— Он просто дерьмо — или тебе кажется, что он хороший парень?

— Может быть, и не хороший. Но любить можно и плохих. Злых. Я был без ума от девчонки, которая украла все мои деньги — и даже одежду. Без штанов оставила!

Я не смогла удержаться от смеха, хоть и боялась его обидеть. Он с таким возмущением рассказывал об украденных штанах! Марек улыбнулся и пожал плечами:

— Она правильно сделала. Я о ней и думать перестал. Кто хочет жить рядом с воровкой?

Вагон качнуло, и я чуть не соскользнула с сиденья — кажется, задремала в метро. Трудно понять, что это у нас с Мареком — дружба или уже почти любовь. Я больше надеялась на дружбу. Мне нужен друг. Марек, пожалуйста, давай дружить!

Оставляя первые снежные следы на полу, я протопала к таксофону, установленному на работе в коридоре. Можно было позвонить и с рабочего телефона, но мне хотелось уединиться. Я набрала номер Бенгта Мортенсона. Зачем? Понятия не имею.

— Бенгт Мортенсон, — ответил спокойный, хоть и чуть запыхавшийся голос.

Я прочистила горло, прежде чем ответить. Надо же, человек по имени Бенгт Мортенсон и вправду существует, да еще и говорит со мной.

— Алло? — повторил он уже чуть раздраженным тоном.

— Здрасте… Меня зовут Сандра Нильсон, я звоню по просьбе Юдит Кляйн, она вас поздравляет… с опозданием, конечно, но все-таки…

— Юдит? — ледяным тоном произнес Бенгт Мортенсон. — Какая еще Юдит?

— Юдит Кляйн.

Щелчок. Он положил трубку. Через минуту я пришла в себя и снова набрала номер.

— Простите, — решительно произнесла я, — но мне обязательно нужно с вами встретиться.

— Зачем? — спросил он, помолчав.

— Трудно объяснить… я очень волнуюсь.

Я думала, что Бенгт Мортенсон опять повесит трубку, но он засмеялся — теплым, обаятельным смехом.

— Значит, ты знакома с Юдит — и каким же образом, позволь поинтересоваться?

— Я работаю в доме престарелых, где Юдит живет, и…

— Только не рассказывай ей, что говорила со мной. Обещаешь?

— Ладно…

— Я зашел домой совсем ненадолго, полить цветы и забрать почту. Просто удивительно, что ты меня здесь застала. Как тебя зовут — Сара?

— Сандра. Нильсон, — добавила я, чтобы произвести впечатление.

— И где же мы с тобой встретимся, Сандра?

— Скажите, куда мне прийти.

Бенгт Мортенсон отдыхал в санатории после перелома ноги. Споткнулся о коврик в прихожей. После снятия гипса ему прописали лечебную гимнастику за городом. Туда можно добраться на автобусе.

— Тогда я приеду завтра вечером?

— Буду рад встрече, Сандра. Но это останется между нами, не правда ли? Ни слова Юдит.

Разговор с Бенгтом Мортенсоном придал мне сил. Я собралась с духом и набрала следующий номер.

В регистратуре меня переключили на гинекологическое отделение. Так я и думала: сначала надо записаться на обследование, которое будет только через неделю. Непонятно, зачем оно нужно — я ведь уже сделала тест.

— Такой порядок: вы придете сюда, вас осмотрит врач, потом вы поговорите с куратором. Сколько вам лет, Сандра?

— Девятнадцать.

— Приходите двадцать второго ноября в десять часов. Запомните или прислать вызов по почте? — эта женщина говорила так спокойно, такими округлыми фразами, как будто я собиралась удалить родинку или что-то в этом роде.

— Спасибо, я запомню.

Во рту пересохло так, что язык прилип к нёбу. Меня ужасно тошнило. Забежав в туалет, я опорожнила желудок, а после почувствовала такую усталость, что не могла встать. Умывшись холодной водой, я наконец вышла в коридор.

За дверью меня ждала Агнес.

— Бедняжка, ты заболела?

Покачав головой, я ответила, что все в порядке.

— Если это грипп, то лучше иди домой, — серьезно посоветовала она. — Вдруг ты нас заразишь! А у стариков здоровье слабое, ты сама знаешь.

