Больше в холодильнике ничего не осталось, и, значит, ей предстояло нечто малоприятное — поход в магазин за продуктами. Она посмотрела на укреплённый за окном анализатор и тяжело вздохнула. В воздухе всегда хватало разной гадости, но сегодня ветер дул из промышленной зоны и принёс оттуда добрую половину таблицы Менделеева. По небу ползли пузатые, словно беременные, бурые тучи — в любой момент они могли разродиться кислотным дождём.

Вздохнув ещё раз, Рита открыла шкаф в прихожей и достала защитный костюм. Он был надёжен, но уродлив, и человек казался в нём допотопным чудовищем. Надевая противогаз, она чуть не разревелась. От слёз удержала лишь мысль, что Виктору, рассекающему сейчас просторы космоса, приходится во сто крат тяжелее. ^ТМ

Фатима Эркенова

МУДРЫЙ,

И ЕЩЕ МУДРЕЕ

10'2013

— Представляете, — возбуждённо говорил один, — ведь это же гениальная мысль. Мы столько лет провели в учёбе, в научных спорах, в исследованиях, в экспериментах и практиках, что теперь обладаем почти абсолютным знанием. И в том числе, связанным с перерождением.

— Перерождение — тайна, которую знают только боги.

— Но ведь и мы знаем. Мы не просто знаем, что любой из нас может переродиться в человека, животное или растение. Я уверен, нашего мастерства достаточно для того, чтобы самим выбрать не только момент своего рождения, но и свою судьбу. Мы можем оказать человечеству громадную услугу, изменить ход всей истории, совершить прорыв в будущее. Только надо придумать, что мы хотим подарить человечеству.

Летняя жара никак не мешала двум почтенным старцам вести жаркий спор в приятной прохладе шатра. В своих диковинно расписанных халатах они восседали на высоких подушках и… спорили. Два мудреца, два посвящённых, два учителя. В их чертах улавливалось что-то общее, что-то в осанке или взгляде, который они считали мудрым и которым буравили всё вокруг. Несмотря на общность взглядов л интересов, они часто спорили о будущем человечества, о возможности влияния на отдельную судьбу и на течение всей истории. Всё чаще их споры заходили дальше.

— Хотите посягнуть на божий промысел? Не боитесь наказания? Даже враг рода человеческого не избежал его, что говорить о нас, песчинках, по сравнению с божественной волей.

— Божественная воля. Каждый человек сам должен кроить судьбу по собственной воле. Не может же господь решать всё за каждого из нас. Он дал нам свободу воли, свободу выбора, тем самым сделав творцами.

Шелохнулась ткань шатра у входа, появился слуга с едой и напитками. Мудрецы сразу замолчали. Говорить при слуге считалось ниже достоинства. А эти благообразные мужи считали себя очень достойными.

Слуга молча и бесшумно поставил вазу с фруктами, блюдечки с кусочками шербета и кружки с вином и также молча удалился с поклоном.

Как только тот вышел, первый из мудрецов продолжил:

— Вот посмотри на этого слугу, он тоже песчинка, но он приносит нам фрукты, еду. Он заботится о нас.

И представь, что мы, как этот слуга, позаботимся обо всём человечестве.

— Слуга заботится о нас в силу своих обязанностей. Может, в душе он проклинает нас, ненавидит или презирает. И вообще, кто вам сказал, что человечество заслуживает благодеяний. Как оно отблагодарит нас? Вы же не хуже меня знаете, что добра никто не помнит.

— Слава меня не волнует, меня волнуют только деяния. Не те, так потомки их отблагодарят нас.

— Всё равно, что-то не нравится мне эта затея. С одной стороны, чего не сделаешь ради науки, а с другой, — он пытливо посмотрел на собеседника, — ведь в тебе не гордыня говорит?

— Что ты? — почти возмутился второй.

Они ушли из жизни один за другим. В один день. Их похоронили по несколько странному обряду. Удивлялись, но выполнили все их указания. Всё-таки исполнение воли покойного свято. А тут желание и строгий наказ великих учёных мужей.

Запуск «Спутника-5» был назначен на семнадцатое августа, потом из-за неполадок кислородного клапана перенесли на два дня. Это только добавляло общей нервозности.

