Окна в классе были распахнуты на восток. Небо здесь было чистое, и даже не верилось, что с другой стороны на город идет гроза. Снаружи сгущались сумерки, и загорались первые звезды. Из окон просматривался глухой закуток двора, кусты сирени и дикие абрикосы. Сквозь эти заросли была видна спортплощадка, посреди которой торчал высокий железный столб. По идее, он предназначался для поднятия флага, но Андрей эту процедуру ни разу не наблюдал. Там даже веревки не было. Зато однажды в процессе нудных беговых упражнений он, о чем-то задумавшись, врезался в проклятую мачту лбом. Столб обиженно загудел, а между глаз разлился фингал. Физрук тогда успокоил: «Ничего, Сорокин, пятнадцать сантиметров лобной кости тебя спасли»…
— Знаешь, Андрюха, — сказал Фоменко, — шутки шутками, а бухла тут реально много. Я думал, родители всю водяру к себе утащат, а нифига. Целый ящик у нас остался — это не считая вина и всякого там шампанского. О, даже коньяк стоит. А у нас всего десять пацанов в классе. Откуда такая щедрость? Я, честно говоря, думал, придется в ларек бежать…
— Видишь, как тебя удивили… А, вот уже открытая. Это, по ходу, мужики приложились, которые за качество спорили. Решили лично проверить…
— Жалко, хавчик заранее не поставили. Чем закусим?
— Вон конфеты стоят.
— С орехами есть?
— Гурман, бляха… Может, свет включим?
— Да не, нормально. Рюмку мимо не пронесешь.
— Уговорил, красноречивый. Ну, за выпускной, что ли?
— Ну, дык…
Водка была прохладная и бодро ухнула в пищевод. Андрей закусил конфетой, прошелся из угла в угол и заглянул в шкафчик возле двери. Там хранились чертежные принадлежности — циклопический циркуль, транспортир и линейка в метр длиной. На другой полке лежали пособия для рисования с натуры — деревянные пирамидки, кубики, параллелепипеды и еще какая-то хрень более сложной формы. Шар отсутствовал — наверное, укатился.
— А ты куда поступаешь, Вадик?
— Да фиг его знает, не решил еще.
— О, коллега…
— Ну что, давай еще по одной?
— Не, я, пожалуй, пас. Пошли послушаем, что наш аксакал вещает.
— Ты иди, если хочешь, а я еще посижу. Неохота туда переться. Даже если аттестаты начнут вручать, я все равно в конце алфавита…
Андрей слегка удивился — раздолбай Фоменко обычно вел себя по-другому. Ну, в такой вечер каждый сходит с ума по-своему. Андрей открыл дверь. От сквозняка оконная рама хлопнула, и стекла опасно задребезжали.
— Ого, — сказал Фоменко, — надо остальные окна закрыть.
И когда он поворачивал створку, по стеклу мелькнул отраженный свет. Словно в полумраке среди ветвей горел карманный фонарик. Или светился чей-то голодный глаз…
— Ладно, Вадик, — сказал Андрей, — как надумаешь, подходи.
Он выбрался в коридор и прислушался. В актовом зале бубнил директор. Андрей осторожно заглянул внутрь и сразу заметил свободный стул — у стенки, недалеко от входа. Он тихо вошел и сел, потом оглядел собравшихся. На появление Андрея никто не отреагировал. Все завороженно смотрели на сцену, где стояла маленькая трибуна. Народ не шушукался и не отвлекал соседей, не было даже хихиканья на галерке. Слушали так, словно директор делился мистическим откровением или оглашал призовые номера в «Спортлото». Андрей удивился и тоже начал внимать:
— …кто-то скажет, что это нечестный выбор. Кто-то посетует на судьбу. Но, как сказал в свое время Козьма Прутков: «Всякий необходимо приносит пользу, употребленный на своем месте». Задумайтесь — армия не может состоять из одних только элитных бойцов или героических летчиков. Есть еще танкисты, мотопехота, артиллеристы. Есть, наконец, интенданты и обслуживающий персонал на аэродромах. На шахматной доске действуют не только ферзи. Короля защищают ладьи и кони, слоны и пешки. Да-да, те самые пешки, о которых многие склонны думать пренебрежительно. Но вспомните — даже пешка, проявив целеустремленность, может дойти до края, обретя там новое качество. Так же и человек способен перерасти себя. Перст судьбы — это не приговор, а только ожидаемый вектор…
Во дает, подумал Андрей. Это он на целине нахватался? С такими метафорами надо войска в поход посылать, а не аттестаты подписывать. Или я что-то важное пропустил?