— Я не больна, — повторила я, теряя терпение.

— Но я слышала, как…

— Может быть, я отравилась, Агнес.

— Или нервничаешь, да? — заговорщически прошептала старушка. — Ты волнуешься, это из-за твоего жениха, да? Или ты беременна?

Из кожи вон лезет, лишь бы собрать побольше сплетен! Меня вдруг охватила ярость:

— Если меня еще раз вырвет, то, надеюсь, на вас!

Весь день Юдит пролежала в постели, уткнувшись носом в стенку. Даже когда пришли сыновья, не обернулась. Поставив вазы с цветами на тумбочку, они тихонько вышли из комнаты. Что они знали о своей маме? Может быть, не так уж и много. Мне было жаль их.

— Я передам ей, что вы приходили, — сказала я, надеясь, что это их утешит.

— Может, она заметит цветы, — произнес один.

— Маму всегда было трудно понять, — добавил другой.

— Иногда она уходила из дома, не сказав, когда вернется…

— … и куда направляется.

Харри смотрел на брата. Обо мне они как будто и забыли.

— Помнишь коробку, которую она хранила под кроватью?

— А ту сумку, которую нам не разрешалось открывать?

— У нее всегда были тайны.

— Мы, наверное, никогда не узнаем, кем она была на самом деле.

Роберт смущенно улыбнулся, вдруг вспомнив, что я стою рядом, и взял меня за руку.

— Но она была хорошей мамой, вы не подумайте плохого.

— А как она рассказывала сказки…

— «…и тогда папа-медведь зарычал: “Кто съел мою кашу?!”»

— Ей бы в театре играть. У нее актерский дар.

— «…а медвежонок заплакал: “Кто-то спал в моей кроватке!”»

Братья так развеселились, что решили не дожидаться медлительного лифта. Спускаясь по лестнице, они продолжали изображать трех медведей и вспоминать детство.

Он ждал меня в кафе при санатории. Высокий довольно худой мужчина в светло-бежевом пиджаке. На столе перед ним стояла пустая кофейная чашка.

После я задумалась, почему сразу узнала его среди остальных стариков, которых в этом кафе было множество. Наверное, потому, что он единственный не казался стариком.

— Я плохо ориентируюсь в городе, — пояснила я, понимая, что заставила себя ждать.

— Да еще и эта отвратительная погода! Тебе обязательно надо выпить какао со взбитыми сливками.

Я улыбнулась, и он без труда встал из-за стола, решив, что я согласна. Опираясь на трость, Бенгт Мортенсон направился к прилавку и вскоре вернулся с подносом, на котором нашлось место не только чашке какао, но и булочке с корицей.

— Ты, похоже, сильно замерзла, — сказал Бенгт Мортенсон, усевшись на стул. — Пей, пока не остыло, а потом все расскажешь.

Я чувствовала на себе его осторожный взгляд. Обычно меня раздражает, когда за мной наблюдают, но его взгляд мне даже нравился.

Бенгт Мортенсон терпеливо ждал, когда я доем булочку. Я отламывала по кусочку, двигаясь от мягкой середины к хрустящему краю. Что я собиралась спросить? Любил ли он Юдит? Но ведь не для того же я ехала сюда, чтобы по-шпионски проверить, правду ли она рассказала?

— Как она?

— По-разному. Иногда бодрая. Однажды вечером даже собралась пойти на танцы. Вы с ней, кажется, много танцевали?

Бенгт Мортенсон тихонько рассмеялся, а потом вдруг смутился, как будто испугавшись своей откровенности.

— А иногда до нее совсем не достучаться. Хочет, чтобы ее оставили в покое.

— Давно ли ты там работаешь?

— Две недели.

— И вы… ладите?

Мне показалось, что он хотел спросить что-то другое: взгляд скользнул и неуверенно забегал по сторонам.

— Ты ведь не сказала ей, что поехала на встречу со мной?

Я покачала головой, и он спросил тем же робким голосом:

— Что она тебе рассказала?

Я стала сгребать крошки на столе. Мне вдруг стало неуютно. Как будто, разговаривая с Бенгтом Мортенсоном, я предавала Юдит. Он снова засмеялся, как-то нервно.

— Послушай, а вдруг мы говорим о разных Юдит? Вот какая она была, когда мы встретились…