Инженер-химик Гопе с горечью чувствовал себя за все это ответственным. Тогда его завод обратился к одной западногерманской фирме, которая прославилась на весь мир тем, что выпускала такие «стеклянные дворцы». Фирма эта послала на завод своего представителя. Дирекция завода и инженер Гопе шесть часов подряд вели с ним переговоры. В конце концов они заключили контракт: западногерманская фирма обязывается прислать заводу хорошо проверенный аппарат, а завод обязывается заплатить фирме четыре тысячи марок из денег, выделенных правительством на покупку заграничных аппаратов.

Итак, все было подготовлено, чтобы лекарство начало поступать с завода на склады. Инженер Гопе разобрал почти десять метров своей «железной дороги». Он ждал получения аппарата, чтобы снова смонтировать эти десять метров, по теперь уже «начисто».

В тот час, когда Андреаса лишили посещения театра и записали ему в дневник длинное замечание, на заводе был обеденный перерыв. Инженер Гопе обедал в столовой и беседовал со своим соседом по столику о том, сколько бензина расходуют автомашины разных марок. И вдруг на стене появился световой сигнал, означавший, что инженера Гопе вызывают в дирекцию. Он тут же отставил в сторону стакан с компотом и вышел из-за стола.

В кабинете директора, кроме самого директора, сидели еще главный инженер и коммерческий директор завода. Все трое крепко пожали руку отцу Андреаса. Чувствовалось, что дело у них серьезное и спешное.

Директор завода тут же прочел ему письмо западногерманской фирмы. Оно состояло всего из нескольких фраз. Фирма предлагала расторгнуть договор. Она не имеет возможности выслать аппарат, так как этому оказывают сопротивление «влиятельные лица».

Когда директор прочел письмо вслух, всем стало ясно, что инженеру Гопе придется теперь переоборудовать свой агрегат самому. Они договорились встретиться снова через три дня. За это время товарищ Гопе должен обдумать свои предложения.

Для товарища Гопе это было как гром среди ясного неба. Ему вдруг показалось, что за такой короткий срок он ничего не сумеет придумать. Он боялся, что через три дня в голове у него окажется так же мало идей, как в ту минуту, когда он покидал кабинет директора. С этими мрачными мыслями он прошел через цех и вошел в лабораторию. Тут он созвал своих сотрудников и сообщил им о том, что только сейчас узнал. Затем он навел порядок на своем письменном столе и пошел домой.

Ему хотелось отвлечься и освободить голову для новых идей. Поехать с Андреасом на велосипеде через Ромерберг и дальше — в глубь леса. Он надеялся на своего сына. У Андреаса был такой взгляд, словно он смотрит далеко вперед. На этот-то взгляд и на красоту огромного леса и возлагал надежды отец Андреаса. Здесь он хотел почерпнуть силы.

Он вернулся домой часа в три дня. Открыл ключом дверь и удивился — Андреас не выбежал ему навстречу. Для Андреаса всегда было праздником, если отец раньше времени возвращался с работы. Он всегда выражал по этому поводу бурную радость. Но сегодня Андреас вышел из кухни тихий, растерянно поздоровался с отцом и сказал:

— Ты уже пришел?

Отец вгляделся в лицо Андреаса. Он заметил высохшие ручьи слез на его щеках. И в глазах Андреаса стояли слезы.

— Ага! У тебя, значит, был черный понедельник. Что же опять случилось?

— Как это — «черный понедельник»?

— А это когда красными чернилами напишут что-нибудь в белом дневнике, и от этого перед глазами пойдут зеленые круги. И тебя выдерут до синих синяков. Жаль, я тебя еще никогда не драл!

Теперь слезы градом покатились из глаз Андреаса. Отцу ничего не оставалось, как утешить ревущего сына. Эх, самого бы его кто-нибудь утешил!.. Он прижал к себе Андреаса и спросил:

— Ну?

— Замечание… — всхлипнул Андреас.

— Давай его сюда!

Отец сел за кухонный стол. Андреас положил перед ним дневник и с ревом принялся объяснять, что он ничего не делал…

— Я только сказал, что воздух тяжелый, а это ты сам мне сказал…

Отец читал про забытые пособия и про недопустимое поведение Андреаса. Он читал про выговор и про единицу за невнимание. Но он прочел больше того, что было написано чернилами. Он понял, что между учительницей и его находчивым, но чересчур уж громогласным сыном возник разлад.