Он отыскал глазами Оксану. Та сидела возле окна — задумчивая и неправдоподобно красивая. Тоненькие плечи были открыты, глаза распахнуты, и пушистые волосы рассыпались по спине — Ксюха не стала изобретать для выпускного экзотическую прическу. И правильно сделала — лучше, чем сейчас, придумать было нельзя…
Андрей больше не слышал, о чем говорит директор, и все, кроме девушки у окна, исчезли из его восприятия. Он забыл про табель с оценками и про поступление в институт, про Горючие Слезы и про дурацкие конверты с глазами, про все намеки и недомолвки последних дней. Он просто смотрел на Ксюху и никак не мог наглядеться. А когда директор замолк, и все задвигались и оживленно загомонили, он даже не сразу вспомнил, ради чего собрался народ.
Завуч выскочила на сцену и пропищала:
— Спасибо, Иван Петрович! Замечательно вы сказали: «Обретая новое качество»… Ну что ж, дорогие выпускники, а теперь ваш новый статус получит первое материальное подтверждение — аттестат о среднем образовании. И начнем мы с самых достойных — с наших золотых и серебряных медалистов…
Медалистов было немного — человек пять. Они по очереди подходили к столу, принимали из рук директора корочки и выслушивали напутствия. Им желали удачно поступить в институт, достичь карьерных вершин, но при этом не зазнаваться и чего-то там достойно нести. Медалисты заученно улыбались, обещали нести и не уронить, и, наконец, возвращались на свое место. Поначалу им хлопали, но потом народ соскучился, разговоры становились все громче, а в углу периодически ржали. Отоварив всех медалистов, директор присел за стол, а его место на раздаче заняла завуч. Дело пошло быстрее. Хорошисты и троечники ничего не обещали, а просто хватали корочки и сваливали с чувством выполненного долга. Родители щелкали «мыльницами», а один папаша метался вокруг стола, держа профессиональную камеру с телескопическим объективом. Многие из тех, кто уже свое получил, выходили из зала — сначала на цыпочках, чтобы не привлекать внимания, а потом чуть ли не вприпрыжку.
В глубине зала освобождались места, и Андрей пересел поближе к своим. Было жарко и душно. Многие парни сбросили пиджаки, а барышни томно обмахивались раскрытыми аттестатами. Андрей, увлекшись разговорами ни о чем, даже не сразу услышал, как завуч называет его фамилию. Спотыкаясь о чьи-то ноги, он подобрался к сцене.
— Поздравляю, Андрей, — сказала Наталья Викторовна. — Без единой тройки закончил. А если бы старался, мог бы, наверно, и медаль получить.
— Ага, — промямлил он, — буду иметь в виду.
Повертел в руках невзрачную корочку, вспомнил подслушанный разговор и, неизвестно зачем, спросил:
— Так что, Наталья Викторовна, к началу грозы успеем?
Завуч взглянула на него с удивлением, а потом рассмеялась:
— Иди, Сорокин. И не волнуйся. Никто еще не опаздывал…
…За столом рассаживались со смехом и прибаутками. Руслан, наконец-то, свалил в свой параллельный класс, но места рядом с Ксюхой уже оказались заняты. Соседкой Андрея стала Анька Смирнова — бойкая девица с подчеркнуто спортивным телосложением. Однажды на физре она буквально поразила Андрея, три раза присев на одной ноге. Для него это было нечто из области олимпийских рекордов. Впрочем, девчонка она была неплохая и в выпускном платье смотрелась довольно мило. Как легкоатлетка из сборной, которая заняла на Олимпиаде первое место, а теперь прискакала в Кремль за обещанной премией. Там ведь среди них попадаются о-го-го! Мы не берем, естественно, метательниц молота и прочих, толкающих ядро в четыре кило на 22 метра. А вот, например, прыгуньи в длину — это уже другой разговор, и Анька им вполне соответствует…
Кто-то хлопнул пробкой из-под шампанского, барышни взвизгнули, а парни одобрительно зашумели. Двоечник Мухин, который за эти годы едва не свел в гроб классную руководительницу Веру Павловну, теперь, улыбаясь, подливал ей вина в бокал. Классная, судя по виду, была довольна. Андрей вспомнил заветы старших товарищей и, дабы не понижать градусы, решил употреблять водку. Аня подкладывала ему салат на тарелку и попутно объясняла своей соседке:
