Но нет, ничего подобного — в зале ожидания никакого ажиотажа, а менты, которых не так уж много, лениво бродят по прохладному вестибюлю.
И как это понимать?
Может, всю эту хрень решили намертво засекретить? Чтобы народ не пугать? А поезда пустили кружным путем…
Нет, все равно не сходится — такое скрыть не удастся. Паника бы началась в любом случае.
Стоп, подумал Андрей, а зачем гадать? Купить газету — и многое станет ясно. Вся эта фигня произошла вчера днем — а значит, если отсутствует гриф секретности, статью накатать успели. И не одну, скорее всего.
Киоск только что открылся, и продавщица раскладывала товар.
— «Коммерсант» сегодняшний есть? — спросил Андрей, нашарив в кармане мелочь.
Она просунула газету в окошко. Бумага была прохладной и гладкой, типографский запах приятно щекотал ноздри. Какая-то деталь царапнула взгляд, и Андрей не сразу понял, в чем дело. А когда до него, наконец, дошло, едва не уронил свою покупку на пол.
Дата!
Вторник, 10 августа 1999 года.
А на поезде он ехал в последний день июня. Нехило…
Упражнения с растянутым временем, похоже, не прошли даром. Полтора месяца — как с куста. Так вот почему на вокзале сейчас так тихо! ЧП уже подзабылось, жизнь вошла в привычное русло. Дорога давно открыта, усиленные наряды никого не поймали. Так что он, можно сказать, удачно перескочил…
Удачно?!
Дебил, надо маме срочно звонить! Это для него крушение вчера было, а для нее — шесть недель назад. И остатки поезда наверняка по телевизору показали. Что она подумала? Блин…
Где у них узел связи?!
…Выйдя из телефонной кабинки, Андрей минут десять стоял и бессмысленно озирался. Кажется, к концу разговора мама уже немного пришла в себя — во всяком случае, почти перестала плакать. И даже пообещала, что если он опять надолго исчезнет, она уже не будет так реагировать. Короче, словами такие беседы не передать…
Телевизионные репортажи в первые дни напугали маму до полусмерти, но потом они же подарили надежду. Оказывается, через какое-то время пропавшие люди начали возвращаться. Поодиночке и группами они появлялись между Воронежем и Москвой — напуганные, растерянные, не понимающие, что с ними произошло. Только что они сидели в вагоне — и вдруг оказались в чистом поле, в лесу или на улице незнакомого города. Особенно офигели несколько пассажиров СВ, которые десантировались на Люберецкие поля аэрации.
Проще всего оказалось тем, кто привык держать деньги и документы в карманах. Им, по крайней мере, нетрудно было подтвердить свою личность. Остальным в этом смысле повезло меньше. Жители деревень по маршруту исчезнувшего состава рассказывали, как в дома стучались полуголые люди с круглыми от испуга глазами. Спешно созданная комиссия сбилась с ног, составляя списки «воронежских потеряшек», как их прозвали особо циничные журналисты. Власти пообещали пострадавшим выплатить компенсацию, и уже появились первые самозванцы — они заявляли, что тоже ехали в поезде, хотя билетов на них никто не выписывал. А парочка наиболее продвинутых пассажиров пообещала засудить МПС, выкатив иски с шестью, а то и с семью нулями. В общем, драма, как это периодически бывает в России, постепенно превращалась в бардак. Но главное, что люди остались живы, и мама каждый день прилипала к телеэкрану, ожидая, что вот-вот появится и Андрей. И Анька звонила, спрашивала…
Несколько ошалев от всех этих новостей, он купил в киоске баночку кока-колы и, не поморщившись, выдул ее почти единым глотком. Когда в голове слегка прояснилось, Андрей сообразил, что все еще держит в руках газету. Ну что ж, теперь можно и почитать.
