— Кто будет отвечать за то, что теперь произойдет? Ты свела Юдит с человеком из ее прошлого. Она стара и, конечно, боится умереть. Да все мы боимся. Ты знаешь Юдит, она себе на уме. Может быть, она не захочет здесь оставаться. Ты понимаешь, какие последствия это повлечет за собой для ее сыновей, например?

— Для сыновей? — мне даже хватило сил вскочить со стула.

Это было слишком. Но я знала, что кричать и объяснять, что Юдит свободный человек, хоть ей и восемьдесят лет, нет смысла.

— Ладно, я пошла, — сказала я.

Уволили — ну и ладно.

Разговор прервал телефонный звонок. Я еще не успела сказать то, чего Мари больше всего ждала — «простите» или что-то в этом роде. «Я была не права…» — или что-то вроде того. Этого, наверное, ждут от глупой девчонки из Соллефтео.

Мари взяла трубку. Звонил Бенгт. Как и многие старики, он говорил довольно громко.

— Это Бенгт Мортенсон, — услышала я. — Я только хотел узнать, как дела у Юдит Кляйн.

— Она спит, — отрезала Мари.

Я взяла куртку и пошла восвояси. Мари замахала рукой, чтобы я остановилась. Она не считала, что разговор окончен. А я считала.

Я бежала по застывшему парку среди деревьев, покрытых сверкающей изморозью. От ледяного воздуха щипало в горле, а я даже не знала, куда так спешу. На работу больше не надо, я свободна как птица. О том, что надо искать новую работу, я пока не задумывалась. Наверное, чувствовала себя счастливой. Бенгт и Юдит встретились вновь, а значит, в том доме престарелых мне больше делать нечего.

Почему я бежала, несмотря на ужасную усталость? Чтобы слышать хруст изморози. Еще потому, что у меня были ноги. Потому, что в животе у меня был ребенок. Потому, что я была свободна.

Отперев дверь подъезда, я ощутила снова накатившую тошноту. Я не была дома несколько дней и даже почти не думала о Мареке, а теперь вдруг почувствовала, что времени осталось ужасно мало, что надо спешить. А может быть, уже слишком поздно.

Так оно и было. Времени оставалось в обрез. Марек сидел у меня под дверью, подложив под спину рюкзак.

— Марек? — я тронула его за руку.

Марек открыл глаза и посмотрел прямо мне в лицо.

— Где ты была? Я прождал всю ночь.

— В больнице. Работала. Но теперь я свободна. Меня уволили.

Пока я отпирала дверь, Марек поднимался на ноги.

— Мы уезжаем, — пробормотал он. — Сегодня. Боссу мы больше не нужны.

Сколько часов, сколько минут нам осталось вдвоем?

Он горько улыбнулся.

— Не больше часа, а то и меньше. За мной приедут на машине, а потом на паром.

— Но почему? — крикнула я, совсем сбитая с толку.

— Ремонт доделают другие ребята.

— Мне плевать на ремонт!

— Я знаю, Сандра. Прости меня. Прости за все.

Я повисла у него на шее, я хотела, чтобы он обнял меня и сказал, что еще не все потеряно. Польша не так далеко. Он может вернуться. Я могу поехать к нему. Я переплела пальцы, обняв его за шею.

— Пожалуйста, останься!

— Это невозможно.

— Почему? Ты можешь жить здесь, со мной.

Я и правда не хотела, не могла оставаться одна. Но он покачал головой.

— Я просто хотел попросить прощения за то, что произошло…

Я зажмурилась изо всех сил. Не хочу слышать таких слов!

— Пожалуйста, не надо! Ты тут ни при чем!

— Это не так. Босс узнал, что случилось, и…

— Слышать не хочу! — закричала я. — Мне плевать, что будет с ними!

— Ты не должна оставаться здесь. Тебе есть куда переехать?

— Зачем?

— Босс наверняка придет сюда, чтобы поговорить с тобой. Наверное, будет предлагать тебе деньги, он ведь боится, что ты заявишь в полицию…

Меня захлестнуло волной омерзения, и на этот раз из-за Марека.

— Замолчи! Не говори об этом!

— Но ты должна отсюда уехать!

Я пообещала, что соберу свои скромные пожитки и перееду к Бенгту. Пусть Марек не волнуется, если его только это беспокоит. Никто меня не найдет.

