Позвонив миссис Скрутон, он закутал Эмили в шарф и пальто. Затем осторожно водрузил ей на голову шляпку и воткнул шляпную булавку точно в то место, откуда извлек ее два часа назад.

— Скажите мне кое-что, сэр, — произнесла вдруг Эмили. — Зачем вы это делаете? Зачем платите женщине кругленькую сумму в пятьдесят фунтов просто за то, чтобы она вам читала? Вы никогда… вам никогда… — Она замолчала и облизнула нижнюю губу. — Вам никогда не хотелось большего?

Эшленд протянул Эмили ее перчатки и, глядя, как в плотно облегающей лайке один за другим прячутся ее длинные пальцы, ответил:

— Я хочу большего, Эмили. Я — мужчина. Конечно, я хочу большего.

Эмили заметила знакомое лицо мгновением позже, чем следовало.

— Вот это совпадение! Ну что, мистер Гримсби? — Фредди поднял руку и помахал. — Присоединитесь к нам на партию-другую?

Рюкзак на спине показался Эмили тяжелым, словно набитый свинцом. Она быстро окинула пивную взглядом. Головы пока в основном опущены; кружки с элем многообещающе ждут своих хозяев. В сотне ярдов отсюда привокзальные часы безжалостно отсчитывают секунды, одну за другой. В четыре тридцать восемь поезд из Йорка, отчаянно дымя, подкатит к платформе, и неугомонный герцог начнет мерить шагами ковер своего личного номера в «Эшленд-спа-отеле».

— Да, — сказала она. — То есть нет. Я надеялся, что… что…

Глаза Фредди расширились от догадки.

— Что такое, мистер Гримсби? Вы здесь не просто так?

Эмили сделала глубокий вдох.

— Я пришел за вами, ваша милость. О чем вы только думаете? То, что я отпустил вас сегодня пораньше, не дает вам права губить свои мозги и характер в такой неподобающей манере.

Чья-то голова резко вскинулась вверх, раздался хохот.

Фредди торопливо вскочил.

— Боже правый, мистер Гримсби! Нет никакой необходимости устраивать все это!

— Есть. Я потрясен, ваша милость. Потрясен до глубины души. Вы сию же секунду вернетесь в Эшленд-Эбби…

— Послушайте, мистер Гримсби… — Фредди подтолкнул вверх очки и кинул тоскующий взгляд на оставленный эль и брошенные на столе карты.

— Глядите-ка, парни, — фальцетом сказал один из посетителей, — нянюшка юного Фредди добралась до самой «Наковальни», чтобы утащить его обратно, к бутылочке с молочком и кашке…

Остаток фразы потонул во взрыве хохота. Лицо его милости заалело.

— Ну вот, видите, что вы наделали, Гримсби…

— Мистер Гримсби.

— Вы — тиран, вот вы кто. Проклятый тиран, и это после того, как я спас ваши мозги и не дал им размазаться по бальному залу…

— Это был ваш отец.

— Да к черту моего отца!

Снова громовой взрыв хохота. Эмили подбоченилась и сурово посмотрела на Фредди.

— Ваша милость, — с тихой свирепостью произнесла она, — вы вернетесь в аббатство сию же секунду. Ровно в девять утра я буду ждать вас в классной комнате с завершенным латинским стихом.

Он скрестил на груди руки.

— А если я не уйду?

Она подалась вперед.

— Я приведу сюда вашего отца.

Фредди запрокинул голову, уставился в потолок и грубо захохотал.

— О, вот это здорово! То есть вы приковыляете в отель и просто постучитесь в дверь?

— Не дерзите.

— Даже и не собираюсь. Это чистая правда. Он сегодня снова там, и мы оба это знаем. — Фредди понизил голос до шепота, но звучало это весьма резко.

— Совершенно не наше дело, чем его светлость занят сегодня вечером, — отрезала Эмили, проигнорировав его колкость. — А вы сейчас пройдете к той двери, лорд Сильверстоун, и велите привести вашего коня.

Фредди прищурился. Эмили прищурилась в ответ.

— Да провались все пропадом, Гримсби, — надулся Фредди, повернулся, взял свою кружку, осушил ее и с вызывающим видом направился к двери. — А вы идете, Гримсби? — кинул он через плечо.

— Нет, не иду, — ответила Эмили. — У меня еще есть дело.

