— Объясню попозже, — сказал Андрей. — Сначала из города надо выехать. И, желательно, побыстрее. А то еще кого-нибудь к нам пришлют.

Несколько секунд Михалыч буравил Андрея взглядом, потом сказал водителю:

— Хватит стоять, гони.

И они поехали по мертвой дороге. Скоро скелеты автомобилей стали попадаться и на их полосе. Прибалт лавировал, временами выезжая на тротуар.

— А люди куда все делись? — спросил лысый охрипшим голосом.

— Не знаю, — сказал Андрей. — Наверно, как из поезда под Воронежем. Найдутся где-нибудь, я надеюсь.

— А поезд, значит, тоже твоя работа?

Он пожал плечами и не ответил.

Когда МКАД остался далеко позади, они, наконец, свернули с шоссе и остановились. Вылезли из машины. Попутчики закурили.

— Так, — сказал Михалыч, — а теперь давай по порядку.

— Ладно, — сказал Андрей, — во-первых, сегодня у меня день рождения. Юбилей, в каком-то смысле…

— Поздравляю, — криво усмехнулся седой. — Хорошо отпраздновал. Ну, и сколько исполнилось? Двадцать пять?

Андрей удивился, но потом увидел свое отражение на стекле, и подумал, что ошибиться немудрено. Игры со временем не добавили ему свежести — физиономия казалась чужой. За школьника не примешь при всем желании.

— Нет, — сказал он, — двадцать пять еще не исполнилось. Но это сейчас не важно…

Конечно, он рассказал не все. Но даже в таком, сокращенном виде история произвела впечатление.

— Да уж, — седой поскреб подбородок. — Вляпались по самое «не могу». И обратно не повернешь. А если опять перехватить попытаются?

— Вряд ли, — сказал Андрей. — Думаю, им хватило. Теперь придумают что-нибудь поумнее. А общей облавы на меня не было. Это, наверно, ментам около метро по-быстрому голову задурили — хватайте, мол, террористов или типа того. Ну, о результатах эти «хвататели» теперь не скоро доложат…

— Да уж…

— Кстати, а почему вы со Щелковской отправляетесь, а не с Кунцевской, например? Это теперь еще Москву объезжать?

— У нас свои маршруты, — туманно пояснил старший. — Иногда чем дальше, тем ближе.

— Базара нет.

Они опять полезли в машину, и водитель завел мотор. Глядя в окно, Андрей размышлял о том, что француз Мишель, изрекавший пророчества в шестнадцатом веке, пожалуй, не так уж прост. Мертвая улица, разрезавшая Москву на пике затмения, — довольно серьезный довод. Но лично ему, Андрею, лунная тень никаких ответов не принесла. В чем заключается пресловутая миссия? Зачем он едет в Эксклав? Этого он не знал до сих пор. А башня-маяк, пробудившись всего на миг, вернулась в прежне состояние и теперь, как обычно, белела над горизонтом.

Андрей закрыл глаза, но спать не хотелось. Тогда он вздохнул и достал из сумки недочитанный манускрипт.

В верхней части донжона есть круглая смотровая площадка. Отсюда открывается замечательный вид на все четыре стороны света. На западе — море, порт с кораблями; на юге — река и каменный город. К северу лежат распаханные поля, за ними — холмы, поросшие лесом. А вот на востоке я вижу нечто такое, к чему никак не могу привыкнуть. Стою, вцепившись в перила, и пытаюсь сообразить, что следует делать дальше…

Тяжелые шаги за спиной. На площадку выходит стражник, держа ладонь на рукояти меча. Бросает на меня внимательный взгляд, но не произносит ни слова. Он знает, кто я; всех, кого надо, уже успели предупредить.

Следом появляется девушка. Она прелестна — невысокая, но изящная; ясные живые глаза и нежная, почти не загорелая кожа. Простое платье без украшений. Вчера я видел ее портрет в одном из парадных залов. Портрет был хорош, но он не мог передать всего очарования юности.

Склоняю голову и почтительно представляюсь. Дочь лорда-наместника кивает и смотрит на меня с любопытством. Ей, насколько я знаю, сейчас пятнадцать. Пройдет еще пара лет, и она станет самой завидной невестой на побережье. Потенциальные женихи уже, наверно, выстраиваются в очередь.

Она держится с врожденным достоинством, но я вижу, что ей немного не по себе. Неудивительно, если вспомнить, что в замке творится какая-то чертовщина. Хорошо еще, что ее подругу, вроде бы, успели спасти.

— Спасибо вам за Энну, — говорит мне юная леди. — Я только что ходила ее проведать. Ей уже лучше — узнала меня и, кажется, была рада…

Разумеется, я тоже навещал пострадавшую. Вчера, когда завесили зеркало, она сразу начала нервничать — озиралась испуганно, словно не могла понять, где находится. Ей дали большую дозу снотворного. Сегодня проснулась совершенно разбитой и не встает с постели. Но, по крайней мере, взгляд стал вполне осмысленным.

— Я рад, что успел помочь.

— Как вы догадались про зеркала?

— Вспомнил похожий случай у нас в архивах.

Дочь наместника неожиданно улыбается:

— Да, Энна теперь идет на поправку, но вот другие дамы проявляют легкое недовольство. Без зеркал остались, это же просто подумать страшно. Признайтесь — я, наверно, ужасно выгляжу?

Я, ничуть не кривя душой, заверяю, что на ее красоте последние события нисколько не отразились. Незатейливый комплимент — но он, похоже, поднимает ей настроение.

— Надо же! Я и не думала, что авгуры могут быть такими галантными.

Невольно улыбаюсь в ответ. Спрашиваю:

— Как же вы нас себе представляли?

— Мне в детстве няня рассказывала, что авгуры — седые грозные старцы. И обязательно с капюшоном!

— Не уверен, что доживу до седин. А капюшон я снял, потому что жарко.

— А где ваши гончие? — жадно спрашивает она. — Можно их посмотреть?

— Мы их с собой не возим. Они приходят на зов.

— Вот как? — моя собеседница оглядывается на стражника и понижает голос. — А можно позвать одну?

— Э-э-э… Видите ли…

— Ну, пожалуйста, пожалуйста! — сейчас она похожа не на знатную госпожу, а на девочку, которая просит куклу.

Смешно, но почему бы и нет? Порадовать ребенка — редкий шанс для человека моей профессии. Обычно приходится заниматься совсем другими вещами.

— Обещайте, что никому не расскажите, — говорю ей тихо.

— Обещаю!

— Хорошо. Смотрите туда, — указав направление, сжимаю свой амулет.

За перилами недалеко от нас начинает дрожать и струиться воздух. Длинная тень, возникшая в этом мареве, стремительно уплотняется. Зубастая пасть раскрывается, таращится оранжевый глаз.

Девушка охает и вцепляется мне в рукав, но смотрит во все глаза — не столько с испугом, сколько с восторгом. Морок висит примерно на уровне наших ног; из глубины площадки его не видно, поэтому стражник не реагирует.

Я слежу за гончей. За миг до того, как она окончательно проявляется, я закрываю вход, и марево исчезает. Дочь лорда-наместника переводит дыхание. Поднимает на меня взгляд:

— А где… откуда они приходят?

— Я не знаю, есть ли у них постоянный дом. Пространство и время для них ничего не значат. Они могут появиться в любом месте в любой момент. Живут одновременно в настоящем, прошлом и будущем. Без них предсказания невозможны.

— Как интересно! А вы можете мне что-нибудь предсказать?

И опять я не в силах сдержать улыбку.

— Прозрения обычно касаются не отдельных людей, а достаточно больших территорий. Или даже всей империи в целом. Чем больше охват, тем сложнее подготовительный ритуал. Впрочем, чтобы сделать пророчество два вас лично, обряд мне совершенно не требуется…

— Правда?

— Чистая правда. Я и так знаю — когда придет время, вы встретите того, кто полюбит вас всей душой. Выйдете замуж и сделаете его самым счастливым человеком на свете.

Она грозит мне пальчиком и смеется:

— Это не пророчество! Признайтесь, вы только что все придумали?

— Придумал, — сознаюсь я. — Но я уверен, что так и будет. Любой лорд или даже принц мечтает о такой невесте, как вы.

Она краснеет и хочет спросить еще что-то, но бой часов прерывает наш разговор.

— Ой, мне пора, — говорит моя собеседница. — Мы с вами еще увидимся? Вы мне расскажете про гончих? И про предвидения? Мне так интересно, честное слово!