ЦЕЗАРЬ. Если в целом мире, ныне или когда-либо, найдется хоть один человек, который поймет, что ты была не права, этому человеку придется или завоевать мир, как это сделал я, или этот мир распнет его.
Снизу снова доносится рев толпы.
Ты слышишь? Те, что ломятся сейчас в ворота твоего дворца, и они тоже верят в отмщенье и убийство. Ты убила их вождя, и они будут правы, если убьют тебя. Если ты не веришь, спроси этих твоих четырех советчиков. А тогда, во имя того же права (с величайшим презрением подчеркивает это слово), разве я не должен буду убить их за то, что они убили свою царицу, и быть убитым в свою очередь их соотечественниками за то, что я вторгся в отчизну их? И что ж тогда останется Риму, как не убить этих убийц, чтобы мир увидал, как Рим мстит за сынов своих и за честь свою? И так до окончания века – убийство будет порождать убийство, и всегда во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся понимать.
Неистовый рев, Клеопатра белеет от ужаса.
Слушай же, ты, которую не должно оскорблять! Поди, приблизься к ним, послушай их слова. Ты узнаешь, что они горше, чем язык Потина. (Торжественно, облекаясь в непроницаемое величие.) Так пусть же царица Египта приступит ныне к отмщению, и да защитит она ныне сама себя, ибо она отреклась от Цезаря. (Поворачивается, чтобы уйти.)
КЛЕОПАТРА (в ужасе бежит за ним, падает перед ним на колени). Цезарь, ты не покинешь меня! Цезарь, ты будешь защищать дворец!
ЦЕЗАРЬ. Ты взяла на себя власть над жизнью и смертью. А я всего лишь мечтатель.
КЛЕОПАТРА. Но ведь они убьют меня!
ЦЕЗАРЬ. А почему бы им не убить тебя?
КЛЕОПАТРА. Сжалься!
ЦЕЗАРЬ. Сжалиться? Как же это вдруг случилось, что ничто не может спасти тебя ныне, кроме жалости? Разве она спасла Потина?
Клеопатра вскакивает, ломая руки, и в отчаянии снова опускается на скамью. Аполлодор, в знак сочувствия, безмолвно становится позади нее. Небо теперь уже пышет ярким багрянцем и, постепенно угасая, затягивается бледнооранжевой мглой, на фоне которой колоннада и священный истукан кажутся все темнее и темнее.
РУФИЙ. Цезарь, довольно ораторствовать. Враг у ворот.
ЦЕЗАРЬ (набрасывается на него, давая волю своему гневу). Да? А что удерживало его у этих ворот все эти месяцы? Мое безумие, как ты говоришь, или наша мудрость? В этом Красном египетском море крови чья рука удерживала головы ваши над волнами? (Обращаясь к Клеопатре.) И вот, когда Цезарь говорит одному из них: «Друг, иди и будь свободен!», ты, которая теперь цепляешься за мой меч ради спасения своей маленькой жизни, ты осмеливаешься тайком нанести ему удар в спину. А вы, воины и благороднорожденные честные слуги, вы забываете о благородстве и чести и восхваляете убийство и говорите: «Цезарь не прав». Клянусь богами, меня искушает желание разжать руку и предоставить всем вам погибнуть в этой пучине!
КЛЕОПАТРА (с коварной надеждой). Но, Цезарь, ведь если ты это сделаешь, то и сам погибнешь?
Глаза Цезаря вспыхивают.
РУФИЙ (в сильном смятении). Ах, клянусь Юпитером, она подзадоривает его, эта гнусная маленькая египетская крыса! Ему ничего не стоит ринуться одному в город и оставить нас здесь, чтобы всех нас изрубили на куски. (С отчаянием, Цезарю.) Неужели ты покинешь нас, потому что мы кучка глупцов? Но я убиваю без зла, я делаю это по инстинкту, как собака душит кошку. Все мы псы, что бегут по следам твоим; но мы служили тебе верно.
ЦЕЗАРЬ (смягчаясь). Увы, сын мой, сын мой Руфий! Вот и мы погибнем на улицах, как псы.
АПОЛЛОДОР (на своем посту, позади Клеопатры). Цезарь, я слышу в твоих словах глас олимпийца. И в словах твоих истина, ибо в них – высокое искусство. Но я не покину Клеопатру. Если нам суждено умереть, да не лишится она в последнюю минуту преданного сердца мужского и крепкой мужской руки.
