Такая, в общем, история. Финал все только что наблюдали.

А Михалыч пересказал, наконец, свой разговор с гаишником. Тот в подробности не вдавался, только предупредил, что в окрестностях творится какая-то чертовщина. Сказал, что надо опасаться людей, в присутствии которых гаснет живое пламя. И посоветовал ехать прямо и никуда не сворачивать. Михалыч с удовольствием последовал бы этому пожеланию, но тут появился знак, который нельзя было игнорировать. Вот и пришлось завернуть в Гуняево.

— По ходу, девчонку надо к бабке везти, — подытожил Рома. — Других вариантов нет. А там, может, еще намеки появятся.

— Да, наверно, — со вздохом сказал Михалыч. — Сядьте с ней кто-нибудь, успокойте. От меня она теперь шарахаться будет.

— Вон, пускай Андрей сядет.

— Я?

— Ну, а кто еще? Она за тобой как привязанная ходила.

Андрей забрался в машину и неуверенно позвал:

— Настя?

Она продолжала всхлипывать. У Андрея не было ни младших сестер, ни братьев, поэтому он с трудом представлял, как нужно действовать в таких случаях. Опустился на соседнее кресло и осторожно погладил Настю по голове. Ее лицо сейчас было совсем детским. Она еще раз шмыгнула и уткнулась ему в плечо.

— Ну, ты, это… Не плачь, — промямлил Андрей. — Сейчас к бабушке тебя отвезем. Она заждалась, наверно…

«Блин, что я несу?» — промелькнула мысль.

— Нет, не заждалась, — неожиданно возразили девчонка. — Она строгая, и все время меня ругает. И вообще, я ее боюсь…

Андрей чуть не ляпнул: «Чего ж тогда в гости ездила?», но вовремя спохватился. Если в родном доме — почти фильм ужасов, то куда угодно сбежишь…

— А почему боишься? Потому что ругает?

— Нет, — она подняла на него заплаканные глазища. — Потому что она колдунья.

Вот только этого еще не хватало, подумал он обреченно. Нострадамус был, цыганка была, черномордые ведьмы были. Для комплекта не хватает только старухи в избушке на курьих ножках.

— Понятно, — сказал он вслух. — Да, колдуньи — они такие.

Рома заглянул внутрь и вопросительно посмотрел на него.

— Так что, — спросил Андрей у Насти, — дорогу к бабушке помнишь?

— Помню, — подтвердила она. — Это нам развернуться надо.

Когда они снова проезжали поворот на Гуняево, Михалыч сказал Юргису:

— Ну-ка, притормози.

В свете фар было видно, что боковая дорога за последние полчаса совершенно переменилась. Асфальт потрескался, и бурьян разросся просто до неприличия.

— Еще одна отсохла, — с беспокойством заметил Рома. — Если такими темпами, то скоро вообще нигде не проедешь.

— Не каркай, — сказал Михалыч. — Ладно, посмотрели — и хватит…

…Деревенька, где обитала бабушка, явно не процветала. В первый момент вообще показалось, что здесь никто не живет, и только собачий лай убедил в обратном. Мелькали убогие деревянные хаты и покосившиеся заборы. Главная улица (если ее так можно назвать) никогда не знала асфальта. Оставалось только радоваться тому, что дождей в последнее время не было. Осенью же — Андрей готов был поспорить — в любой из ям на дороге без труда утонул бы трактор, не говоря уже про микроавтобус.

Дом, на который указала девчонка, стоял на отшибе и выглядел покрепче, чем остальные. Юргис посигналил, и спустя полминуты на столбе загорелась лампочка. Андрей даже вздрогнул от неожиданности — к тому моменту у него сложилось стойкое впечатление, что электричество здесь еще не открыли.

Хозяйка дома удивила его не меньше. Он ожидал увидеть сгорбленную старушку в платочке и с ожерельем из сушеных мухоморов на шее. Ну, или что там положено деревенским ведьмам в качестве атрибута? Вместо этого к ним вышла хмурая, крепко сбитая тетка в потертом комбинезоне из синей джинсовой ткани, да еще и со стрижкой «ежиком». Так, в его представлении, могла бы выглядеть фермерша из Айовы, но уж никак не бабка-ведунья на белорусской границе. А узор на руке у нее был ярко-зеленый, с добавлением красных и желтых нитей.

— Приехали, значит? — спросила она без особого удивления. — Ну, заходите.

