Как всегда, на огонёк заглянул особист.

– Нурсик примешь? – привычно спросил дежурный и потянулся за бутылкой.

– Не-а. – Контрик[15] взял из рук оружейника бутылку, зачем-то понюхал горлышко, поморщился и поставил на стол.

– Сегодня шифровку получили,– кисло пояснил он, – духи стали в спиртное китайский яд добавлять. Ни вкуса, ни запаха у него нет, а человек выпьет, и часа через 3-4 жмурится. В страшных мучениях,– подумав, добавил ученик Железного Феликса. – Так что я не буду, и вам не советую. Ну, я пошёл.

Инженеры переглянулись. С одной стороны, шифровку можно было бы посчитать очередной уткой партийно-политических органов, направленной на повышение трезвости офицерских рядов и, соответственно, забыть, но, с другой, то, что горький пьяница особист отказался от халявной выпивки, настораживало.

– Что будем делать-то, мужики? – спросил нетерпеливый радист, – может, выльем её нахрен?

– Не суетись! Это всегда успеется, – одёрнул его степенный оружейник, – надо, чтобы кто-то попробовал!

– Ага, ты, например!

– Дурак ты переученный, как и все радисты! Ни ты, ни я пробовать не будем. Пить будет Душман!

– Сдурел?!

Душман сидел тут же, прислушиваясь к разговору.

В Афгане в домиках офицерского состава обычно держали собак, а вот у инженеров жил кот. Откуда он взялся, никто не помнил, также доподлинно было неизвестно, наш ли это советский кот или афганский засланец, но маленького ободранного котёнка пожалели, и через 3 месяца он превратился в громадного, неестественных размеров кошака. Характер имел угрюмый и подозрительный, жрал исключительно рыбные консервы, а хозяином считал инженера по радио, у которого спал в ногах. Любимым местом Душмана были перила ДОСа, где он целыми днями дремал в тени. Крысы и ящерицы быстро научились обходить его охотничьи владения стороной, а на людей кот внимания не обращал. Зато стоило в пределах прямой видимости появиться какой-нибудь неопытной собаке, как Душман просыпался. Пару минут он следил за нарушителем, надуваясь злобой, и затем с противным шипением бросался на врага, норовя зацепить лапой по морде. Мяуканья Душмана не слышал никто и никогда.

Прикинув кошачью массу, на донышко нурсика налили водку, влили её в пасть подопытному и тут же пододвинули банку с любимой рыбой. Душман пару раз злобно фыркнул, но водку проглотил и принялся закусывать. Через десять минут вторая пошла у него значительно легче. Побродив по комнате, кот улёгся на свой матрасик и захрапел.

– Значит, и нам можно! Наливай, что ли! – облегчённо промолвил оружейник.

Утренние сумерки огласились истошным кошачьим воплем. Офицеры вскочили с коек. «Сработало!!! Отравили! Кто следующий?!» – с ужасом думал каждый.

Толкаясь в дверях, собутыльники вывалились в коридор. На тумбочке стоял «титан», из неплотно закрытого крана капала вода. Рядом сидел отравленный и жутко завывал.

Его мучил утренний сушняк.

Был у меня приятель, кинооператор. Настоящий кинооператор, ВГИК окончил, работал на «Мосфильме». Да что-то у него там не заладилось: то ли с режиссёром концепциями стал меряться, то ли водку любил больше, чем положено творческому человеку, словом, пришлось ему уволиться. На несколько лет я его потерял из виду, а тут вдруг встретил в одном солидном военном учреждении. На радостях отправились в бар, и вот что он мне рассказал.

– Сначала, когда с «Мосфильма» я ушёл, расстраивался сильно, пил недели две. Потом как-то утром к зеркалу подхожу – батюшки-светы! – Чистый гоблин! Рожа кривая, небритая, глаз не видно, а на щеке – меня это больше всего убило – пуговица от подушки отпечаталась. Нет, думаю, хватит! Тем более, и деньги кончились. Надо работу искать. А что я умею? Только кино снимать, не грузчиком же в овощной магазин идти. Походил-походил, нет работы. На киностудии не берут, видать, в кадры звонок уже прошёл, грузчиком, оказывается, тоже только по протекции можно устроиться. Совсем меня тоска заела, от запоя спасает только то, что денег нет. И тут в пивнушке с одним мужиком познакомился, он-то мне работу и предложил.

