Данные о судопроизводственной деятельности И. Ю. Патрикеева, московского наместника, многочисленны.[519] Атмосфера секуляризационных мероприятий Ивана III, бесспорная причастность к ним И. Ю. Патрикеева подкрепляют гипотезу о близости к кругу Дмитрия-внука Патрикеевых и Ф. Курицына, являвшегося одним из вдохновителей великокняжеской политики в 90-е годы XV в.

Есть еще одна нить, позволяющая распутать сложный клубок окружения Патрикеевых. В одном летописце помещены лаконичные сведения о том, что в Кирилловом монастыре «постригся Майков друг Иван Гаврилов сын Заболотскаго» и что в 1502–1503 гг. «Нилов брат Андрей преставися». Так как фамилия Нила Сорского была Майков («Нил пореклу Майков»), а известного дьяка Ивана III — Майка звали именно Андреем, то исследователи делают естественный вывод, что Нил был братом Андрея Майкова («родом от великого града Москвы скорописец, рекше подъячий»). Андрей Федорович Майко — один из старейших государевых деятелей при дворе Ивана III. Он начал карьеру в качестве дьяка в последние годы правления Василия Темного и некоторое время находился в окружении его вдовы княгини Марии. В поземельных делах редко принимал участие, зато принадлежал к наиболее видным дьякам Боярской думы. Вместе с Ф. Курицыным участвовал в литовских переговорах 1494 г., ездил с миссией в Литву в 1495 г. и занимался решением литовских дел вплоть до 1501 г. В 1497 г., решившись посмертно восстановить добрую память кн. Андрея Васильевича, Иван III послал к митрополиту как своих доверенных лиц боярина Дмитрия Владимировича и Андрея Майка.[520]

Не менее интересна фигура И. Г. Заболоцкого. Во второй половине XV в. Заболоцкие принадлежали к высшей московской знати. Двоюродный дядя Ивана Гавриловича — Григорий Васильевич Заболоцкий был боярином в первые годы правления Ивана III.[521] Его дети исполняли важные правительственные поручения. Константин ездил в августе 1492 — апреле 1493 г. с посольством в Крым.[522] В 1493 г. к князю мазовецкому Конраду был отправлен третий из братьев — Василий (Асанчук).[523] В июле 1498 г. для ведения переговоров «с немцами» ездил К. Г. Заболоцкий и Волк Курицын. Петр и Василий принимали участие в приемах литовских послов в 1494 г., а Константин и Алексей — в январе 1495 г. Получив чин окольничего, Петр Заболоцкий в 1495 г. сопровождал княгиню Елену в Литву, а затем вместе со своими братьями Василием и Алексеем — Ивана III в Новгород, в августе 1497 г. был отправлен послом к Александру. Позднее (1498–1499 гг.) П. Г. Заболоцкий был послан писцом во Владимир и тогда же судил поземельные дела. Его брат Константин в 1497–1498 гг. описывал Юрьев и также в конце XV в. судил поземельные споры. В 1490–1491 гг. их троюродный брат — Василий Михайлович Чертенок-Заболоцкий описывал Ростов и тоже выступал судьей. Дети боярские Петр Федорович Черленого и Иван Александрович Данилов Заболоцкие находились в свите Елены в 1495 г.[524]

Следовательно, это были представители все той же придворной знати (к которой принадлежали Ряполовский и Патрикеевы), занимавшиеся решением важнейших внешнеполитических и внутренних задач. Заболоцкие были связаны с Ряполовским и Патрикеевыми не только совместной службой при дворе, но и дальним родством. Так, двоюродный брат С. И. Ряполовского — Василий Мних был женат на дочери Ивана Ивановича Заболоцкого (троюродной сестре боярина Григория Васильевича Заболоцкого). Деятельность Василия Асанчука обрывается в 1499 г., т. е. тогда же, когда был казнен С. И. Ряполовский. Константин Григорьевич стал окольничим в 1503 г., умер после 1512 г.[525]

Заслуживает внимания следующий момент. 14 марта 1499 г. Иван III выдал грамоту митрополичьему дому на беспошлинный провоз рыбы по территориям, среди которых были Белоозеро и Переславль, подсудные Дмитрию Ивановичу в 1498 г.[526] Таким образом, в год возвышения княжича Василия и опалы Ряполовского и Патрикеевых правительство Ивана III сокращало объем земель, на которые распространялись полномочия Дмитрия-внука.