Настя подбежала к хозяйке и обхватила ее руками.

— Ну, ну, — строго сказала «фермерша». Приобняла девчонку и повела ее в дом, потеряв интерес к остальным гостям. Героические контрабандисты переглянулись.

— Черт-те что, — заметил Михалыч.

— Ага, — согласился Рома. — Хиппует плесень.

— Ладно, пошли, чего стоять.

Хипповая тетка на кухне поила Настю отваром из большой эмалированной кружки. Заставила выпить все до последней капли, после чего сказала:

— Иди приляг, егоза.

Девчонка послушно поплелась в комнату. Глаза у нее уже закрывались. Ишь ты, подумал Андрей, сильна народная медицина.

— Э-э-э… мадам… — осторожно начал Михалыч. — Тут, в общем, такое дело…

— Отмучилось Гуняево, значит? — спросила тетка.

— Ну, вроде того. А вы, получается, в курсе дела? Может, и нас просветите, что там за хрень творилась?

— Лекций не читаю, — отрубила хозяйка. — Стасю привезли — молодцы. За это на один вопрос, пожалуй, отвечу. Только вы уж подумайте, что вам надо. Про Гуняево или, может, еще чего.

— Прямо в гостях у сказки, — Михалыч хмыкнул. — Ну, что ж, мы правила уважаем. И даже думать не будем — вопрос готов. Подскажите, будьте добры, как нам до Эксклава доехать. А то мы с маршрута сбились.

— Да запросто, — сказала колдунья в комбинезоне. — По М1 до границы, потом мимо Орши, ну и, чтобы не путаться, через Борисов на Минск. Дальше в Литву — через Вильнюс, Каунас. Ну и через Пагегяй, например. Прямо в Эксклав упретесь. Ну, это так, навскидку. Можно и короче, если карта с собой.

— Ценю вашу иронию, — спокойно сказал Михалыч. — Но вы, я думаю, в курсе, что Эксклав — закрытая зона. Из Литвы туда переходов нет. И мы, даже если до границы доедем, то именно что «упремся».

— Так ты формулируй, милок, конкретно, — «фермерша» усмехнулась. — Сказал «до Эксклава» — я тебе объяснила. А если не «до», а «в», то надо сразу предупреждать. Так что, если по-честному, сгорела твоя попытка. Скажи спасибо, что я крючкотворством не увлекаюсь. И буквоедством тоже.

— Ладно, — согласился седой, — критика принимается. Итак, формулирую. Подскажите, пожалуйста, как нам на машине попасть в Эксклав, минуя государственные границы?

— Трудное это дело…

— Я понимаю, — Михалыч сделал движение, словно собираясь достать бумажник.

— Так сложность не в том, старшой, — тетка мастерски изображала просторечные интонации. — Не мельтеши, сказала же — помогу. Только вот не знаю пока, кто из вас лучше понять способен. С каждым пошептаться придется.

И, строго оглядев всю четверку, добавила:

— В индивидуальном порядке.

— Ну, и с кого начнем?

— Да вот, хоть с него, — она ткнула пальцем в Рому.

Лысый в замешательстве посмотрел на товарищей и прошел вслед за теткой в комнату. Его не было минут десять. За это время Михалыч и Юргис успели выкурить по сигарете и обменяться мнениями на тему того, что шарлатанов в наши дни развелось немерено, и дурят честной народ почем зря. Но послать бабулю по известному адресу, чтобы дальше искать дорогу самостоятельно, никто почему-то не предложил.

Андрей в обсуждение не встревал. Лениво побродил по двору. Возле сарая валялись заплесневелые доски, а за ними — цинковое ведро, сплющенное, словно по нему лупили кувалдой. Еще Андрей наткнулся на помятый картонный ящик, в котором с удивлением опознал коробку от принтера. Попытался представить, какими судьбами она тут, собственно, оказалась, но ничего не придумал и вернулся к попутчикам.

Лысый вышел из комнаты, буркнув:

— Следующий.

Андрею показалось, что морда у Ромы красная, как у двоечника, с которым только что разбирались на педсовете. Впрочем, возможно, это был обман зрения — лампочка светила довольно тускло, и толком было не разглядеть. В комнату шагнул Юргис, но пробыл там всего минуту. Вышел обратно, пожал плечами и показал — проходите, мол, кто там у нас на очереди.

— Давай ты, — сказал Михалыч Андрею.