К собору Геннадий написал два послания. В первом — архиепископ сообщает Зосиме, что он по распоряжению государя и Геронтия произвел розыск о еретиках и список с изложением его результатов отправил в Москву. Но «Геронтий, митрополит, о том великому князю не подокучил, да тем еретиком конца не учинили». А Денис и Гаврила тем временем служат в московских церквах. Геннадий настаивает, чтобы на соборе были прокляты и те еретики, которые сбежали в Литву. Если же государь не казнит еретиков, то «как ему с своей земли та соромота свести». В послании членам освященного собора Геннадий сообщает, кроме того, о показаниях дьяка Самсона (данных под пыткой) на самого дьяка Федора Курицына. Архиепископ призывал членов освященного собора стать крепко за правую веру.[283] Собор был созван весьма представительный. На нем присутствовали кроме Зосимы архиепископ Ростовский, епископы Нифонт Суздальский, Симеон Рязанский, Вассиан Тверской (в миру кн. В. И. Оболенский), Прохор Сарский, Филофей Пермский, троицкий игумен Афанасий, а также, возможно, и Паисий Ярославов и Нил Сорский. По сообщению Никоновской летописи и Степенной книги, в нем якобы участвовал и княжич Василий «вместо самодержавного отца своего». С. М. Каштанов убедительно показал недостоверность этого известия, появившегося, вероятно, из-за путаницы с соборами (Василий присутствовал на соборе 1504 г.). На соборных заседаниях Ивана III не было, но он «в свое место прислал бояр своих — князя Ивана Юрьевича (Патрикеева. — А. З.), Юрья Захарьича, Бориса Васильевича (Кутузова. — А. З.), диака своего Андрея Майка». Великий князь согласился на проведение собора в силу ряда причин. Разномыслие, отражавшее рост социальных противоречий в стране, было ему не по нутру. Приближалась война с Литовским княжеством, а многие еретики именно там находили себе пристанище. Это также было опасно, как и вообще литовские связи новгородцев. Недаром Геннадий в октябре 1490 г. решительно от них отмежевался: «Ниже к Литвы посылаю грамоты, ни из Литвы ко мне посылают грамот, ни пакы литовские ставленикы служат в моей архиепископьи».[284] 7 марта 1490 г. умер наследник престола Иван Иванович, при дворе которого свила глубокие корни ересь. Вопрос о том, кто будет теперь наследником — сын Ивана Ивановича Дмитрий или княжич Василий, в 1490 г. еще не был решен, но чаша весов склонялась вначале к сыну Софьи Палеолог и ее союзникам из числа ревнителей православия.

Итак, собор состоялся. Его участники прежде всего изгнали из Архангельского собора Дениса (Алексей к тому времени умер). Затем расследовалось дело девяти еретиков: Захара, Дениса, протопопа Гавриила, попов Максима и Василия, дьякона Макара, дьяков Гриди и Васюка (зятя Дениса) и Самухи. В палату к Зосиме пришел Иван III «с многыми своими боляры и дьакы» и велел в присутствии обвиняемых прочесть материалы, присланные Геннадием. Выслушал он и показания московских свидетелей. По его указу Зосима сообщил, что говорят о ереси священные правила. В соответствии с ними Зосима и собор отлучили еретиков от церкви по обвинению в хуле на Иисуса Христа, богоматерь, святые иконы. Денис составил особое покаяние. Теперь дело было за великодержавной властью. И вот тут-то Иван III проявил непоследовательность. Он не только не выдал головою московских еретиков из окружения Елены Стефановны (в том числе Федора Курицына), но и не произвел никакого «градского» наказания новгородских еретиков. Они были просто переданы Геннадию. В 1490 г. Геннадий с завистью писал Зосиме об испанской инквизиции и препроводил в Москву речи имперского посла Г. фон Турна про «шпанского короля, как он свою очистил землю» от еретиков.[285]