— Отлично, черт побери. — Фредди пнул дверь. Холодный йоркширский ветер ворвался в пропитанную парами эля «Наковальню». — Все будут развлекаться, кроме несчастного чертова Фредди.

Шаги преследовали Эмили почти весь Стейшн-лейн.

Разумеется, это ничего не значит. «Эшленд-спа», конечно, не метрополис, его даже приличным городом назвать трудно, но все же в нем насчитывается несколько сотен жителей. И хотя, направляясь по вторникам в «Эшленд-спа-отель», она всегда выбирала закоулки, причем каждую неделю слегка меняла маршрут, как инструктировала мисс Динглеби, вполне вероятно, что у кого-нибудь из горожан время от времени появляются дела на Стейшн-лейн.

«Ваша лучшая защита — здравый смысл», — говорила мисс Динглеби. Что ж, здравый смысл уже давно провалился в преисподнюю. Что еще у нее осталось?

Эмили оглянулась и перешла на другую сторону улицы.

Шаги не отставали. Это же не может быть Фредди, верно? Неужели он вернулся и заметил, как она поднимается на второй этаж «Наковальни»? А потом видел, как она вновь появилась, прокралась по задней лестнице и вышла в наступившие сумерки?

«Не теряйте головы, — говорила мисс Динглеби. — Анализируйте ситуацию».

За спиной негромко похрустывала галька. Для Фредди шаги слишком легкие. Значит, это женщина, и на ней не сапоги, а туфли. Она шла довольно быстро, подлаживаясь под шаги Эмили. Она точно знает, чего хочет. Не беспечный прохожий. Не грезящий наяву скиталец.

«Сосредоточьтесь на деталях. Это удержит вас от паники, а в деталях нет ничего ничтожного, они могут оказаться ключом к спасению».

Последний пурпурный отсвет солнца над длинной изломанной грядой холмов на западе почти растаял. В промежутках между зданиями Эмили видела темнеющий ландшафт — и ни единого человека. Она выбирала эти дальние проулки, потому что тут вряд ли можно было с кем-нибудь столкнуться, здесь никто не мог ее обнаружить, но сейчас в пустынных тенях эхом отдавались шаги ее преследователя. Тишина сумерек, всегда наполнявшая ее восхитительным возбуждением, предвкушением грядущих часов, сейчас давила дурными предчувствиями.

Цок, цок, цок — раздавались резкие женские шаги в каких-то пятнадцати футах от нее.

Между домами пронесся порыв ветра, ударил Эмили в бок. Она споткнулась, схватилась одной рукой за шляпку и повернула за угол, на Шу-лейн. По всей длине улочки ледяной ветер выл ей в уши, и Эмили не слышала больше шагов, не слышала ничего, кроме дикого голоса Йоркшира, превратившего несколько не укрытых одеждой квадратных дюймов тела в кусок льда. Эмили ускорила шаг.

В отеле будет тепло. Эшленд пришел час назад (из окна библиотеки она видела, как он покидал Эшленд-Эбби, — спина прямая, сильные ноги крепко сжимают бока лошади), велел разжечь угли в камине и принести чай. Он подведет ее к креслу рядом с камином и скажет, чтобы она согрелась, даже не догадываясь, что ее тело начинает пылать сразу же, стоит ей почувствовать его рядом. Что его крупная фигура, нависшая над ней, его мощные мышцы превращают ее кожу в пламень.

Где-то впереди, направляясь к главной улице, прогрохотала карета. Эмили заставила свои ноги продолжать размеренно шагать, хотя ей очень хотелось пуститься бегом.

Что там говорилось в еженедельной записке мисс Динглеби? «Все хорошо» или что-то в этом роде, затем несколько неопределенных слов про сестер, а в самом конце: «Мы слышали, что у вас в округе ведутся расспросы, хотя проследить это сложно. Не забывайте, что истинный джентльмен всегда высказывается и поступает осмотрительно».

И что это означает? Ведутся расспросы. Мисс Динглеби и ее проклятые пассивные конструкции — они ни о чем не говорят! Какие расспросы? Кем ведутся? Это что, часть расследования Олимпии, или же их ведет ее неизвестный преследователь?

Эмили оглянулась, словно проверила, нет ли на мостовой карет. Позади, в каких-нибудь десяти ярдах, шла одетая в темное женщина под густой вуалью.