Эмили потеряла дар речи, и слова впустую пролетали мимо ее ушей: отпрыск, и ежегодно, и пожизненно. Дождавшись паузы, она выдохнула:

— Твоя любовница! Ты собрался сделать меня содержанкой!

— Ты будешь моей женой.

— Женой? Ты с ума сошел?!

Эшленд проигнорировал это.

— А тем временем, раз мы будем делить постель со всеми последствиями, какие только могут возникнуть, ты имеешь полное право на мою защиту. На мои гарантии обеспечить тебе заботу и комфорт в течение всей жизни.

— Да как ты смеешь! Как ты смеешь входить в эту комнату и отдавать приказы…

— Я не отдаю приказы.

Эмили потрясла бумагами.

— А как, скажи на милость, ты называешь вот это? Только средством контролировать меня своими деньгами, домами и детьми?

— Чушь. Я всего лишь хочу обеспечить тебя, сделать твою жизнь удобной…

— Это смехотворно. Моя жизнь более чем удобна.

Каминная полка задребезжала от удара его кулака.

— Невеста герцога Эшленда не будет жить в каком-то сарае с родственниками, которые обращаются с ней не так, как она этого заслуживает!

— Я не твоя невеста!

— Будешь.

— Даже если буду, неужели вместо этого я должна жить под твоим присмотром и на твоем содержании? Стать твоей общепризнанной любовницей перед всем светом? Да передо мной захлопнутся все двери!

— Я буду соблюдать исключительную осторожность. И я не бываю в свете, а дом расположен отдаленно.

— Сама идея безумна. — Эмили швырнула бумаги в кресло у себя за спиной, а в следующее мгновение оказалась в железных объятиях Эшленда.

— Что безумно, — свирепым шепотом заговорил он, — так это идея встречаться с тобой только раз в неделю, а может быть, и реже, сгорать от желания видеть тебя каждую бесконечную ночь, пока колесо английской законодательной системы провернется и освободит меня от той вероломной противоестественной суки, которую я когда-то назвал своей женой. Я хочу иметь общий дом с тобой, Эмили, хочу дать тебе все удобства и всю роскошь, которых ты заслуживаешь. Хочу спать рядом с тобой всю ночь. Хочу обнимать тебя по утрам. Хочу видеть, как наше дитя растет у тебя в животе, и не хочу ждать — один бог знает, сколько, год ли, два или даже дольше, — когда смогу назвать тебя своей.

Она с трудом дышала, мысли в голове перепутались. Он окружил ее своим жаром и своими требованиями, своим дразнящим видением страстного будущего. Подавил ее негодование. Подавил все резоны.

— Ты меня даже не знаешь. — Его губы были так близко, что она невольно задела их, говоря это. — Я могу оказаться кем угодно.

— Ты — Эмили. Это все, что мне нужно знать. — Эшленд нежно поцеловал ее. — Я высказался слишком поспешно, я знаю. Я слишком привык отдавать приказы. Но понимаешь, я очень боялся, что ты ответишь «нет».

— Но я все равно ответила «нет».

— А если я тебя попрошу, ответишь ли ты по-другому? — Теперь он ее слегка покусывал, съедал заживо, кусочек за кусочком. Еще мгновение, и она просто умрет от восторга.

— Ах, ты не понимаешь. — Эмили легко обняла его за талию и преисполнилась радости, когда он даже не дрогнул от ее прикосновения. — Ты не понимаешь.

— Я все понимаю. Понимаю, что не могу без тебя жить. Что не могу жить без этого.

Его пальцы уже расшнуровывали корсет, выпуская ее тело из клетки. Он стянул с Эмили сорочку и накрыл ее грудь ладонью, потирая сосок большим пальцем. Каждый нерв в ее теле зазвенел и ожил.

— А ты можешь, Эмили? Скажи, что ты сможешь жить без этого, и я тут же все прекращу. Уйду прочь.

— Нет. — Она стягивала с него сюртук. — Нет, не могу.

— Эмили, послушай меня внимательно. Я возьму тебя прямо тут, в кресле, быстро и жестко, потому что сойду с ума, если не получу тебя немедленно. — Губы заменили пальцы. Он начал сосать ее грудь с такой неожиданной силой, что Эмили чуть не закричала от желания. — А потом отнесу тебя в постель и займусь с тобой любовью медленно. Я перецелую каждый драгоценный дюйм твоего тела под всеми углами. Я выясню, сколько раз смогу заставить тебя кончить и как мощно. Это займет долгие часы. А затем я позволю тебе уснуть, а утром ты проснешься от того, что я вхожу в тебя сзади.