Геннадий решил произвести впечатление на мятежных новгородцев. Он велел за 40 «поприщ» от Новгорода посадить еретиков задом наперед на лошадей, надеть им на головы «шлемы берестены остры, яко бесовьскыа, а еловци мочалны, а венци соломены, с сеном смешаны, а мишени писаны на шлемех чернилом: «Се есть сатанино воиньство!» И повеле водити по граду, и сретающимь их повеле плевати на них, и глаголати: «Се врази божий и христианьстии хулници!»» Затем шлемы еретиков были сожжены. Некоторых из них отправил в заточение и изгнание сам Иван III. Вскоре (очевидно, от мучений) умерли Денис и Захар. В одной из новгородских летописей рассказывается, что расправа была более жестокой: Геннадий «овех велел жечи на Духовском поли, а инех торговой казни предати, а овех в заточение посла, а инии в Литву збежали, а инии в Немцы».[286] Таков был финал первого этапа борьбы воинствующих церковников с ересью.

Новгородская ересь была одним из наиболее ярких проявлений классовой борьбы в Русском государстве конца XV в. Она переплеталась с растущим недовольством политикой подавления, которую неуклонно осуществляли в Новгороде московские наместники в 80-е годы. Но значение новгородской ереси этим не исчерпывалось.

Еретики сыграли заметную роль в оживлении общественной мысли и литературы в России. Сами сочинения новгородских еретиков до нас не дошли. Трудно сказать, были ли они вообще. Но по посланиям Геннадия можно, хотя бы приблизительно, установить круг чтения и литературно-публицистических интересов новгородских вольнодумцев. Это прежде всего библейские книги Ветхого завета, подвергавшиеся всевозможным толкованиям (псалмы, например, еретики «правили по-жидовскы»),[287] житие папы Сильвестра (современника императора Константина) и слова александрийского патриарха Афанасия против ариан. Эти церковно-полемические сочинения содержали информацию о взглядах древних еретиков и, очевидно, с напряженным вниманием изучались новгородцами. Особый интерес для них могло представлять обширное послание византийского патриарха Фотия болгарскому князю Борису-Михаилу об осуждении ересей на семи вселенских соборах. Критика Козмой Пресвитером болгарских еретиков-богомилов, обвинявшихся в месальянстве, в какой-то степени перекликалась с выступлением Геннадия против новгородских вольнодумцев. Сочинение Козмы было распространено в Новгороде. Примыкали к этой литературе и сборники изречений библейских мудрецов — «Притчи Соломона» и «Иисус Сирахов», а также сборник изречений греческого драматурга IV в. Менандра. «Мудрости Менандра» принадлежат к памятникам внецерковной литературы. Среди многочисленных афоризмов Менандра содержались и такие весьма сомнительные, с точки зрения ортодоксов, изречения, как «Всегда благо и более всего человеку мудрость», «Ум наш себе комуждо в бога место», «Велико есть богатство человеку ум».[288]

Памятником философской литературы была «Логика» — компиляция трактатов еврейского мыслителя Моисея Маймонида (XII в.) и арабского ученого Аль-Газали (конец XI — начало XII в.). «Логика» была своеобразной энциклопедией философской мысли и давала представление об античном и арабском материализме. Из богословских сочинений, приписывавшихся Дионисию Ареопагиту (легендарному современнику Христа), еретики могли почерпнуть неоплатонические идеи, которые примерно в то же время использовали и итальянские гуманисты.[289]

Итак, даже отрывочные сведения о книгах, читавшихся еретиками, говорят не только о реформационных устремлениях вольнодумцев, но и о поисках ими реальных философских и естественнонаучных знаний, о гуманистической направленности их интересов. Вынужденный вести с ними ожесточенную полемику, Геннадий и его окружение способствовали распространению тех же книг, что читали еретики.[290] Все это пробуждало новые интересы, оживляло научную, философскую мысль и жажду познания.