Эпилог
Прошло два месяца. Микаэль и Олеандра достигли северного берега очень широкой реки. У одного ландграфа, который был по уши в долгах, они купили чудесный горный замок Фалькенберг. В замке этом уже давно никто не жил, и окрестные жители поговаривали, будто в нём водились привидения. Но граф фон Темпельхейм привидений не боялся; он роскошно отделал свой новый замок и превратил его в родовое гнездо.
Микаэль и Олеандра прожили долгую и счастливую жизнь со своими детьми и внуками. От них и пошёл род Фалькенбергов, так называемая «младшая ветвь». Однако на самом деле их предки были выходцами из Йоргенстада и не имели никакого отношения к Фалькенбергам, которые, как следует из генеалогических записей, давным-давно вымерли.
Почти все представители этого рода отличались крайним себялюбием и никогда ни с кем не считались.
Себялюбие это характеризовала, с одной стороны, редкая жадность и большая склонность ко всякого рода аферам. Фалькенберги всегда шли к цели напролом, как буйволы, сметая всё на своём пути. Эта жадность не может не напомнить вам о соборном капитуле в Йоргенстаде.
С другой стороны, Фалькенберги очень не любили лгать и изворачиваться и предпочитали говорить правду в глаза и за глаза.
«У Фалькенбергов язык, как бритва», — писал князь Висбех.
«В глазах сверкают молнии, а язык разит, как гром», — сказано у профессора фон Снупфендорфа.
Мало кто из Фалькенбергов отличался добродушием, мягкостью характера или жизнерадостностью. Кротость старого Коркиса и беззаветная доброта Урсулы были подавлены железной волей Фалькенбергов и бесследно исчезли в этих диких и неприступных скалах… В то же время душевная чистота соборного сторожа и его кристальная честность превратились в непомерную гордость.
Лишь несколько раз в роду Фалькенбергов появлялись лица, которые были отмечены сердечностью старого Коркиса. Зато эти Фалькенберги были настолько добры и бескорыстны, что их считали безумцами. Таковы были епископ Тоннар фон Фалькенберг, поэтесса графиня Лючия, верховный судья Рейнгард фон Фалькенберг и, наконец, вождь народа Конрад фон Фалькенберг, впоследствии казнённый за участие в мятеже.
* * *
Празднества во славу святого Йоргена происходили ежегодно ещё несколько столетий. Уже знакомый нам плащ святого Йоргена, два запасных плаща и ещё великое множество плащей было истрёпано, съедено молью и заменено новыми для утешения верующих.
О пришествии святого Йоргена в Йоргенстад соборным капитулом была написана и издана маленькая брошюра в изящном переплёте (она была перепечатана в пятом томе ежегодника «Полезное чтение для народа»). Как исторический документ это повествование может быть принято лишь с некоторыми оговорками, тем не менее благочестивая концепция и заключённая в нём богобоязненная мораль делают его замечательным образцом подобного рода литературы.
И лишь в секретнейшем архиве собора до сих пор хранится краткое сообщение об имевшем место мошенничестве и об ущербе, нанесённом соборной казне.
Совсем недавно в замке Фалькенберг были найдены записи о празднике святого Йоргена, сделанные собственной рукой Коронного вора. Они-то и легли в основу этой небольшой книжки.
* * *
В рыцарском зале замка висят несколько прекрасных портретов: это родоначальники младшей ветви Фалькенбергов. Краски уже потемнели, грунт потрескался, однако фамильные черты сразу же бросаются в глаза.
Над камином — самый большой портрет: это князь Микаэль Коркис Фалькенберг граф фон Темпельхейм (он же Коронный вор). На нём длинный парик, пурпурный камзол, а в руке жезл. Здесь он уже старик. Нет и в помине былой силы и юношеской красоты, но насмешливая улыбка и умные холодные глаза остались такими же, какими были много лет назад.
На портрете надпись:
Я поднялся на крыльях разума.