Обстоятельства требовали от отца быть строгим. Ему пришлось отказаться от поездки в лес. Взгляд Андреаса был сегодня не таков, чтобы из него можно было почерпнуть радость и силу. Он велел Андреасу сесть и сказал:

— Как же ты можешь спорить с учительницей и ставить ее в неловкое положение перед всем классом? И вообще говорить так, как будто ты знаешь больше нее?

— Но ведь ты это сам сказал, папа!

— Болтовня! Ты прекрасно знаешь, что один и тот же предмет можно назвать тяжелым или легким, смотря по тому, как он кому покажется. Знаешь ты это или нет?

— Ну…

— Что «ну»?

— Ну, знаю, — промямлил Андреас.

— И ты мог бы сообразить, что я, как химик, говорю про вес воздуха в другом смысле, чем твоя учительница. Зачем же ты устроил это представление?

— Я думал, она нарочно написала неправильно. Иногда фрау Линден шутит. Она ведь сама сказала — исправляйте ошибки…

— Ну, брат, высказался! Отличные ты находишь отговорки. Мог бы этим на хлеб зарабатывать. Почему ты бездельничал на уроке? Считал ворон?

— Я не считал.

— Ты следил за уроком или нет?

— Нет.

— А должен следить. Для этого ты ходишь в школу. Если ты не будешь следить за уроком, то быстро покатишься вниз, и на твою голову так и посыпятся колы. Вот когда она загудит! Давай-ка сюда твою ручку. Я подпишу.

Андреас вытащил ручку из пенала. Отец подписался. Потом, указав на пенал, спросил:

— А что это за деньги?

— На театр!

— Почему же ты их не отдал?

— Я отдал. А фрау Линден мне их вернула.

Отец насупился:

— Почему?

— Потому что пришла фрау Кронлох и рассказала…

— Что рассказала? — спросил отец как-то чересчур отчетливо.

Андреас набрал воздуху в легкие.

— Фрау Кронлох обругала меня на улице. А я… тогда ей сказал…

— Говори понятно, не реви!

— «Как бы вам самой не надрали…»

Отец глядит на ревущего Андреаса, и ему становится ясно: это правда, он так и сказал.

— Если ты так разговариваешь со взрослыми, с тобой вообще никто не захочет иметь дела, — говорит он, качая головой.

— И я не захочу! — возмущенно кричит Андреас. — А почему она… А почему она может говорить, что я дерзкий мальчишка, на улице, при всех!.. Я у Ули никогда и дома-то не был, она еще со мной ни разу слова не сказала! Она помогает фрау Линден на экскурсиях… И то всё заботится только о своем Ули. Чтобы он все время ел и не заснул в ботинках. А когда была Дедом-Морозом, так говорит мне: «Тебе надо исправиться!» А я пятерки получаю, а ее Ули одни единицы!

— Если все это так, мне придется поговорить с фрау Линден. Но все равно я не считаю, что ты прав. Если фрау Кронлох тебя обидела, это еще не основание грозить ей. Мальчишка, который так себя ведет, похож на квакающую лягушку!.. А что у тебя с уроками? Ты все сделал?

— Да.

— Тогда сбегай-ка за хлебом, а я заварю кофе.

— Сейчас, папа, я только накачаю шину.

— Велосипед мне придется на две недели запереть. Ты должен почувствовать, как сам себе вредишь, когда так безобразно себя ведешь.

Вот теперь-то Андреас разревелся по-настоящему. Но отец на это не поддался. Он пошел в комнату и сел за письменный стол. Положил перед собой лист бумаги и достал с полки толстую книгу. Но в голову ничего не приходило. Не давали покоя мысли, не имевшие отношения к делу. А идеи, которых он ждал, не возникали. Хоть бы жена поскорее приехала…

Было уже около полуночи, когда открылась дверь и она вошла. Он обнял ее и поцеловал. Она внимательно посмотрела на него и спросила:

— Андреас что-то натворил?.. Я угадала?