КЛЕОПАТРА (всхлипывая). Но я не хочу умирать!
ЦЕЗАРЬ (грустно). О недостойная, недостойная!
ЛУЦИЙ (становится между Цезарем и Клеопатрой). Слушай меня, Цезарь. Может быть, это и правда недостойно, но я тоже хочу прожить как можно дольше.
ЦЕЗАРЬ. Ну что же, друг, наверно ты переживешь Цезаря. Уж не думаешь ли ты, что я с помощью каких-то волшебных чар так долго держал армию вашу и целый город в страхе? Разве еще вчера было у них что-либо против меня, чтобы они поставили жизнь свою против меня? Но сегодня мы швырнули им их героя, пролили его кровь. И теперь каждый из них готов разнести это гнездо убийц – ибо таковы мы, и не более того. Мужайтесь же и приготовьте ваши мечи. Голова Помпея упала, и голова Цезаря ныне готова упасть.
АПОЛЛОДОР. Цезарь отчаивается?
ЦЕЗАРЬ (с бесконечной гордостью). Тот, кто никогда не знал надежды, не может отчаиваться. В худой или в добрый час – Цезарь всегда глядит своей судьбе в лицо.
ЛУЦИЙ. Гляди же ей в лицо и сейчас, и она улыбнется, как она всегда улыбалась Цезарю.
ЦЕЗАРЬ (с невольным высокомерием). Ты осмеливаешься ободрять меня?
ЛУЦИЙ. Я предлагаю тебе мои услуги. Я готов перейти на твою сторону, если ты примешь меня.
ЦЕЗАРЬ (внезапно снова спускаясь на землю, смотрит на него испытующим взглядом, стараясь угадать, что скрывается за этим предложением). Ты? В эту минуту?
ЛУЦИЙ (твердо). В эту минуту.
РУФИЙ. Ты думаешь, что Цезарь лишился рассудка и поверит тебе?
ЛУЦИЙ. Я не прошу его верить мне, пока он не одержит победы. Я прошу даровать мне жизнь и службу в войсках Цезаря. И так как Цезарь верен своему слову, я заплачу ему вперед.
ЦЕЗАРЬ. Заплатишь? Как?
ЛУЦИЙ. Доброй вестью, Цезарь.
Цезарь угадывает на лету.
РУФИЙ. Какой вестью?
ЦЕЗАРЬ (с торжествующей, кипучей энергией, которая заставляет Клеопатру выпрямиться; она несводит с него глаз). Какая весть, спрашиваешь ты, сын мой, Руфий? Пришло подкрепление, какая еще может быть для нас добрая весть! Не так ли, Луций Септимий? Сюда идет Митридат Пергамский.
ЛУЦИЙ. Он взял Пелузий.
ЦЕЗАРЬ (в восхищении). Луций Септимий! Отныне ты у меня на службе. Руфий, египтяне увели из города всех солдат до последнего, чтобы не дать Митридату переправиться через Нил. На улицах только чернь, чернь!
ЛУЦИЙ. Это так. Митридат идет большой дорогой к Мемфису, он переправится через воды Нила выше Дельты. Ахилл даст ему бой у переправы.
ЦЕЗАРЬ (весь дерзновенье). Ахилл встретит там Цезаря! Смотри, Руфий. (Подбегает к столу, хватает салфетку, окунает палец в вино и начинает чертить план.)
Руфий и Луций Септимий стоят рядом, низко нагнувшись над чертежом, ибо дневной свет уже почти угас.
Вот дворец (показывает на план), вот театр. Ты (к Руфию) возьмешь двадцать человек и выйдешь здесь, чтобы они подумали, что ты хочешь идти этой улицей (показывает), а в то время пока они будут осыпать вас камнями, вот здесь (показывает) и здесь пройдут наши когорты. Правильно ли я начертил улицы, Луций?
ЛУЦИЙ. Да, здесь финиковый базар…
ЦЕЗАРЬ (в возбуждении не слушая его). Я видал их в тот день, когда мы пришли. Прекрасно! (Бросает салфетку на стол и снова идет к колоннам.) Спеши, Британ! Скажи Петронию, что в течение часа половина наших сил должна отправиться на кораблях к Западному озеру. С остальными я обогну озеро и выйду к Нилу, навстречу Митридату. Приготовь моего коня и вооружение. Иди, Луций, и передай приказ.
Луций поспешно идет за Британом.