Рядом — портрет жены. Седина уже посеребрила её волосы, на лице появились морщинки, — но это всё та же Олеандра, прекрасная и гордая, своенравная и нежная. Видно, что с годами она очень располнела.
Под её портретом написано золотыми буквами:
Она пренебрегла всем ради любви.
Так заканчивается повествование о празднике святого Йоргена.
Послесловие
Сюжет повести «Праздник святого Йоргена» датского писателя Гаральда Бергстеда (1877–1955) знаком читателям по фильму, созданному в Москве в двадцатых годах. Фильм получил второе рождение сравнительно недавно, когда был выпущен на экран уже озвученным, и, таким образом, его знает не только старшее, но и молодое поколение наших кинозрителей. Однако повесть Гаральда Бергстеда «Праздник Святого Йоргена» отличается от фильма. Повесть глубже, острее, значительнее, в чём и убедится читатель, прочитав это произведение.
Гаральд Бергстед, в сущности, автор одной книги, и эта книга — «Праздник святого Йоргена», написанная в 1918 году и получившая широкую известность. Опубликованный им ранее роман «Александерсен» не привлёк внимания читателей. Включение повести «Праздник святого Йоргена» в «индекс» книг, запрещённых папой римским, прибавило ей популярности. И хотя действие повести происходит в средние века, сюжет её перекликается с современностью. Уже одно то, что вор — «Коронный вор» — Микаэль Коркис является народу в образе святого Йоргена и исцеляет в Йоргенстаде Франца Поджигателя, подчёркивает антиклерикальную и антирелигиозную направленность повести.
Торжественное явление вора Микаэля Коркиса народу, массовая истерия, охватившая фанатиков, ожидающих новых чудес после того, как исцелён мнимый калека Франц, — всё это нельзя считать выдумкой автора.
Позволю себе рассказать и читателям о том, что мне довелось увидеть во Франции, в городке Лурд. И в наше время сюда съезжаются тысячи паломников, жаждущих исцеления. Лурд находится в Пиренеях. Здесь есть кафедральный собор, собором управляет лурдский архиепископ. Кафедральный собор выстроен на скале, под скалой находится грот, а в гроте — источник и статуя мадонны. Источник, грот и статуя — святыня для католиков…
Я подъезжал к Лурду по хорошей автомобильной дороге. За километр от города открылась гора, на ней готический собор. Послышалось пение. Казалось, пела гора, а не двигающиеся по тропинкам в белоснежных одеждах женщины. Это выглядело как грандиозный оперный спектакль.
Наконец автомобиль остановился вблизи собора. К его паперти вели два громадных полукруга, по этим полукругам катили кресла и коляски больных, ищущих исцеления. Широкоплечие, здоровенные носильщики с широкими ремнями на груди несли на носилках парализованных.
Я и мои спутники спустились к гроту. Пройти к нему было невозможно — его окружала толпа. В толпе медленно двигались коляски, кресла на колёсах. Они же были выстроены в несколько рядов на площадке перед собором. С горы дорога зигзагами вела к гроту. На дороге стояли в затылок друг другу мужчины и женщины в белых одеяниях и пели. В колясках и на носилках неподвижно лежали старики, юноши и дети. Ковыляли, опираясь на костыли, больные. Вели слепых. Это был неиссякаемый поток страдальцев, скорбное шествие несчастных, надеявшихся на чудо.
Наконец мы протиснулись к гроту. Над его чёрной впадиной в три ряда висели костыли, бандажи. Почти все костыли почернели от времени. Кто знает, кому они принадлежали и кто привесил дощечку с надписью: «Merci». И те, кто неподвижно лежал на носилках, глядели в глубину грота в надежде найти исцеление.
Седой, статный, в малиновом шёлке и кружевах, аббат появился на кафедре над толпой. У него было несколько надменное розовое лицо, он был похож на актёра, и пока люди, спускавшиеся с горы, пели, он рассеянно глядел на толпу.