нового министра, Гильома де Ногаре, чьего деда-альбигойца сожгли на костре и который, естественно, не любил папство, Филипп обратился теперь к тактике сугубо личных нападок. Были повторены все прежние обвинения, а также несколько новых, такие как упреки в нелегитимности, ереси, включая неверие в бессмертие души, а кроме того, прозвучало требование созыва всеобщего собора, на котором верховному понтифику надлежало держать ответ. Отряд из 1600 человек во главе с самим Ногаре отправился в Италию с приказом схватить папу и доставить его во Францию, применив в случае необходимости силу. Тем временем Бонифаций находился в замке в Ананьи, где заканчивал составление буллы, в которой отлучал Филиппа от церкви и освобождал его подданных от клятвы верности ему. Он собирался обнародовать ее 8 сентября, однако накануне явились де Ногаре и его солдаты вместе со Скьяррой Колонна и группой итальянских наемников. Папа облачился во все свои регалии и повел себя весьма мужественно, вызывающе предложив им убить его. На короткое время он оказался их пленником[155], однако жители Ананьи — в конце концов, он был их земляком — спасли Бонифация, похитив его. Де Ногаре, видя, что, если он хочет расправиться с папой, ему не удастся избежать резни, проявил благоразумие и предпочел отступить.

Его предприятие, однако, возымело свои последствия. Гордости старого папы был нанесен смертельный удар. После отдыха, продолжавшегося несколько дней, друзья из рода Орсини сопроводили его в Рим, но он так и не оправился от потрясения. Менее чем через месяц, 12 октября 1303 года, он скончался. Данте, опережая события — ведь Бонифаций умер через целых три года после того, как поэт посетил Ад, — поместил его в восьмой круг, в пылающий горн, вверх ногами. Кому-то его приговор может показаться излишне резким. Но пожалуй, понятно, отчего поэт поступил именно так.

Следующим папой стал Бенедикт XI (1303-1304) — скромный доминиканец, чувствовавший себя уверенно, как о нем рассказывают, лишь в окружении членов своего ордена. Он был одним из немногих, кто поддержал Бонифация. Несмотря на присущую ему мягкость в обращении, в Ананьи он встретил опасность вместе с папой; теперь он взялся за выполнение непростой задачи умиротворить короля Филиппа и убедить его отказаться от идеи посмертно привлечь Бонифация к ответственности, использовав для этого Генеральные штаты. В этом деле ему удалось добиться временного успеха, хотя лишь после того, как он отозвал все действовавшие на тот момент постановления и заявления Бонифация, направленные против Филиппа и его подданных, включая всех французов, вовлеченных в события в Ананьи (единственным исключением остался сам де Ногаре). С другой стороны, он объявил де Ногаре, Скьярру Колонна и итальянцев виновными в святотатстве — наложении рук на великого понтифика, приказав явиться лично к 29 июня 1304 года. Они так и не сделали этого, поскольку, помимо всего прочего, папа к этому времени уже заболел дизентерией в Перудже; через десять дней он скончался.

Психическая атака на папу Бонифация в Ананьи не забылась. Как бы его ни ненавидели, многие благомыслящие церковники испытали сильнейший шок от поступка короля Филиппа, который они рассматривали как удар по папству и всему, что стоит за ним. Были, однако, и другие, которых равным образом возмутило изгнание папой двух кардиналов из рода Колонна и которые желали окончания долгого спора с Францией, каковому после кончины Бонифация более не оставалось сколь-либо серьезного оправдания. На конклаве, начавшем свою работу в Перудже в июле 1304 года, произошел раскол, и тупиковая ситуация сохранялась одиннадцать месяцев. Наконец договорились, что если кто-то будет избран папой, то он не должен состоять в коллегии кардиналов. Так и произошло: понтификом стал Бертран де Го, архиепископ Бордо, который принял имя Климента V (1305— 1314). Не будучи кардиналом, он не участвовал в конклаве, однако присутствовал на созванном Бонифацием синоде в 1302 году, хотя ему при этом удавалось поддерживать дружественные, рабочие отношения с Филиппом.

Хотя новый папа и был отъявленным непотистом, он являлся при этом знатоком канонического права и грамотным администратором. Климент сконцентрировался на миссионерской роли церкви вплоть до того, что создал кафедры арабского и других восточных языков в университетах Парижа, Оксфорда, Болоньи и Саламанки. В его соглашениях с различными государствами ему приходилось демонстрировать впечатляющую независимость нрава. Освободил Эдуарда Английского от клятвы, которую тот дал своим баронам, отстранил архиепископа Кентерберийского, отлучил от церкви шотландского короля Роберта Брюса за убийство в храме его старого врага Джона Комина и разрешил после четырнадцатилетнего спора вопрос о престолонаследии в Венгрии. Будь он итальянцем, избранным и инаугурированным в Риме, то мог бы оказаться если не великим, то по крайней мере выдающимся папой. Однако будучи подданным короля Филиппа, с момента своего избрания он стал подвергаться безжалостному давлению со стороны своего господина[156]. Его первые шаги не сулили ничего хорошего: прежде всего Филипп стал настаивать на том, чтобы новый папа, коль скоро он находился во Франции, здесь же и инаугурировался. Начало понтификата Климента трудно назвать благоприятным: когда он ехал верхом на инаугурационную церемонию, стена, на которую залезли желающие поглазеть на церемонию, неожиданно рухнула. Папу сшибло с коня, но он отделался несколькими царапинами, другим участникам процессии повезло куда меньше: несколько человек получили серьезные ранения, а герцог Бретонский погиб.

В то время не было оснований считать, что Климент не намеревался, как и положено, ехать в Рим. Его временное пребывание во Франции оправдывалось тем, что он надеялся положить конец вражде между Францией и Англией, чтобы правители этих стран смогли объединить свои силы в деле организации нового крестового похода в Святую землю. В течение четырех лет у понтифика не было определенного местожительства. Он постоянно перемещался между Лионом, Пуатье и Бордо, а его кардиналы следовали за ним по мере возможности. (К этому времени большинство их были французами: из десяти назначенных Климентом в декабре 1305 года к числу таковых принадлежало девять — четверо из них являлись его племянниками, — и процент французов существенно возрос в 1310 году, а еще больше в 1312 году.) Тем временем Филипп продолжал держать его во Франции и оказывать на него давление; однако в 1309 году Климент решил поселиться в Авиньоне — городе, расположенном на восточном берегу Роны[157] и находившемся в то время под властью вассала Филиппа, Карла Анжуйского, короля Сицилийского и графа Прованского. Небольшому городу было суждено стать местопребыванием еще шести пап после Климента V и резиденцией папства в течение шестидесяти восьми лет.

Эти годы часто называют «авиньонским пленением». Ни о чем подобном речи не шло. Папы ни в каком смысле не являлись пленниками. Они находились в Авиньоне потому, что так хотели. Тем не менее этот город не был таким уж удобным местом. Поэт Петрарка описывает его как «отвратительный город», продуваемый мистралем, как «сточную канаву, где собираются отбросы со всего света». У арагонского посла вонь на улицах вызвала столь сильные отрицательные эмоции, что он заболел и возвратился домой. Будучи папской территорией, Авиньон являлся убежищем для преступников всех мастей, и таверны и публичные дома, где они проводили время, пользовались недоброй славой. Наконец, он не годился для местопребывания в нем папского двора. Папа и его ближайшее окружение перебрались в местный доминиканский монастырь. Кое-кому из кардиналов посчастливилось реквизировать несколько домов побольше. Остальные находили кров где могли.