Итак, в 90-е годы XV в. именно С. И. Ряполовский, Патрикеевы и их окружение (Заболоцкие, дьяки Ф. Курицын, Андрей Майко) осуществляли курс политики Ивана III. Его кульминацией была коронация Дмитрия-внука в 1498 г. Падение С. И. Ряполовского и Патрикеевых означало поражение той политической линии, за осуществление которой боролись Ф. Курицын и его сподвижники.

Но вернемся к анализу рассказа свода 1508 г. о событиях 1499 г. В распоряжении исследователей есть более ранний вариант летописной записи (1499 г.), составленный до окончательного торжества княжича Василия. Свод 1539 г. (представленный списком Дубровского и некоторыми другими) сохранил текст великокняжеского свода 1500 г.[527] Известия о казни С. И. Ряполовского и опале Патрикеевых, о пожаловании Василия Ивановича хотя и помещены здесь ошибочно под 7001 г., но сохранили наиболее раннюю (конца XV в.) версию великокняжеского летописания, которая позднее подверглась тщательному редактированию.[528] Так, в редакции 1508 г. опущены наименование И. Ю. Патрикеева «московским наместником» и известие о том, что митрополит Симон «печаловался за опальных». Важно замечание свода 1500 г. о том, что в 1499 г. Иван III Василию Ивановичу «вины… отдал». Я. С. Лурье справедливо полагает, что «трактовка опалы Василия в 1497–1498 гг. как заслуженного наказания за «вину» могла иметь место в официальной летописи только до 1500–1502 гг. (когда Дмитрий был лишен звания великого князя Московского и всея Руси и наследником стал Василий)».[529]

Но не менее существенны еще два обстоятельства. В своде 1539 (1500) г. рассказ о пожаловании Василия идет непосредственно за сообщением об опале на Ряполовского и Патрикеевых, тогда как в Уваровской и сходных летописях он перебивается другими сведениями. Следовательно, позднее первоначальная связь событий была нарушена. В поздних летописях сняты детали, которые рисуют опальных в выгодном свете. После утверждения княжича Василия у кормила правления не поощрялась даже тень симпатии к опальным вельможам. Не случайно Иван III счел уместным сослаться на «дурной пример» «высокоумничанья» С. И. Ряполовского в 1503 г. Судьба рассказа 1499 г. в летописании начала XVI в. является еще одним доказательством того, что опала на Патрикеевых связана с возвышением княжича Василия и началом конца «эры Дмитрия-внука» при дворе Ивана III.

Непосредственная причина падения Ряполовского и Патрикеевых — крах политики умиротворения. Мирный договор 1494 г. не принес решения больной проблемы русско-литовских отношений. Значительная часть русских и белорусских земель продолжала оставаться в пределах Великого княжества Литовского. Задача их воссоединения в едином государстве отвечала насущным интересам России. В таких условиях после 1495 г. С. И. Ряполовский и Патрикеевы были фактически устранены от переговоров с князем Александром. Весь 1498 год, предшествовавший падению этих когда-то всесильных вельмож, наполнен русско-литовскими спорами, которые разрешились в конечном счете только новой войной. Таковы были обстоятельства, вызвавшие в 1499 г, падение С. И. Ряполовского и Патрикеевых и приход к власти Василия Ивановича.

В 1498 г. Ивану III стала ясна неизбежность новой русско-литовской войны. Ее дипломатической подготовкой наполнен был весь 1499 год. Надо было попытаться добиться укрепления русско-датского союза, а при случае и вернуть карельские погосты. Весной 1499 г. в Данию прибыло посольство во главе с новгородским дворецким И. Волынским, Т. Долматовым и дьяком Б. Паюсовым. В Москву в феврале 1500 г. прибыл датский посланник Енс Андерсон («каплан, именем Иван»). 2 апреля посольство покинуло русскую столицу вместе с Юрием Старым Траханиотом и Т. Долматовым и вернулось с датским послом Давыдом Кокеном в августе 1501 г. В 1499–1500 гг. обсуждался вопрос и о браке княжича Василия с датской принцессой Елизаветой, и о карельских погостах. Датский (он же шведский) король Иоганн не склонен был принимать окончательное решение по этим вопросам (а к тому же в феврале 1500 г. Елизавета была помолвлена с курфюрстом бранденбургским).[530] Сложную дипломатическую игру вел в 1499 г. король Иоганн с Ливонским орденом, пытаясь лавировать между враждебными сторонами. Словом, переговоры с Россией затягивались.