Работал он в конторе, которая занималась испытаниями всякой авиационной техники, и вот эти самые испытания, оказывается, тоже на плёнку надо снимать. Ну, выбора у меня никакого не было, выпили ещё по кружке, я репу для вида поморщил, да и согласился.

Сначала я там себя чувствовал дурак-дураком. Ну, представь, подходит ко мне утром местный микробосс и говорит:

– Мы с вами, Владислав, будем сегодня снимать изделие Х-90МД!!! – а сам мне в лицо заглядывает, восторг, значит, хочет увидеть, – так вы уж постарайтесь, голубчик, только чтобы роллероны обязательно было видно! Непременно, чтоб роллероны! А я стою и думаю про себя: какое оно, это Х-90: большое, в ангаре стоит, или наоборот, маленькое, на столе в лаборатории и не заметишь с первого раза, какие мне объективы-то брать? Да ещё роллероны эти… Потом, конечно, привык. Даже нравиться стало. На «Мосфильме» ведь как? Там что ни режиссёр, то, непременно, гений. Один, помню, на съёмках ни минуты спокойно посидеть не мог, все по павильону бегает-бегает, а потом вдруг себя за голову схватит, да как закричит: «Боже! Как я гениален!». Да… А здесь – дело другое. План на день смотришь, а там: «Изделие 065-2МР, вид сверху» или «Изделие Стрела-5. Вид со снятой крышкой». Красота! И никакой тебе сверхзадачи, проникновения в образ и прочей дряни. Покойников и то трудней, наверное, снимать.

Но тут уволился у нас оператор, который вёл воздушные съёмки, и начальство подъехало ко мне: дескать, давай, проходи медкомиссию, ты человек молодой, здоровый, будешь летать – и денег больше, и пенсия раньше. Ладно, – говорю, – согласен, родни у меня нет, если что, считайте меня коммунистом. Посмотрели на меня, как на придурка, но, люди вежливые, ничего не сказали. Правда, в «бегунке» у меня почему-то первым психиатр оказался, а не терапевт, но, может, случайно.

И вот, первая командировка. Снимать нужно было дозаправку в воздухе. Прилетели на Украину, к «дальникам». Оказывается, есть такой город: Узин, я-то про него раньше и не знал. Гарнизон у них хороший, гостиница там, столовая, все честь по чести. И тут майор из местных мне и говорит: «Пойдёмте, мол, с экипажем вас познакомлю». Пошли. Сидят они в комнате предполётной подготовки, карты какие-то схемы кругом, на стенах плакаты «Действия экипажа в особых случаях», а из-под самой большой карты роспись преференса выглядывает.

– Познакомьтесь, товарищи, это оператор из Москвы, Владислав Сергеевич, он с вами завтра на дозаправку полетит, прошу любить и жаловать. А мне пора!

Стали знакомиться. Сказать, что это были здоровые мужики, значит не сказать ничего. Я с моим ростом 1.80 ощущал себя недомерком. У них, помнится, ещё присказка такая была: «Я тебя что, в истребитель что ли заталкиваю?». В истребитель никто из них точно бы не уместился.

Сидят они, меня разглядывают, а я перед ними стою. Ну и чтобы неловкость сгладить, я им предлагаю, мол, заходите ко мне вечером в гостиницу, мы там за знакомство по чуть-чуть, или перед полётом нельзя? Они переглянулись, а командир и спрашивает:

– А вы в первый раз летите?

– В первый.

– Не только можно, – серьёзно так отвечает командир, – но и нужно, чтобы стресс снять, потому что полет у нас завтра будет не только трудный и где-то даже и опасный. Вечером мы к вам зайдём. А пока штурман вам поможет обмундирование подобрать, расскажет, как парашютом пользоваться, ну, и вообще. Иваныч, обеспечь!

Пошли мы на склад АТИ.[16] А я про себя думаю, сколько же мне водки брать, чтобы этих бегемотов-то напоить?

Вечером экипаж в полном составе прибыл в гостиницу. Трёхлитровую банку спирта и закуску, правда, принесли с собой. Но и водка моя тоже не пропала.