От его слов кровь в жилах закипела. Эмили плавилась, превращаясь в горячую лужицу вожделения, а мозг дымился от нарисованных им картинок. Руки и ноги отяжелели и расслабились, готовясь принять его.

— Погоди! — Она уперлась ладонями ему в грудь. — Погоди.

— Я не могу ждать. Я воображал все это шесть дней подряд, представлял, как ты сидишь в этом кресле с раздвинутыми ногами, открывшись для меня. — Его ладонь скользнула ей под ягодицы, он приподнял Эмили и осторожно усадил в кресло, задрал сорочку до талии и раздвинул ей ноги. — Господи. Вот так. — Он раздвинул пальцем складочки и медленно ввел палец внутрь до самого сустава.

— Эшленд! — Эмили вжалась в спинку кресла.

— Боже, ты только посмотри на себя. Мягкая и влажная…

Руки Эмили легли ему на плечи, притягивая его ближе, несмотря на сигнал тревоги, пульсирующий в голове.

— Эшленд… подожди… не могу… я хотела сначала поговорить с тобой… я…

— Такая прекрасная. — Его язык лизнул бугорок прямо над пальцем.

Она выдохнула:

— Эшленд… дети!

Он поднял голову.

— Что такое?

— Дети. Я не могу. Мы не можем… это невозможно…

Эшленд осторожно вытащил палец из ее тела.

— Что ты хочешь этим сказать, Эмили? — Голос звучал так тихо, что она его почти не слышала. — Что ты имеешь в виду? Ты не хочешь детей?

— Я… дело не в этом… и не в тебе… просто я не могу. Не сейчас.

Повисла тяжелая пауза.

— Эмили, я тебе уже сказал. И все изложил письменно, законно заверив. Я признаю наших детей своими. Дам им свою фамилию. Щедро обеспечу каждого ребенка, каким Господь пожелает нас благословить. Тебе ни к чему тревожиться.

Он произносил все это на удивление бесстрастно, что означало, как уже знала Эмили, что он испытывает глубочайшие эмоции.

— Детям требуется большее, чем банковский счет, — услышала она собственный шепот.

И тут он взорвался:

— Боже правый, Эмили! Ты что, думаешь, я не буду им отцом? Господи, да я буду безумно их любить! И проводить каждую свободную минуту с ними и с тобой.

— Но у тебя уже есть сын.

— И я люблю его всем сердцем. Но он уже почти взрослый. И я думаю, что он только обрадуется компании.

Как там говорил Фредди? «Я всегда хотел брата. Или пусть даже сестру».

Ребенок Эшленда у нее в утробе, у нее на руках. Их четверо, любящее семейство. Смех во время обеда, шахматы и разговоры в библиотеке. Грудь Эмили сжало так сильно, что она не могла дышать.

— В любом случае, — уже мягче продолжал Эшленд, — возможно, ты уже носишь моего ребенка.

— А может быть, и нет. И еще раз так рисковать не могу. Не сейчас, — добавила она, только чтобы успокоить его, поскольку другого раза не будет. Не после того, как он узнает правду.

Он не шевелился, лишь тепло дышал ей в кожу.

— Хорошо. Это твое право, конечно. Я предприму шаги, чтобы избежать зачатия.

— Какие шаги?

— Могу выйти до того, как излиться. Ну и существуют более надежные меры, если ты предпочитаешь их.

Она толком ничего не соображала, пока Эшленд нависал над ней всем телом, пышущим мужской силой. Слово «выйти» вызвало новый приступ желания.

— Какие меры?

Он вздохнул, расправил на ней сорочку, и его тело перестало на нее давить.

— Подожди тут несколько минут.

Как будто она куда-то уйдет. Как будто она может уйти.

Дверь щелкнула, закрываясь. Эмили села в кресле. В этом черном коконе все ее чувства очень обострялись. Она могла отследить каждый натянутый нерв, каждый прилив жара, каждый симптом чувственного возбуждения, разбуженного Эшлендом в ее теле. Не было ни единой частички тела, которая не вопила бы, требуя немедленно ощутить его внутри. Эмили хотела его до боли.

«Ты — Эмили. Это все, что мне нужно знать».

Эмили заставила себя подняться с кресла и подошла к каминной полке. Огонь пылал жарко и ровно, отсвечивая на ее босые ноги. Одну за другой она вытащила из шиньона шпильки и положила их на прохладный мрамор. Фальшивый узел, ее бывшее великолепие, упал ей в руки. Эмили немного покрутила его, взвешивая шелковистую массу волос, и положила рядом со шпильками. Дрожащими пальцами развязала повязку, сложила в аккуратный квадрат и пристроила сверху на золотистый шиньон.