Конечно, это был не первый запуск корабля, но этот должен был стать полноценным полётом, из которого планировалось вернуть космонавтов живыми.

Королёв с утра был какой-то всклокоченный, раздражённый, накричал на помощников, сам же переживал ещё и из-за этого. К тому же немного покалывало в боку знакомой болью. Давно надо было лечь на обследование, но время, дорог каждый день, каждый час. Он не может позволить себе такой роскоши сейчас, пока первый человек не запущен в космос. Потом хоть наизнанку выверните, все органы перетрясите, а сейчас не трогайте. Он опять представил лица космонавтов. Кто из них? Юра Гагарин, Гера Титов, а может Лёша Леонов? До полёта ещё очень далеко, но он уже сейчас видел возвращение одного из них, самого первого в мире. Представлял в этой роли то одного, то другого.

Королёв стряхнул с себя оцепенение, посмотрел на часы. До старта оставалось совсем немного времени. Он поспешил в ЦУП.

Наконец пошёл отсчёт. Каждая секунда, как всегда, казалась растянутой, словно время забыло свой привычный ритм и заснуло на лету. Но вот уже 10, 9…., 5,4…., 1, Старт. Корабль задрожал, потом стронулся, пошёл, пошёл, вот уже поднялся над космодромом, стал набирать высоту и устремился в небо. Кажется, всё в порядке. Сколько нервов ушло. То кислородный клапан, потом рабочий потерял отвёртку, пришлось на всякий случай вскрывать корабль: она и правда оказалась там.

— Теперь видишь, к чему привела твоя гордыня? «Мы достигли вершин знания, мы можем всё! Можем спланировать своё рождение, судьбу!» Я ведь предупреждал.

— Он предупреждал! Да ты не боль-но-то и сопротивлялся. Так, поспорил слегка, как всегда, чтобы потом мог заявить, что «я был против», «я предупреждал», «я предвидел». Но потом всегда соглашаешься, я твою натуру хорошо изучил.

— А кто всё планировал? Я, что ли? Ты всё расписывал. Размышлял, мелочи всякие учитывал. А о главном? Что же ты не подумал о главном. Это каким надо быть идиотом, чтобы забыть заложить то, чтобы остаться в своём видовом пространстве. А?!

— Да это ты меня вечно сбивал, ты постоянно лез под руку со своими дурацкими поправками. Что же ты об этом «самом главном» не подумал?! Тебя же не вели как телёнка на верёвочке, сам вперёд лез, а теперь все претензии ко мне. И к тому же вся слава достанется теперь этим конструкторам. А нам что, набор отборных косточек?

— А ты вроде говорил, что не ради славы, ради потомков. Я думал, ты альтруист. Ну, в конце концов, мы всё-таки оказали услугу человечеству, так что расчёты были верны. И может, наши чучела выставят потом в каком-нибудь музее, — второй засмеялся, наблюдатели в ЦУПе слышали этот смех в виде странного тявканья или повизгивания, но, конечно, не поняли, что это.

Первый яростно зарычал, мотнул головой, то ли куснуть собирался, то ли плюнуть, но его закрутило и отнесло в сторону.

Королёв прикрыл глаза, прислушался к боли. Её не было. «То-то же», — удовлетворённо вздохнул он и повернулся к наблюдателю рядом.

— Как там наши собачки?

— Лают что-то много. Может крыс гоняют или мышей.

— В невесомости? — улыбнулся Королёв. Ему представилась картинка, где собака, плавно-нелепо размахивая по воздуху лапами, пытается ухватить плывущую по кораблю мышку. — Нервничают, наверно. Осознают важность миссии, вот и нервничают. Он прикрикнул в микрофон: «Белка, Стрелка, сидеть!» Собачки послушно замолчали.^ТМ

Яков Хотомлянский

ВОЛНЫ ВОЛНЕНИЯ

11'2013

Атака была неизбежна. Вероятный противник неожиданно и стремительно стал реальным. Разведывательные данные, спутниковые наблюдения, зазвучавшие тревогой страницы газет, резко возросший спрос населения на продукты питания — всё говорило о том, что точка возврата пройдена и что дороги назад нет.