ЛЕКСИ. Ах, подождите минутку, я забыл.

Морелл останавливается и оборачивается, держась за ручку двери.

Ваш тесть собирался зайти к вам.

Морелл, сразу меняясь в лице, снова закрывает дверь.

МОРЕЛЛ (удивленно и недовольно). Мистер Берджесс?

ЛЕКСИ. Да. Я встретил его в парке, он очень оживленно беседовал с кем-то. Он просил меня передать вам, что зайдет.

МОРЕЛЛ (несколько недоверчиво). Но ведь он не был у нас целых три года. Да вы не ошиблись, Лекси? Вы не шутите, а?

ЛЕКСИ (серьезно). Нет, не шучу, сэр.

МОРЕЛЛ (задумчиво). Гм! Пора ему взглянуть на Кандиду, пока она еще не успела измениться так, что он ее и не узнает. (Выходит из комнаты с видом человека, который подчиняется неизбежному.)

Лекси смотрит ему вслед с восторженно-глупым обожанием. Мисс Гарнетт, подавляя невольное желание хорошенько тряхнуть Лекси, дает выход своим чувствам в свирепой трескотне на машинке.

ЛЕКСИ. Что за чудесный человек! Какая любящая душа! (Садится на стул Морелла у стола и, расположившись поудобнее, вынимает папиросу.)

ПРОЗЕРПИНА (нетерпеливо выдергивает из машинки письмо, которое она только что дописала, и складывает его). Ах, можно любить свою жену и не сходить с ума!

ЛЕКСИ (шокированный). Мисс Просси!

ПРОЗЕРПИНА (деловито достает конверт, в который вкладывает письмо). Тут Кандида, там Кандида, везде Кандида! (Лижет края конверта, чтобы заклеить его.) Да это кого угодно может вывести из терпенья (постукивает по конверту кулаком), когда при тебе бессмысленнейшим образом превозносят до небес самую заурядную женщину только из-за того, что у нее красивые волосы и приличная фигура.

ЛЕКСИ (с укоризненной важностью). Я считаю ее поразительно красивой, мисс Гарнетт. (Берет фотографию, разглядывает ее и добавляет с еще большей убежденностью.) Поразительно красива. Какие чудесные глаза!

ПРОЗЕРПИНА. У нее глаза ничуть не лучше, чем у меня. Вот!

Лекси ставит фотографию на место и сурово глядит на мисс Гарнетт.

А ведь сознаетесь, что вы считаете меня некрасивой и заурядной.

ЛЕКСИ (величественно поднимаясь). Упаси меня боже, чтобы я мог думать так хотя бы о самом ничтожном творении рук господних! (С чопорным видом отходит от нее и идет через комнату к книжному шкафу.)

ПРОЗЕРПИНА (иронически). Благодарю вас. Очень любезно и утешительно!

ЛЕКСИ (огорченный ее испорченностью). Я не подозревал, что вы имеете что-то против миссис Морелл.

ПРОЗЕРПИНА (с негодованием). Я ничего не имею против нее. Она очень милая, очень добрая, я очень люблю ее, и я лучше любого мужчины умею ценить ее хорошие качества.

Лекси грустно качает головой. Мисс Гарнетт подбегает к нему крайне раздраженная.

Вы мне не верите? Вы думаете, я ревную? Скажите, какое у вас глубокое знание человеческого сердца, мистер Лекси Милл! Как вы прекрасно читаете в женской душе, не правда ли? Должно быть, так приятно быть мужчиной и обладать тонким, проницательным умом, вместо нашей глупой чувствительности, и знать, что если мы не разделяем ваших любовных иллюзий, так это только потому, что все мы ревнуем одна к другой. (Она круто отворачивается, пожимает плечами и подходит к камину погреть руки.)

ЛЕКСИ. Ах, мисс Проси, если б только вы, женщины, умели так же пользоваться силой мужчины, как вы пользуетесь его слабостями, тогда не было бы никакого женского вопроса.

ПРОЗЕРПИНА (через плечо, нагнувшись и держа руки над огнем). Где вы это слышали? Вероятно, от Морелла? Ведь не сами же вы это придумали, куда вам!