Он поискал, где можно присесть. В зале ожидания нашлось свободное место — возле толстой тетки, которая дремала вполглаза, периодически вскидываясь и ощупывая безразмерные сумки. Дальше галдела компания молодежи в шортах и с рюкзаками. Наверно студенты в поход собрались. Или только что из похода — все загорелые, спортивные, аж противно. Рядом с ними дремал мужик с пропитым лицом. Багажа у него, вроде, не наблюдалось, и вообще было не похоже, чтобы он собирался куда-то ехать — скорее, просто ночевал на вокзале. Мимо ходили люди, подошвы шаркали по грязному полу, сумки с колесами скрипели на поворотах. Кто-то периодически ржал. Дикторша монотонно бубнила: «Нумерация вагонов с головы поезда…» Вокзал жил обычной жизнью, и всем было наплевать, что рядом бродит мерцающий…
Зато газетчики должны ему цистерну коньяка подогнать, подумал Андрей, наконец-то развернув «Коммерсант». Такую сенсацию обеспечил — до сих пор центральная тема. Вот, пожалуйста, на первой полосе, крупным шрифтом: «Поезд-призрак переехал директора ФСБ». Впечатленный этой метафорой, он начал читать статью:
«Вчера президент России Борис Ельцин отправил в отставку директора Федеральной службы безопасности…»
Да уж, попал мужик под раздачу:
«Официальная причина отставки — отсутствие прогресса в расследовании инцидента южнее станции Лиски…»
На фотографии невысокий чекист стоял перед гневным Ельциным, упрямо сжимая губы. Андрей ему посочувствовал. Ведь, если вдуматься, фээсбэшники все сделали по уму. Им зачем-то надо было, чтобы Андрей уехал в Эксклав. Причем сам, без внешнего принуждения. И они добились этого в рекордные сроки. Через сутки после разговора с майором товарищ Сорокин уже бежал за билетом. Конечно же, они знали, в какой вагон он садится. И следили за каждым шагом. Кто-то из пассажиров наверняка был из их конторы. Например, тот самый крепыш, что к столику подходил. Или дедушка-стихотворец. Или его «наяда» — не угадаешь.
Но фигурант среди бела дня бесследно исчезает из поезда, а сам поезд рассыпается на куски. Какой уж тут, нафиг, прогресс в расследовании…
И вот, спустя шесть недель Андрей появляется на Павелецком вокзале. Однако менты не бросаются к нему с победными воплями. То есть, в розыск его, похоже, не объявили. И даже если милицейские начальники знают, что мерцающий был среди пассажиров (а выяснить это было не так уж трудно), копать в этом направлении прекратили. Наверно, запретили чекисты.
Что из этого следует? Тут теоретически возможны три варианта. Первый — фээсбэшники в курсе, что у Андрея не было выхода, и по-другому действовать он не мог. Но даже в этом случае его захотели бы расспросить поподробнее. Значит, дело в другом. Например, считают, что к Андрею лучше не лезть — а то он, глядишь, еще и Москву развалит. Это уже похоже на правду. И, наконец, гипотеза номер три — чекисты имеют на него определенные виды. Чего-то от него ожидают. Может, действительно, хотят выяснить, в чем заключается пресловутая миссия. И, по их мнению, это настолько важно, что мешать ему нельзя ни при каких обстоятельствах…
Наверняка все эти соображения довели до сведения президента. Но Борис Николаевич отчего-то не внял. Может, в газете объясняется? Ну-ка…
«Увольнение директора ФСБ стало неожиданностью для большинства наблюдателей. По сведениям источников „Ъ“ в президентской администрации, решение было принято, скорее, спонтанно, под влиянием сиюминутных эмоций. Накануне в столице объявились еще несколько пассажиров, которые числились пропавшими без вести. Восемь человек пришли в себя в районе подмосковного Дмитрова, с ними работают медики и психологи. Таким образом, в списке пропавших на данный момент остаются пять человек, причем четверо из них — активисты партии ЛЖПР, которые возвращались из поездки по Северному Кавказу. Их однопартийцы не верят, что это случайное совпадение…»
Ну, дают, подумал Андрей.
«Руководство ЛЖПР в своем заявлении, фактически, утверждает, что Кремль использует крушение поезда как прикрытие для устранения политических конкурентов. Партия призывает остальные думские фракциям досрочно открыть осеннюю сессию, чтобы немедленно начать процедуру импичмента в отношении президента. К удивлению многих, лидеры коммунистов и „Яблока“ уже откликнулись на этот призыв и выразили готовность вернуться с летних каникул…»