Марек присел на край кровати, повторяя, что ему очень, очень жаль. Я села рядом и стала гладить его по спине. Я устала до полного изнеможения, и у меня совсем не было сил смотреть, как он сидит с отсутствующим видом.

— Ты, наверное, думаешь, что все поляки уроды…

Я ответила, что мне нет дела до всех поляков, уроды они или ангелы. Мне плевать. Я хотела только, чтобы он обнял меня и был со мной оставшиеся минуты, а не тратил время на рассуждения.

Наконец Марек снова посмотрел на меня. Но он не улыбнулся, не сказал, что любит меня и что мы никогда не расстанемся. Его лицо оставалось таким же печальным.

— Ты много значишь для меня, Сандра, но поверь, мне пора идти.

— Пожалуйста, скажи свою фамилию!

— Фамилию? Ты хочешь заявить в полицию?

— Какая полиция! Я буду тосковать по тебе! Мне нужно знать хотя бы твою фамилию.

— Сенкевич. Марек Сенкевич.

Больше мы ничего не успели сказать. Я снова обхватила его руками, и тогда он наконец обнял меня в ответ. Мы упали на кровать, прямо в куртках. Кажется, оба плакали. Единственное, что нам оставалось в ту минуту — постараться хоть немного согреть друг друга напоследок.

Раздался гудок машины. Прошел ли час? Не знаю. На секунду мне показалось, что Марек подойдет к окну и крикнет, что он передумал, что он останется в Швеции, со мной, по крайней мере на время. Но он высвободился из моих объятий и стал застегивать куртку.

— Ты будешь рожать?

— Да.

— Ты уверена?

— Да.

— Удачи тебе. А тот парень, Себ… Там ведь должны быть телефоны.

Он встал и помахал в окно. Марек говорил о Себе и просил позвонить ему. Марек застегивал куртку и говорил, что я должна позвонить Себу. Я ничего не понимала. Марек застегивал куртку и говорил, что я должна позвонить парню, о котором он ничего толком не знает. Для него это просто имя. И я знала, что никогда не поднимусь с этой кровати. Тело как будто налилось свинцом. В эту минуту Марек еще в моей комнате, а в следующую его уже не будет.

— Поверь мне, через пару дней ты будешь смеяться — «тот маньяк из Кракова, и что я в нем нашла!»

— Нет! — закричала я и даже нашла в себе силы подняться с кровати. — Ты не маньяк! Я хочу приехать к тебе в Польшу!

Машина во дворе все сигналила и сигналила, но Марек подошел и обнял меня, торопливо бормоча слова, которые я еле могла разобрать:

— Я не хочу обещаний, потому что не хочу разочарований.

Я кивнула и уже хотела сказать, что знаю, чего хочу, что я его не разочарую, но он прижал палец к моим губам.

— В Кракове я живу в студенческом общежитии, в крошечной комнате вместе с другим студентом. Это просто крысиная нора. Ты никогда не была в Польше, тебе там не понравится.

Я стала уверять его, что мне все равно, какая эта Польша. Я хотела поехать к нему.

— Нет! — повторил Марек. — Если и поедешь, то поезжай ради себя самой, а не из-за того, что обещала мне.

Я протянула Мареку листок бумаги, на котором он написал адрес и номер телефона. Теперь кто-то надавил на гудок машины и не отпускал.

— Мне надо идти! — Марек поцеловал меня.

— Я приеду! Скоро! — пообещала я.

— Но перед этим сделай одну вещь, — Марек на мгновение умолк и посмотрел мне в глаза. — Повстречайся с отцом своего ребенка. Поговори с ним.

У меня перехватило дыхание. Что он говорит? Что я должна встретиться с Себом, прежде чем поеду в Польшу?

— Почему?

Марек улыбнулся и остановился в дверях.

— Позвони ему, Сандра. Не прячь голову в песок. Будь смелой — найди его!

Я подбежала к окну и распахнула его. Марек выскочил из подъезда с рюкзаком в руке. Приятели в машине кричали и размахивали руками.

Марек посмотрел на меня, и это мгновение запечатлелось в моей памяти надолго — словно кадр из кино. Его взгляд, обращенный вверх, карие глаза на худом бледном лице. Сила человека по имени Марек Сенкевич. Он что-то крикнул, но шум мотора заглушил его слова.

Я долго стояла у открытого окна и не сразу заметила, что меня трясет крупной дрожью.