ЛЕКСИ. Совершенно верно. Я не стыжусь признаться, что я усвоил это от него, так же как я усвоил от него много других духовных истин. Он говорил это на собрании в годовщину Женской либеральной федерации. Разрешите прибавить только, что если женщины этого не оценили, то я, мужчина, оценил. (Снова повертывается к шкафу, полагая, что уж теперь-то он ее сокрушил.)

ПРОЗЕРПИНА (поправляя прическу перед узкой полоской зеркала в каминной раме). Будьте так добры, когда вы говорите со мной, излагать ваши собственные мысли, какие они ни на есть, а не его. Если бы вы только знали, какой у вас жалкий вид, когда вы пытаетесь подражать ему.

ЛЕКСИ (уязвленный). Я стараюсь следовать его примеру, а не подражать ему.

ПРОЗЕРПИНА (возвращаясь к своему рабочему столику, снова накидывается на Лекси). Нет, подражаете, подражаете! Почему вы носите зонтик подмышкой, а не в руке, как все люди? Почему вы ходите выставив вперед подбородок, быстрым шагом и с таким деловым видом? Это вы-то! Когда вы не способны подняться с постели раньше половины десятого. Почему вы во время проповеди говорите «познание», когда вы всегда произносите «познанье» в разговоре? Ах! Вы думаете, я не знаю. (Усаживается за машинку.) Пожалуйста, извольте приниматься за работу; достаточно мы с вами сегодня потеряли времени. Вот вам копия расписания на сегодняшний день. (Протягивает ему листок.)

ЛЕКСИ (глубоко оскорбленный). Благодарю вас. (Берет листок и, остановившись у стола, спиной к ней, читает расписание.)

Прозерпина принимается переписывать на машинке стенограмму, не обращая на Лекси внимания. Входит без доклада мистер Берджесс. Это человек лет шестидесяти, огрубевший мелкий коммерсант, приниженный своей вечной расчетливостью, но постепенно, благодаря сытой жизни и коммерческим успехам, раздобревший и размякший до ленивого самодовольства. Тупой, невежественный человек, для которого самое главное в жизни собственное брюхо; грубый и высокомерный с людьми, получающими ничтожную плату за свой труд, заискивающий перед богатством и титулом – и при этом вполне искренний, без всякой злобы и зависти к тем и к другим. Для него не нашлось в мире никакой сносно оплачиваемой работы, ничего, кроме грязных делишек, – это наложило на него отпечаток животной тупости и хамства. Но он этого не подозревает и от души верит, что его коммерческие успехи являются неизбежным, благодетельным для общества торжеством усердия, способностей, проницательности и опыта делового человека, который в частной жизни беспечен, привязчив и снисходителен к чужим порокам. Он маленького роста, толстый, с плоским квадратным лицом и приплюснутым носом; редкая с проседью борода цвета мочалы; маленькие водянисто-голубые глазки смотрят с жалостно-сентиментальным выражением, которое, благодаря манере напыщенно подчеркивать слова проскальзывает также и в его разговоре.

БЕРДЖЕСС (останавливаясь в дверях и оглядываясь по сторонам). Мне сказали, что мистер Морелл здесь.

ПРОЗЕРПИНА (поднимаясь). Я вам его сейчас позову.

БЕРДЖЕСС (видимо разочарованный.) Вы, по-моему, не та молодая леди, которая раньше писала у него на машинке.

ПРОЗЕРПИНА. Нет.

БЕРДЖЕСС (себе под нос, пробираясь к камину). Нет, та была помоложе.

Мисс Гарнетт удивленно смотрит на него, затем выходит, сильно хлопнув дверью.

В обход собираетесь, мистер Милл?

ЛЕКСИ (складывая расписание и пряча его в карман). Да. Мне пора идти.

БЕРДЖЕСС (величественно). Я не задерживаю вас, мистер Милл. Мне нужно поговорить с мистером Мореллом с глазу на глаз.

ЛЕКСИ (обиженно). Я не намерен мешать вам, можете не сомневаться, мистер Берджесс. До свиданья.

БЕРДЖЕСС (покровительственно). До свиданья.

Лекси идет к двери; в это время входит Морелл.